Кстати, в спецназ меня бы вообще не взяли. Хилая больно. А тут — в самый раз.

Костик, когда меня первый раз увидел, ржал.

«Идеальная девчонка, — сказал, скалясь из-за своих многочисленных приборов. — Конструкция позволяет».

Я тогда на него чуть ли не обиделась. А чего он хотел: зимой все нормальные люди надевают пуховики и ботинки поустойчивей. Не на шпильках же по гололеду скакать.

Потом поняла, что он просто так смеялся, нрав такой. И вообще речь не о внешности. Девочка из меня действительно вышла хорошая.

А «конструкция» — это про мозг. У меня допуск «единица». Лучший показатель, насколько я помню. Вероятность срыва — один процент.

Так и пошло.

А эти заразы… Вот бы на них заказ поступил.

Где-то далеко рождается низкий, томительный звук, от которого чешется в ушах и сводит скулы. Он похож на скрип а на вой одновременно — так может стонать существо, в котором нет ни грамма белка, зато очень много металлических деталей. Ловлю мяч, бодро скачущий по асфальту, и замираю.

Человек вскидывается. Спутанные волосы, на лице — ужас. Секунду мы смотрим друг другу в глаза, и вой стихает. Я мысленно киваю. Все, только один взгляд. Стук, стук. Я снова играю в мяч, а человек завороженно смотрит. На асфальте ветер пошевеливает желтые листья.

Стук, стук. Появляется, нарастает металлический шум. Будто открывается где-то дверь в подвал, и оттуда… Судя по вою, это Сэди. «Хорошая, люблю», — проскальзывает мысль под моей здешней невозмутимостью. Только Сэди умеет выть так, чтобы у человека внутри не только кровь стыла, но и селезенка изморозью покрывалась.

Краем глаза поглядываю на Рваную Рубаху. Он, естественно, так и стоит на месте. «Беги, что ли», — думаю я, как всегда, но, как всегда, он стоит, будто его в землю вкопали. Со стороны домов что-то хрустит и в нашу сторону движется… Стук, стук.

Рефлекторно стараюсь попасть в унисон с шагами. Смотреть необязательно. Я знаю, что сейчас испуганный человек замечает огромную тень, делает движение в сторону и начинает неловко бежать, поминутно оглядываясь и спотыкаясь. Силуэт в тенях ускоряется. Поворачиваюсь спиной к удвоенному стуку шагов — погоня будет недолгой. Уже через минуту все заглушает душераздирающий вопль и хруст. Я ловлю мяч и вздыхаю. Фонари начинают сливаться с темнотой…

Примерно так все и происходит.

Двое в комнате помолчали, шурша бумагами.

— Что-то долго Гастон копается. Не пойти ли поглядеть?

— Оставь. Долго — значит, так надо. Он же профи.

— Как скажешь, шеф, — недовольно сказал второй.

Положим, еще полчаса он потерпит. Я крадучись подошла к окну. За стеклом метались желтые липы, в щели задувало. Так, значит, моя темница была в полуподвале. А это — такой высокий первый этаж. Считай, второй. И широкий карниз. Не заперто, но… Рискнуть, что ли? Или проверить другие выходы, для очистки совести?

Через пару минут я убедилась, что, кроме обиталища тех двоих да двери в подвал, остальные заперты. И мой псевдозолотой ключик к ним не подходит. Осторожничают бандиты. Ну и ладно. Небось та четверка, которая меня вязала, сидит где-то там. Пусть дальше сидит.

Я вернулась к окну. Попытка у меня одна, как у сапера: услышат — сменю в подвале Гастона. А ведь там даже крыс нет…

Створка поддалась. Я задержала дыхание и плавно повела ее на себя. А-а-ап — можно выдыхать. Да, допуск «единица» — это еще и повышенное везение. Немного, но мне хватает. Вот как сейчас. Чуть правее окна — пожарная лестница.

«Старт, Алька!» — сама себе сказала я. У Костика это всегда выходит звонко и значительно. Получается, конечно, как в кино. Мы все по фильмам учились: раньше такой службы, как наша, в объективной реальности не было. Просто нашелся один какой-то гений. Как всегда это бывает. Придумал контур. Потом другой гений приспособил контур под нужды телекома. А третий ничего особенно придумывать не стал, зато нанял нейропсихолога. Ясен пень, гениального. Который разработал классную методику (да, я тоже ничего не поняла). Не то чтобы от меня чего скрывали, с моим допуском даже, наверное, схему контура показать могут, но мне это как-то не очень надо. Мне достаточно знать, что в результате появились мы — Служба.

Так что, если какие претензии, то не обессудьте: Служба такая.

Шучу.

Мы все так шутим. И Костик, и Брэд, и другие. Даже Тинка так говорила. Сейчас ей не до шуток. И не до заказов: говорят, она теперь в клинике неврозов по часам витамины пьет.

У нее был допуск «десятка». Маловато, вообще-то, сорвется с вероятностью десять процентов. Зато талант. В условиях нашего тогдашнего кадрового недокомплекта Тинку, конечно, взяли. И полгода она проработала.

А я витамины предпочитаю заранее. И зарядку, и выспаться. Вот сейчас выберусь отсюда и пойду спать.

Нет, сначала у начальства стребую молока за вредность. Говорят, отлично усыпляет. Еще, конечно, секс, но молоко, хм, чаще. Мужики предпочитают девочек, а не монстров. Впрочем…

Выбравшись на карниз, я как можно тише притворила створку, запоздало подумав, что полностью закрыть не удастся. Как бы у тех двоих в кабинетике сквозняки не пошли гулять. Встревожатся. Простудиться могут, опять же.

Но тут уж ничего не поделаешь.

Лестница оказалась не так близко, как я сначала решила, рукой не дотянешься. Я для пробы качнулась на карнизе — держит. Ладно, пробуем.

…Недолет. То есть за лестницу я ухватилась, да так и поехала вниз, пачкая руки ржавчиной. Благо не высоко. Мелькнула мысль, что прыгать, вообще-то, можно было и прямо на землю, чего я тут выпендриваюсь, скалолазку изображаю. И разжала пальцы.

Хорошо, что не стала сигать из окна. У лестницы-то намело кучу листьев, на них и приземлилась. А вот под самым окном, если приглядеться, из-под тонкого слоя листвы проглядывали обломки кирпичей.

Шоссе должно быть близко — мы, помнится, съехали на проселочные колдобины, потом опять выбрались на ровное и скоро остановились. Не выходя на подъездную дорогу, я поскакала через парк. Интересно, а чего Костик не звонит? Обычно, даже если у меня ангина приключается, он названивать начинает, беспокоится. А тут?! Жалко, бойцы диспетчеру сами звонить не могут. Уж я бы ему высказала…

Так спешила к шоссе, что даже замерзнуть толком не успела. Ну, почти.

За пять сбереженных сотен грузный и неторопливый таксист согласился отвезти в город девицу в мокрых носках. Только сказал невозмутимо, когда в машину залезала:

— А вроде не полночь.

Я, вся в своих мыслях, недоуменно подняла бровь.

— Ну, полночь: карета — в тыкву, наряд — в лохмотья, потеря башмака… Правда, у вас и одного-то нет.

— А-а, — протянула я, слегка стуча зубами и благодарно принимая старую куртку, — я из другой сказки. К овощным складам, пожалуйста.

Расплатившись, прошла между унылыми, заброшенными ангарами. Меня никто не видел, кроме черного кота, восседающего на крыльце. Кота я погладила, он зевнул, и я с ним за компанию. Отзевалась и вошла наконец в неприметную дверь с вечной меловой надписью «Ремонт».

Костик бушевал… Он очень здорово это делает. Надувается как воздушный шар, пыхтит, молнии из глаз. Зевес. В миниатюре. Такой милый. Жалко, на Службе неуставные отношения запрещены. Устав строг.

— Как они на тебя вышли?! Ты хотя бы это выяснила?

— Ну Ко-о-остик… — простонала я. — Ты сначала женщину обогрей, накорми, спать уложи, а пото-о-ом…

— Иди ты на фиг, Алька!

— Как скажешь, — проворчала я и сделала вид, что собираюсь подняться из нашего большого уютного кресла.

— Сиди, горе мое!

Костик притащил чаю, добыл плед и, дождавшись, пока я, обжигаясь, сделала пару глотков, потребовал незамедлительно рассказать все. Медленно, подробно, с самого начала.

Прочтя свой довольно бессвязный монолог по второму разу, я перевела дух и уткнулась в чашку с остывающим чаем. Спать хотелось нечеловечески. Монстрообразно. Мысли путались. Костик помолчал и кивнул: