Бьянка понимала, что время пошло на мгновения и нужно было срочно уносить от сюда ноги, иначе того, что случится после скорее не сможет безболезненно пережить даже она. Демоница вкладывала все свои силы в то, чтобы двигаться быстрей, но делать это ей было мучительно и невыносимо тяжело. Величайшее и искусное колдовство Фледера, которым был наполнен зал, останавливало всех и вся, включая кажется даже всемогущее время, над которым как казалось никто вообще был не властен. Демон двойник шел вперед словно сквозь толщу воды, стараясь из всех сил как можно скорее покинуть место, в один миг ставшее для него проклятым и гиблым. Со стороны могло показаться будто она ради шутки едва переставляет ноги и вытягивает руки вперед будто пытаясь подтянуть к себе спасительные врата тронного зала, к которым она так отчаянно стремилась.
Принцесса Эреба стояла на месте не в силах пошевелить ни единым мускулом тела и не состоянии даже моргнуть черными и злыми глазами. Она очень долго жила на этом свете и прекрасно знала, что именно ее ждет впереди. В ее голове билась в агонии единственная ужасная мысль о том, как ее отцу удалось так просто обвести ее вокруг пальца. Самым немыслимым в этом было то, что по сути ему даже не пришлось делать ничего необычного. Она сама разжала кованные дуги капкана, дав Кругу Совершенства тронуть Вильгельма. Она сама взвела пружину, потребовав у них убить своего отца, и под действием собственной гордыни и, обольстив саму себя своим же несказанным могуществом, положила в этот капкан голову, позволив демону принести сюда губительный дар. Она едва заметно дрожала, ожидая того, что должно было случиться, из ее черных глаз текли слезы. Она не боялась смерти уже очень давно. Ей было невыносимо, немыслимо обидно, что ее переиграли так легко. Что она сама привела себя на эшафот и своими же руками затянула на своей шее петлю.
Внезапно, голова в ее руках окончательно ожила, взгляд ее мертвых глаз приобрел некоторую осмысленность и силу и оба они уставились прямо на нее. Послышался еще шум, словно мертвая голова выдыхала легкими, которых не было, воздух, которого не могло в них быть. После мертвые губы заговорили ангельским голосом Фледера, который невозможно было спутать ни с чем другим на этой земле.
– Прости меня, Эреба! Во всем, что с тобой случилось, виновата только ты сама! – голова открыла рот и из нее вперед с воем потянулся живой серый дым, закрученный в спираль, голодный злой и абсолютно безжалостный. Он за мгновение с глухим и гудящим воем разгоравшегося пламени окутал тело принцессы, а после медленно начал расползаться по залу так, словно в прозрачную воду кто-то лил густую как сметана черную краску и она постепенно вымещала собой все остальное, пожирая, безжалостно перемалывая и превращая в совершеннейшее и абсолютное ничто. Шум от древней магии вокруг стал таким, что задрожали стены вечного храма и показалось, что начала содрогаться даже сама гора, в недрах которой это храм был возведен бесчисленно и почти бесконечное число лет назад.
Тьма с ревом продолжала закручиваться в безжалостный вихрь, стирая все живое в пыль, центр этого черной воронки пришелся ровно на стальной трон из черного драгоценного металла. Серая колдовская тьма вокруг грохотала, звенела и рвала на части все живое, чего могла коснутся. Самаэль-Хан съежился на троне и был уже полностью уверен, что вокруг него открылись врата в ад и сейчас, если он еще не умер, то обязательно умрет, а после его поглотит предвечное и не рожденное зло, вырвавшееся из открывшейся перед ним пропасти. Если бы грохот вокруг не был таким абсолютным, старый экзорцист услышал бы собственный истошный крик, он кричал от несусветного и почти животного страха, кричал, сам не осознавая этого.
Бьянка вылетела из зала быстрее, чем арбалетная стрела, как только заклятие паралича перестало на нее действовать, она разом стала быстрее любой алой молнии в небесах, окутанных бурей. Демоница остановилась в пустом освещенном коридоре храма ночи и обернулась назад словно приветствуя того, кто осмелился ее преследовать. Серый дым полностью завладел тронным залом, сотрясая стену и ревя будто бескрайнее море, разом обручившееся на храм ночи, стремясь похоронить его на своем пустом и холодном дне, скрывавшимся под безумной и ревущей мощью колдовской бури. Демоница вдруг засмеялась почти с восторгом любуясь чужим заклятием как бессмертным шедевром силы и безграничного мастерства. Серой спиралью резко, будто змея на охоте, дым ринулся в коридор, и конец закрученной спирали дергался в разные стороны, будто принюхиваясь ко всему вокруг и разыскивая любые проявления жизни и смерти. Он хлынул следом за Бьянкой, окутывая и пеленая собой стены коридора и заполняя абсолютно все, что было возможно заполнить.
– Фледер! Вот теперь это куда больше похоже на деяния рук твоих! Уже с нетерпением жду нашей следующей встречи, – демоница стремглав кинулась дальше, по прежнему с немыслимой скоростью петляя по угловатым переходам темного храма проклятых.
Сложно было понять как долго продолжался этот ужас вокруг. Возможно целый день, а может быть всего одно краткое мгновение. Но так или иначе настал миг, когда все наконец стихло, отгремев безумной и чистой силой разрушительной колдовской стихии и оставив после себя оглушительную и звенящую в ушах тишину. Старому экзорцисту потребовалось значительное время, чтобы осознать, что он все еще по прежнему жив, не находится прямиком в аду, а всего лишь остался сидеть там же, где и был до прихода двойника. Он с опаской осмотрелся по сторонам. Вокруг было темно, тот немногий свет, что проникал теперь в зал, шел из длинного коридора перед троном. Казалось, что храм ночи умер, как бы странно подобное не звучало. Ни единого звука вокруг, ни одного даже самого незначительного шороха. Серый магический дым Фледера убил всех до единого, всех, кто не успел спастись бегством их этого давно проклятого всеми места. У подножия каменной лестницы осиротело лежала корона из белого золота, словно изъеденная кислотой и протертая до основания шипящими струями песка.
Это все, что осталось от королевы ночи, которая однажды все же вздумала бросить вызов своему бессмертному отцу. Больше от великой принцессы мрака, ужасной Эребы-Халсай, теперь не осталось даже следа, одни лишь воспоминания в сердцах тех, кому не посчастливилось знать ее при жизни.
Старик долго прислушивался к абсолютной тишине вокруг. Но даже мутное масло в чашах коридора горело теперь совершенно бесшумно. Мысль о том, что если он остался тут один, прикованный к гранитному цепью блоку, уже не могла напугать старого священника. Он за последние дни пережил слишком уж много жутко противоестественного и темного, и его разума уже не хватало на очередную порцию тревог и страхов, подступавших, словно на перебой стараясь успеть прежде других. В душе была только пустота и усталость, словно от непосильного рабского труда, когда в сознании уже не остается сил даже на то, что бы жалеть самого себя. Хочется просто закрыть глаза и навсегда забыться тяжелым сном без сновидений, который никогда не приносит с собой отдыха и бодрости. На него напало звериное отупение, все потеряло всяческое значение, смысл и цель. Вера, борьба, идеалы. На все это нужны были силы, а их у него теперь совершенно не осталось. Самаэль-Хан осторожно, словно состоял теперь из тонкого стекла, откинулся на ледяную спинку трона, глядя в темный сводчатый потолок надо собой, и просто вдыхал воздух с хрипом и свистом усталого больного и почти умирающего старика. Возможно на какое-то время он даже потерял наконец сознание.
Внезапно в длинном темном коридоре перед ним послышались неспешные шаги. Кто-то шел в сторону зала твердой и уверенной походкой, щелкая каблуками сапог по полированному камню. Тень от фигуры скользила вперед и вытягивалась в причудливый клин, уперевшийся в темноту тронного зала, то и дело вздрагивая из стороны в сторону. Вскоре в высоком дверном проеме, освещенным светом горящего масла, появилась фигура человека в грубой походной одежде. Он едва заметно прихрамывал на одну ногу и потому опирался рукой о старый кизиловый посох, который куда проще было бы назвать просто сухой и исцарапанной палкой. Под капюшоном из теплой ткани виднелась железная маска. Полированная медь, проклепанная по швам, и узкие черные прорези для глаз и рта. Маска для пыток, которой часто пользовалась Инквизиция в данный момент, была тут как нельзя кстати на лице человека, взявшегося словно из ниоткуда и явно собиравшегося дальше в абсолютное никуда.
