— Неделя как раз сегодня, — ответила Дженни с возмущением и затем добавила с едва скрываемым раздражением: — Я никогда не слышала такого нелепого предложения за всю мою жизнь! И не только потому, что это касается жизненно важного для меня вопроса — работы, но еще и потому, что будучи другом семьи, вы хотите лишить их гувернантки!

Ее голос дрожал от возмущения.

— Я боялся, что вы воспримете все именно таким образом, — ответил Макс и сделал знак, чтобы им принесли еще кофе.

Но Дженни не имела ни малейшего желания пить еще кофе и даже отодвинула от себя полупустую первую чашку.

— Мне нужно идти, — сказала Дженни, готовясь подняться. — Графиня пришлет за мной машину

— У вас еще уйма времени, — заметил Макс, глядя на часы, — и насколько я знаю Селестину, машина опоздает! И неожиданно сменив тон и посмотрев на Дженни холодным серьезным взглядом, продолжил: — Хотите вы узнать хотя бы одну причину, почему вы должны вернуться в Англию?

— Не думаю, что мне следует это делать.

Дженни с удивлением смотрела на Макса. Как он мог предлагать ей такое и думать, что она последует его совету?

— Во-первых, я не могу просто так оставить мою работу здесь, и, во-вторых, у меня контракт.

— Это легко уладить, — ответил Макс тем же холодным тоном. — Но можете ли вы честно ответить, что это именно та работа, которую вы ожидали?

— Да, — ответила Дженни задумчиво, — в некоторой степени. Я люблю детей и уже подружилась с моими воспитанниками.

— Можете ли вы сказать то же самое о ваших отношениях с Селестиной? — сухо спросил Макс.

— Она моя хозяйка, и она не вмешивается в мою работу, — честно ответила Дженни.

— А граф? Какое ваше мнение о графе?

— Он очень тактичный.

— В самом деле? — воскликнул англичанин с таким видом, как будто эта информация представляла для него интерес. — Я не сомневаюсь, что он вел себя тактично, и уверен, что и в будущем будет оставаться таким.

Дженни с возмущением посмотрела на Макса.

— Вы пытаетесь внушить мне, что по прошествии какого-то времени графиня изменит свое отношение к моей работе?

Макс покачал головой.

— Я ничего не пытаюсь вам внушать. Я просто прошу вас — предлагаю вам — уезжайте домой! Я не могу вам сказать больше того, что уже сказал, но в ваших же интересах отнестись к этой поездке сюда в Марокко, как к простому путешествию, вернуться обратно в Англию и как можно скорее забыть обо всем. Поверьте мне, что я бы ни за что не давал вам такого совета, будь вы другой. Но это место гувернантки не для вас.

— Вы полагаете, что я не смогу оправдать доверие, и моя работа не заслуживает тех денег, которые мне платят? — спросила Дженни подозрительно спокойно.

— Вовсе нет. Я уверен, что вы достаточно квалифицированны и что дети де Сант-Але полюбили вас — но это не имеет никакого отношения к тому, что я пытаюсь вам внушить.

— В чем же тогда причина? — настаивала Дженни.

— Я уже сказал вам, что эта работа не для вас. Вы слишком молоды…

— Мне двадцать четыре года. Графиня при найме гувернантки обращала на возраст особое внимание и, как мне кажется, у нее нет причин быть недовольной мной.

Макс нахмурился, и Дженни почувствовала, что загнала его в угол.

— Я уверен, что если бы ваш отец был жив, он наверняка не одобрил бы вашего приезда в Марокко.

— Не одобрил бы. Но он умер, — ответила Дженни со вздохом. — Вы что, сомневаетесь в порядочности графа? — спросила она.

Дейнтри пропустил вопрос мимо ушей и порывисто спросил:

— Последуете ли вы моему совету и вернетесь к людям, которые вас знают и понимают и где вы вполне можете найти достойную вас работу?

Дженни нахмурилась.

«Конечно, — думала она, — причина заключается в том, что он просто лично не заинтересован в ее присутствии здесь. Просто она будет помехой в их «дружбе» с Селестиной. Ее симпатии были на стороне графа. Со всей очевидностью ясно, что между графом и его женой существует отчужденность, и, кроме того, Дженни уже знала, что мать Симоны и Луиса позволяет Максу Дейнтри целовать ее. Она смотрит на него такими жадными глазами собственницы, что их отношения не вызывают сомнений. Совершенно ясно, что Дейнтри просто хочет убрать гувернантку, которая оказалась свидетельницей их отношений».

— Если вы не возражаете, — произнесла Дженни спокойно, но твердо, поднимаясь из-за стола. — Я действительно должна идти. И… — она поглядела на Макса с холодным укором, — не чувствуйте себя виноватым, мистер Дейнтри. Могу вас заверить, что вам нечего бояться меня. В мои планы не входит доносить на вас отцу моих воспитанников, и, кроме того, ваши отношения с графиней де Сант-Але — ваше личное дело и совершенно меня не касаются.

Она направилась к выходу, чувствуя, что он следует за ней, буквально наступая на пятки. Полуобернувшись она взглянула на него — его лицо было белым от гнева, глаза метали молнии.

— Возможно, будет лучше, если вы забудете о нашем разговоре, — произнес Дейнтри и, обогнав Дженни, направился к машине, указывая ей путь. Придержав дверцу машины, он помог ей опуститься на сиденье рядом с ним, затем с силой захлопнул дверцу и, сев за руль, запустил мотор. Машина, резко рванув, покатила в сторону площади 7 Сентября. Шофер графини уже ожидал ее. Дженни взглянула на часы и увидела, что уже было четверть второго.

— Спасибо за кофе, — сказала она, выбираясь из машины, — и спасибо вам… — начала она с гневом, так как была раздражена тем, что опоздала на четверть часа, — за ваш совет!

— Забудьте об этом! — отрезал Макс и, не дождавшись, когда она сядет в машину графини, рванув машину, пересек площадь и скрылся из виду. И только тогда Дженни поняла, что Дейнтри даже не сказал ей «До свидания!»

Когда машина подъехала к дому де Сант-Але, чувство паники охватило Дженни — она опоздала на ленч. Она впервые получила разрешение провести несколько свободных от работы часов вне дома и сразу же нарушила дисциплину, заставив шофера ждать ее, и, что хуже всего, наверняка вся семья уже собралась в столовой и приступила к ленчу, и ее появление в середине завтрака будет выглядеть ужасным, даже если никто ей ничего не скажет.

Но ей все же необходимо подняться к себе, чтобы вымыть лицо и руки и привести себя в порядок. На это ушло еще десять минут. Она спускалась по лестнице, чувствуя, как сильно бьется ее сердце, и вошла в столовую, собираясь выразить свое глубокое сожаление по поводу опоздания.

Но граф, который, как обычно, сидел во главе стола, немедленно поднялся ей навстречу и очень вежливо произнес:

— Добрый день, мисс Армитаж! Вас так очаровала жизнь незнакомого города, что вы не заметили, как пролетело время?

— Я ужасно сожалею, что опоздала! — воскликнула Дженни.

— Было бы странно, если бы вы пришли вовремя, — заметила графиня, которая была занята тем, что помогала Симоне есть с ложечки грейпфрут.

Дженни почувствовала, как краска стыда заливает ей лицо.

— Я очень сожалею! — повторила она. — Мистер Дейнтри пригласил меня выпить с ним кофе, — я встретила его на большой площади, там, где расположены маленькие лавки, — и я не заметила, как пролетело время…

— Что вы сказали? — переспросила Селестина с таким видом, как будто смысл сказанного Дженни не дошел до нее.

— Пила кофе с мистером Дейнтри. Мы поехали в отель…

— Какой отель?

— Я не помню его название. Он такой большой и современный… кажется, «Мамония».

— Вам придется поехать туда еще раз сегодня, — сказала графиня, все еще помогая Симоне есть грейпфрут и игнорируя попытку Дженни подменить ее. — Вы повезете детей повидаться с бабушкой. Вы выпьете с ней и ее компаньонкой чаю и, я надеюсь, не заставите шофера ждать вас, когда машина прибудет за вами в пять часов. — Графиня немного помолчала, следя за дочерью, которая сама пыталась справиться с грейпфрутом, неловко орудуя маленькой серебряной ложечкой и стараясь не разбрызгивать сок, затем добавила в своей высокомерной манере: — И на будущее запомните, что когда вы в следующий раз одна уйдете из дома, избегайте пить кофе или какие-либо другие напитки с едва знакомыми вам мужчинами, потому что я вам этого не разрешаю.