- Девушка, деньги!
Голос был тот же, что до этого.
- Не понимаю.. – выдавила она из себя через силу.
- Девушка, я подберу. Вот Ваши деньги. – в ладонь ей ткнулся бумажный цилиндрик – тот, кто подбирал, скрутил банкноты. Теперь она могла рассмотреть этого человека – начитанность Пелевиным и Упанишадами в глазах, одет не по погоде в одну тонкую майку, зато вокруг шеи обмотан шерстяной шарф в оранжево-зелёную полоску. Узенькие очёчки, короткий нос, рот аденоидно полуоткрыт, на зубах брекеты, в ушах белые наушники.
- У вас айфон? – спросила она, прячя деньги в карман куртки, почти уверенная в утвердительном ответе.
- Айфон, мак, айпод, я принципиально не пользуюсь Виндоуз. А вам куда, девушка? – нижняя челюсть креативно отвисла слегка на бок.
- К тёте. – Вздохнула ХIинд.
На той стороне улицы ярким пятном приковывал взгляд рыжий парик.
- Вот, она переходит дорогу.
- Я отсюда вижу, что твоя тётя интеллигентная женщина. – Доверительно сообщили очёчки, пододвигаясь ближе. – Если тебя положат в больницу, я навещу. Ок? Вот мой номер, - он протянул ей визитку; ХIинд отодвинулась.
- Извините. Я замужем.
- ХIунайда! – взволновано раздалось рядом. – Деточка! Да что с тобой? Да как ты могла? Да меня же Заур убъёт! Да меня же Герман во сне задушит подушкой! Матка боска, что за вид? Ты же вся грязная! Что у тебя на щеке? Немедленно зелёнкой. Пошли. Не хромай, детка. Держись на мою руку. Кругом же люди смотрят! А Вы тут что стоите? Вместо того, чтобы вызвать скорую? Стыдно, молодой человек, стыдно! Сразу видно, не коренной петербуржец. Коренные петербуржцы так себя не ведут. Позор! – Лия Сулимовна сделала картинный жест. – Идём, идём, деточка. Идём.
ХIинд, хромая на обе ноги, поплелась за тётей, чувствуя на спине разочарованный взгляд очёчков. В коленках ныли кости.
По приходу домой, она слегла в постель. Был вызван врач, диагностировавший сотрясение мозга, трещины в предплюсне и плюсне обеих ног и что-то ещё с мениском, по мелочи. Узнав, что он предписал иммобилизацию на целых 6 недель, ХIинд не знала – огорчаться ей или радоваться: она задержится в Северной Пальмире дольше, чем планировалось, тоска по дому одолеет её вконец, но зато не придётся махать лопатой на даче.
11-ое июня, 2009-го года.
Сон не шёл – не то, чтобы слишком поздно, два часа ночи – не четыре утра, но закон подлости – спать хочется именно тогда, когда уснуть невозможно, никак не получается.
Тётя тоже не спала, стояла у окна, курила, непереставая возмущаться:
- Неприлично, позорно, сколько можно! Который день? На сколь долго?
Герман отнёсся к происходящему философски, укатив спать в самое тёмное помещение квартиры – в ванную.
ХIинд ворочалась – с загипсованной ногой это было не так просто, наконец, поняв, что уснуть не удастся – главным образом из-за маячившей перед глазами худой фигуры и рыжего парика, поднялась на подушках и выглянула на улицу.
- Часто у вас так? В прошлые годы, вроде, не замечала.
Тётя неопределённо пожала плечами.
- Видите ли, резалку им освещать надо. Хлебом не корми – дай устроить развлечение иногородним. Верно, чтобы на гостинице экономили – ночь прошляются по городу, утром уедут. Неприлично.
- Памятник красивый, название резалка для него тоже неприлично..
- Невозможно спать. У меня болит голова. Ещё гопота шумит.
ХIинд не слышала шума, видимо, заметив это, Лия Сулимовна распахнуло окно настежь.
- Вон.. Идут.
Тётя вышла; но почти сразу же вернулась.
- На! – и протянула охотничий бинокль. – Смотри.
ХIинд упёрлась подбородком в подоконник, и поднесла бинокль к глазам. Услышать гопоту не получилось, но разглядеть – да. По противоположной стороне улицы шла компания – видимо, от ресторана на углу, к машинам, всего человек пять-шесть. ХIинд не стала пересчитывать, потому что в поле зрения ей попался номерной знак одной из припаркованных на той стороне улицы машин. Номер был московский – и хотя цифры ничего ей не говорили, всё же – где-то она видела его. У неё была плохая память на числа, следовательно, она не раз и не два разглядывала его, и вот – врезалось в память. Только когда и где?
Она не успела задуматься на этим: мигнули фары сразу нескольких машин: компания разъезжалась. В машину со знакомыми номера садился лишь один человек – он постоянно держал голову слегка опустив вниз, но так за те несколько секунд, что она его видела, раза три повернулся вокруг своей оси, подпрыгнул и посмотрел куда-то вверх – она рассмотрела его лицо без труда, и, конечно же узнала.
Узнала и московские номера: она их видела на фотографии, сохранённой в памяти телефона; она видела мельком их вчера – на отъезжающей машине, сбившей её.
Совпадение или нет – она не думала; закрыла окно, отдала тёте бинокль. О чём-то говорила с ней – час ли, два. Кажется, о нравственности, кризисе и российско-грузинской войне 2008-го года. Ничего не запомнилось. Закружилась голова, тётя спохватилась, что врач предписал первые дни не отрывать голову от подушки – принесла лекарства, таблетки, капсулы. Поставила вентилятор; минералку, закрыв окно, занавесила шторы и наконец, оставив её в покое, ушла к Герману, в ванную, напоследок позавидовав способности ХIинд спать при свете.
ХIинд, запустив руку под подушку, выудила мобильник, и отправив смс по знакомому номеру, мгновенно заснула.
Июль, 2009-го года.
Над головой, под потолком раскачивалась огромная, сверкающая люстра, привезённая отцом из краеведческого музея заштатного райцентра. Директор музея подарил – списал в утиль. Раньше украшала “Быт помещика” , теперь – кабинет в Солнечногорске.
- Ты почему на ней не женился? Мне звонила её мать и всё про тебя доложила..
- Папа!
- Молчать! Ты мало того, что не женился, ты сбежал от них, как последний трус да ещё не ночевал месяц дома. Нахамил сестре. Трус! Ты не мужчина.
- Папа, мне Боря сказал..
- Боря? Борис! Прекрасно! Мой сын общается с евреями. Мой сын кормится еврейскими сплетнями. Почему бы тебе не поехать в Израиль? Я не думал, что доживу до такого позора! Сбежать, испугавшись девушки..
- Да..
- Испугавшись, что не сможешь завоевать её внимания.. Стыдно! Мужчина должен уметь добиваться женщины. И чем прекрасней девушка, тем больше усилий надо приложить. Тебе выпал шанс – такой выпадает не каждому!
- Папа, но она..
- Что она? – Артур Мамадович опустился в кресло, положил ногу на ногу и по-бабьи подвизгивая, продолжал – тебе, остолопу, пьянице, наркоману, предлагают религиозную, соблюдающую..
- Она бывшая проститутка.
- Что?! Повтори.
Шахин перевёл глаза с люстры на отца и начал:
- Отец! Ты только не подумай, что я не уважаю твой выбор. Воистину, я почитаю своих родителей. Но сам рассуди, как мог я всерьёз рассматривать кандидатуру девушки, которая мало того, что не нравится мне своей внешностью – она не нравится мне и своим образом жизни до принятия…
Шахин хотел докончить фразу «до принятия ею ислама» , но Артур Мамадович этого сделать ему не дал.
- Как ты сказал?
- Шлюха она и все дела. Неуверен, что бывшая.
То, что последовало за этим Шахин в последствии не мог вспомнить в сколько-либо маломальских подробностях. Произошедшее напоминало извержение вулкана, землятрясение, взрыв атомной бомбы – что угодно, только не рядовой разговор отца с сыном. Кончилось всё тем, что Шахин обнаружил себя стоящим на улице. Последнее, что донеслось до него, был крик отца из-за бетонных ворот, окружавших дом:
- И не смей возвращаться.
Подобное происходило уже не раз – но впервые в таких масштабах. Решив, что пожалуй отец считает его ребёнком и плохо знает Азизу и вообще – его легко обдурить, он совершенно не интересуется жизнью молодёжи – Шахин решил переждать злость. Доказывать что-то ему не хотелось – вот ещё, тратить время на выяснение отношений.
Всё равно отец его любит, простит, сам небось сейчас переживает, пьёт коньяк и думает, что переборщил. Пусть теперь посмотрит, пожалеет свои поступки.