– Сердца куропаток со специями и рисом, отваренным на лавандовой воде, на листьях свежего салата и лепестках подсолнечника, – объявил главный евнух.

– Сюда, – махнул рукой адмирал Нарадий, не поворачивая головы.

Следующий евнух сделал шаг вперед и торжественно произнес:

– Молодые кабачки, приправленные засахаренной саранчой, и маринованные томаты-черри без семян с выдержанными в масле виноградными листьями.

Сонмалин, губернатор города, энергично замахал рукой, но не потрудился ничего сказать.

– Лук-порей с морскими ежами на вермишели «девичьи волосы».

– Это мне, – сказал адмирал Гриффа.

Очередной евнух всем своим видом демонстрировал крайнее отвращение к подаваемому блюду:

– Простой коричневый рис и сырой сельдерей с одной сардиной в оливковом масле, – казалось, сами слова причиняли ему боль.

– Для меня – коротко распорядился адмирал Фортерон.

Служанка наполнила его бокал лимонадом. Фортерон отхлебнул и протянул остальное Варсоврану.

– Они размягчатся, – заверил он императора.

– Я и хочу, чтобы они размягчились, так будет легче лепить из них то, что мне нужно, – ответил Варсовран.

Небольшой оркестр перешел от спокойной, «фоновой» музыки к танцевальной мелодии, и вперед вышли две близняшки-танцовщицы из Локнарии. В первый момент Варсоврану показалось, что у него двоится в глазах. Их томный, медленный танец был идеально отрепетирован, они двигались абсолютно синхронно, даже зерна жемчуга в их ожерельях и поясах перемещались идентично, отвечая ритму музыки. Техническая точность танца заставила Варсоврана напряженно следить за каждым жестом девушек, словно они загипнотизировали его. Время для зрителей словно остановилось… и вдруг они поклонились и отступили прочь. Мелодия изменилась, стало более плавной.

Вне поля зрения императора в дальнем конце зала стояли Сайрет, Уэнсомер и сопровождавший их мускулистый евнух.

– Ты уверена в своих силах настолько, что готова пройти через это испытание? – с тревогой в голосе прошептала Сайрет. – Я хочу сказать: месяц голодовки, на одном коричневом рисе, сыром сельдерее и чистой воде…

– Замолчи и помоги мне закрепить покрывало, – оборвала ее Уэнсомер.

– Не говоря уже о ежедневных упражнениях из трех тысяч приседаний, десятимильной пробежке по пляжу, сауне…

– Я похудела на 25 килограммов, и это единственное, что имеет значение.

– Для тебя весь мир делится на белое и черное, Уэнсомер, в этом вся проблема. Нет ни цветов, ни оттенков. Я с самого начала наших занятий советовала тебе постепенно, в разумном темпе снижать вес, а ты просто игнорировала мои слова. А теперь…

– Гориен, завяжи вот здесь, – обратилась Уэнсомер к евнуху. – Сайрет, я ценю твою заботу, но прошу, помоги мне сейчас взобраться к нему на плечи.

Мелодия снова изменилась, и мускулистый евнух медленно пересек тронный зал навстречу близнецам, закончившим выступление. Уэнсомер замерла у него на плечах, свернувшись в клубок и накрывшись покрывалом. Гориен был наряжен в костюм бродячего заклинателя змей. Когда он остановился в центре танцевальной площадки, Уэнсомер заскользила вдоль его тела, обвившись на мгновение вокруг талии евнуха, а потом сползла на пол. Евнух отошел назад, а она поднялась в полный рост, голова ее чуть покачивалась из стороны в сторону, язык мелькал между зубами. Потом она начала медленное вращение бедрами – по кругу, ритмично, расширяя диапазон движения. Постепенно круг рос и одновременно опускался к полу, пока она не опустилась на колени. Волосы, достигавшие талии, были выкрашены в ослепительно яркий красный цвет, они стекали вниз и тоже вращались по кругу, повторяя движение корпуса. Не делая ни одного шага, она внезапно перекатилась, причем тело волнообразно извивалось, сворачиваясь и разворачиваясь, как пружина. Она сделала несколько змеиных движений по полу, казалось, у нее не было костей – лишь плавная, упругая плоть, текучая как вода, плотная как цепь. Кульминацией танца стала вибрация, во время которой она перегнулась назад, образовав кольцо. Варсовран и Фортерон в восторге разразились аплодисментами.

Евнух медленно приблизился к Уэнсомер, которая совершала очередное вращение, и остановился прямо за ней. Он чуть расставил ноги, руки сложил на груди, и Уэнсомер одним движением скользнула между его ног, обвилась вокруг них, а затем двинулась вверху по телу, обогнула талию и, наконец, вновь оказалась на плечах, свернувшись в клубок и закрывшись покрывалом. Евнух неспешно пошел прочь, к выходу – так непринужденно, словно нес лишь небольшого бархатистого питона, свернувшегося у него на шее. Так они скрылись из виду.

– Да, вот это стоит запомнить, – сказал Варсовран, потирая подбородок.

Фортерон улыбнулся и кивнул. Губернатор Диомеды сложил руки на груди и сел прямо, словно давая понять, что предстоит увидеть нечто лучшее.

Уэнсомер появилась снова, предплечья она держала горизонтально, чуть ниже уровня глаз, соприкасаясь кончиками пальцев. Темное покрывало теперь свисало с рук, достигая пола.

– Она закуталась в покрывало, потому что основную часть танца будет постепенно обнажаться, – со знанием дела заявил Фортерон, подмигнув собеседникам.

Уэнсомер сделала несколько шагов, покачиваясь в такт музыке, но когда темп резко ускорился, она уронила руки, оставшись лишь в окаймленных бахромой и расшитых блестками чашечках, прикрывавших грудь, и крошечных трусиках и поясе, усыпанном монетами и серебряными колокольчиками. Этот пояс-кушак полупрозрачного бледно-голубого шелка низко сидел на бедрах. Месяц жесткого тренинга и голодовки позволил ей сократить массу тела едва ли не на треть, а прежний жирок заменить крепкой мускулатурой. Таким упругим прессом могли похвастаться немногие из сидевших перед ней мужчин, и при этом она производила впечатление гибкости и хрупкости, поражавшей воображение.

Фортерон и Варсовран разом охнули и откинулись назад. Уэнсомер на несколько секунд замерла, позволяя увидеть все совершенство форм, только ресницы чуть подрагивали, а затем торс ее медленно пришел в движение, словно отражая обычный ритм дыхания. Руки поползли кверху, а синее покрывало стало раскрываться как пара крыл. Ритмично играя пальцами, Уэнсомер одновременно начала медленно вращать бедрами по кругу, а верхняя часть ее тела оставалась абсолютно неподвижной. Она начала первый элемент танца, который так долго разучивала, и теперь все получалось легко и естественно, плавно и изящно, как будто ее конечности были клубами дыма. Она достигла такого чувства равновесия, что могла бросить вызов закону тяготения. Сверкающий зеленый камень в пупке, подсвеченный снизу люминесцентной пастой, извлеченной из светлячков, а также блестки такой же пасты по контуру лица создавали странный эффект волшебного мерцания кожи из-под змеившихся волос.

Варсовран не сводил с нее глаз, рот его приоткрылся, тело окаменело. Он не осознавал, что присоединился ко всем остальным, ритмично хлопавшим в ладони в такт музыке.

– Берем ее? – спросил Фортерон.

Варсовран не ответил; он просто не услышал вопроса. Глаза Уэнсомер были полуприкрыты, когда она перешла ко второму элементу танца, предполагавшему в большей мере грацию и легкость, чем сложные технические приемы. Волнообразные движения рук, покачивание головы, колебания тела вперед-назад, легкое вращение бедер, – казалось, все ее движения перетекали из одного в другое, уже невозможно было разделить их, они то нарастали, то замедлялись. Уэнсомер словно была лишена усталости. Этот танец не включал в себя заклинания и приемы эфирной магии, это была чистая пластика, и у правителей появилась возможность прийти в себя и вступить в беседу. Варсовран взглянул на губернатора.

– Готов поручиться, что торейцы никогда не владели в такой мере этим искусством, – рискнул сказать тот.

– Мы, торейцы, всегда были величайшими мореплавателями мира, – ответил Варсовран, прекрасно понимая, к чему клонит губернатор. – Мы покупаем и продаем артистов.

– Итак, вы пришли сюда, чтобы купить лучшее искусство в мире?