– Но почему Торея? Мы прошли десять кругов ада, чтобы выбраться с Тореи.

– Торея полна расплавленного золота и серебра. Мы можем собрать его среди руин, так что вложения окупятся сторицей. После этого мы сможем отправиться в Диомеду и жить там долго и счастливо.

Терикель быстро оценила его предложение. За пятьдесят один циркар она могла доехать до Диомеды и купить там небольшую лавку. Пять тысяч циркаров позволили бы ей вести совсем иной образ жизни.

– Думаю, именно поэтому губернатор и запретил судам выходить в море, – предположила она. – Банзало хочет прибрать богатство Тореи к своим рукам.

– Да.

– И что помешает мне выдать тебя Банзало, как сделала достопочтенная Старейшина с твоим другом?

Терикель впервые увидела, как Ларон улыбается. Его верхняя губа медленно изогнулась, обнажая пару острых клыков, втрое превышающих по размеру обычные человеческие зубы.

Терикель тихо охнула, стремительно вставая со швартовной тумбы и отступив на шаг. Ларон плотно сжал губы, причем ему для этого явно пришлось приложить некоторые усилия. Он помолчал, вероятно пытаясь сохранить спокойствие.

– Не подходи ближе, прошу, – дрожащим голосом произнесла Терикель, невольно прикрывая ладонью горло.

– Сегодня я уже ел, так что тебе нечего бояться. Но если ты предашь меня, вскоре у тебя появится новое имя: Завтрак, Обед или Ужин, в зависимости от времени нашей следующей встречи. С другой стороны, я могу быть очень сильным союзником… Итак?

– Я с тобой, с тобой.

Собрав все свое мужество, Терикель сделала пару шагов к нему. Ларон снял с лица пряди новой фальшивой бороды и облизал их кончики, прежде чем заново приклеить к подбородку. Открывшаяся кожа была юношеской, со следами едва начавшей пробиваться естественной бородки и несколькими прыщами. В следующее мгновение этот участок кожи исчез под наклеенными прядями.

– Сколько лет тебе на самом деле? – спросила Терикель.

– Я очень, очень старый.

– Ты больше не взрослеешь?

– Это довольно трудно сделать мертвецу.

– Но… И ты остаешься таким больше десяти лет?

– Намного больше. Спасибо, что ты согласилась мне помочь, однако Мираль скоро зайдет, так что мне пора уединиться.

– Тогда загляни ко мне в гостиницу, когда сможешь: у меня найдется для тебя несколько золотых циркаров.

– Так и сделаю, а когда я возьму твое золото, может, расскажу тебе о том, что еще надеюсь найти на Торее.

В ту ночь произошел большой взрыв поблизости от святилища, озаривший местность яркими сполохами пламени. Позднее Серионезе объявила, что это был удар молнии, во время которого погибли две дьякониссы, предававшиеся медитации на площади перед святилищем. Правда, она не объяснила, откуда на ясном небе взялась молния.

И Серионезе, и Банзало понимали, что жители Гелиона должны видеть своих правителей, это повышает их заинтересованность в качественной и спорой работе. А потому церемония посвящения была признана важным зрелищем, а не просто актом поставления новых священниц. Превращением святилища в храм занимались все мастера, которых удалось найти на острове. Была выстроена деревянная перегородка, отделявшая часть помещения и позволявшая устроить там внутреннее, сакральное пространство. Снаружи, на площади перед новым храмом, собравшиеся смогут наслаждаться великолепной панорамой океана. Теперь воздух был наполнен перестуком молотков, звоном пил и ритмичным рокотом и скрежетом множества других инструментов: там сооружали огромный очаг из черного камня в виде стиснутых рук. Именно здесь каждая дьяконисса проведет свои дни испытания. Островитяне уже спешили к будущему храму, чтобы принести дары: бесценные куски дерева-плавника, хворост для священного очага.

– Правила следует трансформировать с учетом наших обстоятельств, – пояснила Серионезе в разговоре с Веландер, когда они инспектировали работы над очагом из черного камня. – Каждая новая дьяконисса будет начинать свое испытание на день позже предшественницы, так что отчасти они станут проводить бдение вместе, и вместе с тем сохранят цепочку очередности. Это позволит сэкономить бесценный материал для очага. На острове трудно найти большие запасы дров и хвороста.

На западе закат окрасил небо грозным огненно-красным светом, затемненным стоявшей вдали пылью и пеплом сгоревшего континента. Покинувшие родину выходцы с Тореи находили закат слишком кровавым по тону, чтобы восхищаться его красотой. Каждый новый рассвет и закат напоминал Веландер о чудовищной катастрофе, обрушившейся на ее континент, а теперь словно отзывавшийся багрянцем на небе. И все же жизнь продолжалась, вставали иные задачи.

– Что нам делать с архивными ящиками? – обратилась Веландер к Старейшине.

– Что бы в них ни находилось, оно представляет огромную ценность. Я никогда не слышала о столь мощных магических заклятиях для книг и документов. Может, в них есть указания на тайны, которые хранили высшие сестры ордена?

– Возможно.

– Отлично. В таком случае берись за проверку следующего ящика.

Через двенадцать дней после того, как флот Варсоврана снял блокаду с Гелиона, корабли подошли к порту Диомеды, пустынному в эти предрассветные часы. Мастера-корабелы с Тореи считались лучшими в мире, а моряки и морские пехотинцы приобрели опыт в многолетних сражениях, включавших в себя и внезапные броски-вторжения в порты чужих государств.

Первыми шли штурмовые галеры, а за ними следовали тяжелые суда, оснащенные таранами, заполненные готовыми к бою воинами, способными прикрыть наступательную часть флота. К полудню все суда с флагами Диомеды были потоплены, сожжены или захвачены торейцами, а десять тысяч морских пехотинцев Варсоврана сошли на берег, подавляя сопротивление городской стражи и народного ополчения. К вечеру город пал, но высоко-дисциплинированные морские пехотинцы не допустили разграбления, они ограничились установлением комендантского часа и размещением на всех ключевых точках Диомеды своих постов.

Утреннее солнце осветило гавань, в которой теперь стоял огромный боевой флот, но глубоководные торговые корабли и каботажные суда прибывали и выходили в море в обычном режиме. Жители Диомеды с удивлением обнаружили, что в их жизни мало что изменилось, город почти не пострадал накануне, а масса прекрасно вооруженных и подчеркнуто вежливых торейских морских пехотинцев гораздо лучше справляется с поддержанием порядка на улицах и торговых площадях, чем прежние власти. Рынки открылись в привычное время, а мастерские получили новые заказы по обеспечению экипажей торейских судов и текущему осмотру и ремонту кораблей.

Единственными, кто почувствовал перемены, были обитатели королевского островного дворца, называемого Закатный свет. Он был блокирован штурмовыми галерами, бросившими якорь на расстоянии, которое было недоступно снарядам из катапульт, установленных на высоких стенах резиденции. В далеком прошлом один из монархов решил построить этот дворец на острове, чтобы обезопасить себя от случайностей: даже если бы сгорел весь город или захватчики вырезали бы все население Диомеды, вплоть до последнего ребенка, правитель и его охрана оставались бы невредимыми в своем укрепленном замке. Теперь город и в самом деле был занят вражеской армией, а от моря порт прикрывал самый крупный в мире боевой флот. Но единственными огнями, полыхавшими в Диомеде, были те, что горели в печах булочников и гончаров, а также в кузницах.

Молодой адмирал от имени Варсоврана издал несколько новых законов, означавших снижение налогов и сборов с торговцев и ремесленников, а самого Варсоврана объявили императором Диомеды по праву захвата. Вскоре было объявлено, что богатый купец намеревался совершить акт измены, а потому морские пехотинцы вытащили его из дома и публично казнили. Его жен и детей отправили на невольничий рынок, а адмирал Фортерон занял освободившийся дом. Он назвал его новым дворцом, а все остальные купцы Диомеды поспешили заверить новых властителей в своей поддержке, наперебой предлагая товары для меблировки и декорирования дворца – разумеется, в качестве даров.