А вот его спутник, наоборот, казался настороженным и слегка агрессивным. Портфель в его руках казался бы чужеродным предметом. Гораздо уместнее смотрелся бы... пистолет? А это означает, что скорее всего Уайатта сопровождает телохранитель.

Макнил еще немного понаблюдал за мужчинами, после чего оглянулся и сообщил новость Грею Эллиоту, сидевшему на кухонном стуле у разделочного стола и мрачно смотревшему в пустоту. Тут же лежал радиотелефон. Рядом сидел отец Донован, поставив локти на стол и опершись лбом о сложенные руки, в позе усталой молитвы. Кейт Донован закрылась в спальне сына, ожидая звонка похитителей, и Макнил, понятия не имевший к добру или к худу внезапный приезд Уайатта, предусмотрительно понизил голос, чтобы не услышала Кейт:

– Уайатт здесь.

– Слава Богу! – истово воскликнул отец Донован, резко вскидывая голову. – Скорее приглашайте его в дом.

Грей пристально посмотрел на священника:

– Будет лучше, если вы спуститесь вниз и убедите его подождать там вместе с поверенными. Если он пожелает принять более активное участие, можно попросить его отвечать на звонки горячей линии.

– Он не удовлетворится этим, да и не стоит его просить. Судя по тому, что рассказывала Кейт о его поведении, вряд ли этот человек способен только на правильные поступки. Однако сегодня он дважды сделал то, что присуще исключительно порядочному человеку: без всяких возражений немедленно раздобыл деньги на выкуп и приехал сюда ожидать вместе с Кейт новостей о сыне. На такое готов лишь настоящий мужчина.

– Совершенно с вами согласен, и все же... – начал было Эллиот, но, осекшись, метнул взгляд на Макнила: – Позвоните полицейским, охраняющим входные двери, прикажите, чтобы они как можно скорее провели Уайатта сквозь толпу, не привлекая ненужного внимания. Не стоит, чтобы представители прессы поднимали шум. Сейчас главное – сосредоточиться на похищении Дэнни.

Макнил кивнул, и Грей, повернувшись к священнику, объяснил причину своих тревог:

– Согласен с вами. Сегодня он действовал безупречно, но состояние Кейт далеко от идеального. Она без того на грани отчаяния, а Уайатт, увидев ее, возможно... – Он едва не сказал «посчитает, что его окончательно затрахали», но не в состоянии придумать достаточно приличного синонима, пробормотал первые пришедшие на ум слова: – Окончательно озвереет. Он не святой.

– Поверьте, говоря вам все это, – мрачно признался отец Донован, – я ни на секунду не воображал, будто в этом человеке есть что-то от святого. Однако это не меняет того факта, что он имеет законное моральное и этическое право, а также обязанность оставаться здесь, с нами. А мы, в свою очередь, должны относиться к нему с уважением, подобающим отцу Дэнни.

Двое копов, стоявших под темно-зеленой маркизой, стерегли парадный вход в ресторан. Еще один подошел к обочине, очевидно, дожидаясь Митчела, осаждаемого батальоном репортеров, которые узнали его и теперь ждали заявления. Полицейский плечом растолкал толпу и пробрался к Митчелу.

– Пойдемте со мной, мистер Уайатт и ни с кем не разговаривайте, – посоветовал он, принимаясь прокладывать дорогу.

Митчел зашагал следом, бесстрастно глядя перед собой и не обращая внимания на треск камер и ураганный обстрел вопросами, достающими его со всех сторон.

– Мистер Уайатт, почему вы здесь?

– Ваш племянник Билли каким-то образом в этом замешан? Еще один попробовал более прямой подход:

– Вы отец Дэнни?

Митчел скрипнул зубами и покрепче сжал челюсти, чтобы не выкрикнуть: «Да!!!» В детстве он часто гадал, кто его отец, и слышал, как взрослые тайком сплетничают о его происхождении. И вот теперь из-за Кейт его сын попал в такое же унизительное положение. Весь Чикаго задается одним и тем же вопросом! Он и воздерживался от разговора с репортерами только из опасения, что Дэнни может грозить еще большая опасность.

Один из копов, охранявших вход, повернул затейливую медную ручку, и тяжелая деревянная дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы пропустить Митчела, Калли и копа. И сразу же захлопнулась, отсекая уличный шум. По сравнению с тем, что творилось снаружи, здесь стояла почти кладбищенская тишина, хотя трудно было назвать ресторан опустевшим.

Слева, от главного зала тянулись два длинных ряда столов, за которыми сидели не менее двух десятков человек, отвечавших на непрерывные телефонные звонки. Очевидно, телефоны были только что установлены, и их кабели беспорядочно змеились по полу. Несколько официантов наполняли чашки и разносили кофе дежурившим у телефонов. Остальные молча наблюдали в надежде, что кто-то получит подсказку, где искать Дэнни.

Пирсон и Левинсон устроились за ближайшим столом. Между ними лежало два черных чемоданчика. Сами поверенные беззастенчиво подслушивали телефонные разговоры.

– Сюда, – велел полицейский, и адвокаты немедленно оглянулись, чтобы узнать, кто пришел. Митчел кивнул, но не остановился и продолжал идти следом за копом.

Тот вел их в глубь ресторана, к широкой двойной двери, за которой скрывалась кухня, где собрались остальные служащие. Но коп свернул направо и зашагал по длинному коридору с многочисленными дверями. В самом конце скрывалась лестница, ведущая на второй этаж. Коп показал на нее, остановился и отступил, давая Митчелу пройти.

– Квартира наверху, – пояснил он.

Митчел, перейдя на итальянский, велел Калли оставаться в машине, а сам поднялся наверх. Коридор и темная лестница – единственное, что не изменилось после смерти отца Кейт, подумал Митчел и неожиданно вспомнил очаровательные истории о ее детских проделках. Он без труда узнал мужчин, встретивших его в просторной уютной гостиной. Это были те же самые детективы, которые допрашивали его по подозрению в убийстве Уильяма. Те, кто фотографировал его и Кейт на островах. Сейчас они молча наблюдали за ним.

Вперед вышел Грей Эллиот, протянул руку и с мрачной улыбкой сказал:

– Простите, что снова встречаемся при не слишком приятных обстоятельствах.

Митчел откровенно проигнорировал и протянутую руку, и фальшивое участие.

– Ничего нового? – коротко бросил он.

Грей покачал головой. Митчел обернулся, ожидая увидеть Кейт, но вместо нее вдруг обнаружил, что дорогу преградил крепко сбитый человек с рыжеватыми волосами, зелеными глазами и воротничком-стойкой.

– Джеймс Донован, дядя Кейт, – объявил священник, протягивая руку и внимательно изучая лицо Митчела. – А вы, разумеется, Митчел Уайатт.

– Разумеется, – саркастически усмехнулся тот и, наскоро пожав протянутую руку, решительно покончил с взаимными любезностями: – Где она?

Нимало не задетый грубостью и полным отсутствием уважения со стороны Митчела, священник повернулся и показал на дверь в дальнем конце гостиной.

– В спальне Дэнни. Первая дверь направо, – спокойно пояснил он. – Кейт ждет там.

При виде Кейт Митчел ожидал ощутить все, что угодно, кроме жалости. Но сейчас его захлестнула именно жалость. Одетая в джинсы и объемный желтый свитер-водолазку, она сидела в качалке рядом с кроватью Дэнни, подвернув одну ногу под себя. Глаза закрыты, голова откинута, к груди прижат большой полинявший лопоухий кролик. Кролик выглядел так, словно его долго тащили по дороге за машиной... а может, это просто озорной мальчишка таскал игрушку за собой повсюду, куда несли его крепкие ножки?

Ее рыжие волосы свободно падали на плечи, светлые ресницы лежали веерами на неестественно бледных щеках. Не отталкивайся Кейт босой ногой от пола, Митчел подумал бы, что она спит.

Митчел сразу понял, что спальня была обставлена так, чтобы радовать ребенка и развивать его воображение. На трех стенах красовались настоящие джунгли, из-за деревьев и высокой травы выглядывали причудливые животные. В одном углу возвышалась лошадка-качалка, а вдоль стены стояли коробки с игрушками. И повсюду разбросаны грузовики: красные пожарные машины, желтые самосвалы, синие фургоны, большегрузные автомобили. У четвертой стены стояла кроватка с изголовьем в виде палисадника. На острых кольях сидели яркие попугаи и канарейки. Между ними резвились кролики. Рядом с кроватью примостилось кресло-качалка. Пытаясь освоится с реальностью пребывания в спальне, принадлежавшей двухлетнему сыну, о существовании которого он не подозревал, Митчел молча смотрел на женщину, зачавшую его ребенка в ту незабываемую ночь страсти. Сейчас она выглядела трогательно-одинокой, абсолютно беззащитной и очень молодой...