Просус на мгновение пришел в сознание, ноги его были парализованы, но топор все еще оставался в руке. Небо над головой озарялось рассветным сиянием. Издали доносились крики и стоны погибающих, вопли женщин, захваченных для увеселения победителей. Потом он услышал звук сандалий, ступавших по обожженному песку.

– Этот жив.

Хруст.

– Уже нет.

– Надо пройти вдоль берега, может, кто-то еще остался жив.

И снова шаги по песку, все ближе. Кто-то остановился совсем рядом:

– Эй, а топор-то какой отличный!

Просус приоткрыл глаза, тупо всматриваясь в человека, склонившегося над ним, и приподнявшись из последних сил вонзил топор – между верхней частью доспехов и поясом, сквозь ткань туники, в мягкие ткани живота, в направлении сердца. Воин рухнул, придавив руку Просуса. Но это уже не имело значения. Несколько воинов, увидев, что случилось с их товарищем, уже бежали к нему, на Просуса обрушились новые удары боевых топоров и мечей. Просус и Красфи убили трех захватчиков, что составило четверть всех потерь морских пехотинцев Варсоврана.

Два дня спустя глубоководное судно «Зеленая пена» бросило якорь на рейде, и от него в сторону берега отошла спасательная шлюпка, низко сидевшая в воде. Из окон каюты капитан и Хелди наблюдали за гребцами, усердно налегавшими на весла.

– Нам лучше одеться, – произнесла Хелди. – Просус, конечно, верен властям, но он еще и чертовски ревнив.

– А, он все равно не поднимется на борт без моего разрешения, – капитан провел ладонью по ее ноге и широко улыбнулся. – Я позаботился о том, чтобы мы шли помедленнее, и выиграл лишних два дня для нас с тобой, оно того стоило. Хелди, ты слишком хороша для такого разгребателя навоза, как он.

– Ого, такие разгребатели навоза, как он, лет через десять станут большими господами.

– А их жены будут выглядеть так, словно лет десять разгребали навоз. Взгляни на меня. Я чистый, богатый, со мной приятно в постели – и, кстати, постель моя весьма комфортна.

– У тебя есть жена в Палионе.

– Ну да. И еще одна в Рацитале. И что с того? У тебя отличная фигура, несмотря на пару детишек. У тебя такие прекрасные волосы и чудесная кожа даже после нескольких недель в море. Оставайся.

– Я люблю своих детей.

– Да они уже совсем взрослые, почти мужчины. Слушай, мне нравится бывать на берегу, общаться со своими женами, но за все богатства мира, за все золото Тореи я не откажусь от моря. Хелди, ты красива, сильна. Ты редкая женщина, которая может счастливо и благополучно жить на корабле и радовать глаз. Мне тридцать восемь, Хелди, я проведу в море еще лет двадцать – лучшие годы жизни. И я хочу провести эти годы как мужчина, а не как монах.

Хелди отвернулась, задумчиво глядя на берег.

– Такие жалкие, безжизненные руины, – пробормотала она. – Даже дымка не видно.

– У них нет дров на растопку, поэтому огонь разводят только для приготовления еды и на короткое время. Ты действительно предпочитаешь есть сырую рыбу и лук с хлебом, испеченным из самого грубого зерна?

Капитан игриво шлепнул ее по заду и откатился на другую сторону кровати, чтобы одеться. К этому моменту шлюпка уже достигла берега, но никто не вышел навстречу матросам. Хелди подумала, что это выглядит странным. Корабль, который привез свежие припасы, родственников поселенцев и… Где Просус? Просус всегда был чувствителен в отношении семьи, он просто обожал сыновей. Матросы выбрались из шлюпки и двинулись в сторону домиков.

– Там кто-то размахивает флагом! – громко воскликнула Хелди.

Полуодетый капитан шагнул к окну, одновременно приобнимая Хелди за плечо правой рукой, а левую положив ей на грудь.

– Это набор стандартных сигналов: «КАТАСТРОФА – ВСЕ – МЕРТВЫ». О боги!

Капитан одним прыжком рванулся к двери кабины, несмотря а то что на нем был лишь килт и башмаки. Он быстро отдавал приказания команде: готовиться к немедленному отплытию, все по местам. А сигнальщик посылал все новые сведения с берега. Город разрушен, все люди, включая женщин и детей, убиты. Трупы лежат повсюду без захоронения. Посадки вытоптаны. Куры исчезли, запасы древесины сожжены, все каменные постройки обрушены.

– Мы насчитали восемь сотен мертвых, все это – видарианские мужчины, женщины и дети, – доложил сержант, когда шлюпка вернулась на «Зеленую пену». – Полагаю, здесь было не меньше тысячи грабителей в обуви, подбитой коваными гвоздями, – причем башмаки у них одного образца. Следы показывают, что этот отряд соблюдал четкую дисциплину и действовал в соответствии с заранее продуманной тактикой.

– Но кто это мог быть? Почему они пришли сюда? – требовал ответа капитан.

– Это военные, они прибыли, чтобы стереть поселение с лица земли. Все, что они не могли унести с собой, разбито или уничтожено иным образом. Даже запасы дерева сожжены дотла. Они были дисциплинированными и пунктуальными в своих действиях. Пираты так себя не ведут.

– Они сожгли все дерево? Дерево на Торее ценится дороже золота. Оно нужно повсюду, и грабителям, и поселенцам…

– Морские пехотинцы Варсоврана? – высказал мучившее его предположение сержант, протягивая капитану дамарианский кинжал, обнаруженный в одном из тел.

В это время со стороны кормовой части корабля донесся шум, а мгновение спустя на палубе появилась Хелди, энергично отбивавшаяся от двух матросов, которые пытались ее задержать. В след за ней спешили ее сыновья. Женщина бросилась к капитану, мальчики прижались к матери, и она обняла их за плечи, с молчаливой надеждой вглядываясь в суровые лица капитана и сержанта.

Капитан беспомощно развел руками.

– Там никто не уцелел, – мягко сказал он.

– Но…

– Боевики Варсоврана. Если бы я не был так заинтересован в твоем обществе и не затянул путешествие на пару дней, мы могли появиться как раз… Хелди, ты спасла всем нам жизнь.

И они вновь вышли в море, решив добраться вдоль побережья до следующего поселения. На закате им встретилась рыбацкая лодка, которая ушла на промысел до налета морских пехотинцев. Перепуганные люди рассказали, что внезапно появилось множество галер с косыми парусами и голубыми эмблемами Варсоврана на флагштоках. Просто чудо, что воины не заметили маленькую лодку. Позже рыбаки рискнули выйти на берег возле поселения Драмил и обнаружили там только двух выживших: священницу ордена Метрологов, направленную на Торею Старейшиной Терикель, и молодого каменщика. Они в момент нападения отошли от поселения в сторону руин, и потому их не нашли. Они видели все, что происходило в неверном свете Мираль, а потом прятались в руинах до рассвета, пока воины обыскивали дома, крушили все, добивали раненых и ловили здоровых, чтобы превратить их в рабов.

– Вы говорите, что искали среди руин место для того, чтобы заложить часовню, Достопочтенная Джюстива? – уточнил капитан.

– Это так.

– Ночью?

– Я хотела удостовериться в том, как будет выглядеть избранное место в свете Мираль. Это очень важно для проведения некоторых церемоний.

– Но когда вы ушли из поселения, Мираль еще не взошла.

– Но Лупан и Бальвия уже светили.

– А каменщик?

– Он давал мне технические советы.

– По словам рыбаков, вы захватили с собой толстый плед и пару кувшинов кларета, привезенного из центральной Акремы.

Молодая священница нахмурилась:

– Безбрачие в ордене Метрологов теперь не считается обязательным, – буркнула она.

Как ни странно, это признание совершенно удовлетворило капитана. Собственно, этого он и добивался.

– О да. Это заявление было сделано совсем недавно. Шпионы Варсоврана еще не могли узнать об этом. Отлично, Достопочтенная сестра, я верю вашим словам. Ваши упражнения с каменщиком не только спасли вас от дамарианских морских пехотинцев, но и меня убедили в том, что не следует перерезать вам глотку.

Внезапно Джюстива испытала приступ благодарности и сочувствия по отношению к Терикель, которую тоже спасло именно пребывание в неподобающей постели в решающий момент.