Снегопад поутих, ветер ослаб, и видимость несколько улучшилась. Двигались мы вдоль антенны, затем повернули по пеленгу ост-тень-норд, время от времени устанавливая вешки. Через десять минут мы уже стояли у самолета.

– Вот и превосходно, – заметил я. – Вы первая, мисс Росс. Поднимайтесь.

– Подниматься? – Девушка повернулась ко мне, и, хотя при свете фары, лежавшей на снегу, разглядеть выражение ее лица было трудно, в голосе ее определенно прозвучало удивление. – Но как?

– А как в прошлый раз, – оборвал я ее, с трудом сдерживая гнев. Еще секунда, и я бы не выдержал. – Подпрыгните.

– Как в прошлый раз?.. – Не кончив фразу, она ничего не понимающими глазами уставилась на меня. – Что вы хотите этим сказать? – едва слышно прошептала она.

– Прыгайте, – произнес я, не поддаваясь чувству жалости.

С усилием отвернувшись, девушка подпрыгнула. Но зацепиться за раму ветрового стекла не сумела, не достав до нее дюймов шести. Она повторила попытку, но опять безуспешно. Тогда я подсадил ее. Зацепившись за раму, стюардесса повисла, подтянулась на несколько дюймов, но тотчас с воплем рухнула вниз. С трудом поднявшись на ноги, она с растерянным видом смотрела на меня. Великолепный спектакль.

– Не могу, – глухо проговорила она. – Вы же видите, мне не забраться. Чего вы от меня хотите? В чем дело? – Я промолчал, и девушка заговорила запальчиво: – Я… я здесь не останусь. Вернусь на станцию.

– Чуточку погодя. – Я грубо схватил ее за руку. – Стойте так, чтобы я мог видеть вас.

Подпрыгнув, я влез в кабину пилотов. Наклонился вниз, подал руку и довольно бесцеремонно втащил девушку в самолет. Ни слова не говоря, мы вошли в кухню-буфет.

– Укромное местечко, – заметил я. – Тут и наркота водится. – Девушка сняла с себя маску, но я поднял руку, не дав ей возможности перебить меня. – То есть наркотики, мисс Росс. Но вы, конечно, не понимаете, о чем это я?

Уставясь на меня немигающими глазами, она ничего не ответила.

– В момент аварии вы сидели здесь, – продолжал я. – Возможно, вот на этом самом табурете. Правильно?

Она молча кивнула.

– И разумеется, при столкновении вы ударились о переднюю переборку. Скажите, мисс Росс, где металлический выступ, нанесший вам колотую рану в спину?

Она взглянула на шкафчики, потом на меня.

– Вы… За этим вы и привели меня сюда?

– Где он? – повторил я.

– Не знаю. – Покачав головой, она шагнула назад. – Какое это имеет значение? Про какие наркотики вы говорите? Скажите, прошу вас.

Молча взяв ее за руку, я привел стюардессу в радиорубку. Направил луч фонаря на верхний угол корпуса рации и произнес:

– Кровь, мисс Росс. И волокна синей материи. Кровь из вашей раны… Материя – та, из которой сшита ваша форма. Именно здесь вы сидели или стояли в момент аварии; жаль, что вы потеряли равновесие. Правда, пистолет из рук не выпустили. – (Широко раскрыв глаза, она смотрела на меня. Лицо ее походило на маску из белого папье-маше.) – Что же вы не реагируете на подсказку, мисс Росс? Надо было спросить: «Какой еще пистолет?» Я бы вам ответил: «Тот самый, который вы наставили на помощника командира самолета». Жаль, что вы не убили его с первого раза, верно? Правда, ошибку свою вы исправили. Задушить раненого оказалось куда проще.

– Задушить? – с усилием выдавила она.

– Молодцом, к слову сказано, – похвалил я ее. – Вы же задушили его прошлой ночью.

– Вы с ума сошли, – едва слышно произнесла стюардесса. Губы ее были неестественно яркими на посеревшем лице. В огромных глазах застыли ужас и отчаяние. – Вы с ума сошли, – повторила она, запинаясь.

– Я рехнулся, – согласился я. Снова схватив стюардессу за руку, я потащил ее в кабину управления и уперся лучом фонаря в спину командира авиалайнера. – И об этом вам ничего не известно?

Подавшись вперед, я отогнул полу тужурки, чтобы показать пулевое отверстие в спине убитого. В этот момент я обо что-то запнулся и едва не упал под тяжестью тела стюардессы. Издав стон, она рухнула на меня. Машинальным жестом я подхватил ее и опустил на пол, браня себя в душе за то, что поддался на уловку. Резким движением я ткнул два пальца под ложечку притворщице.

Никакой реакции не последовало. Девушка действительно была в обмороке.

Те несколько минут, которые я провел в ожидании, когда стюардесса очнется, были одними из самых мучительных в моей жизни. Я клял себя за глупость, непростительную слепоту, а больше всего за жестокость. Грубость и жестокость, которые я проявил в отношении этой бедняжки, лежавшей на полу без чувств. Особенно в течение нескольких последних минут. Возможно, у меня вначале были причины для подозрений, но последние мои действия были совершенно неоправданны. Если бы я не был так ослеплен гневом и настолько уверен в своей правоте, что не допускал и мысли о том, что могу ошибиться, если бы всячески не старался найти доказательства ее вины, то очень скоро понял бы, что она не могла быть тем человеком, который час назад выпрыгнул из кабины летчиков, когда я кинулся за ним следом. По одной лишь той причине, что она не смогла бы без посторонней помощи проникнуть в самолет. Не только из-за раны, но и из-за хрупкого сложения. Доктор мог бы и сообразить. Она вовсе не притворялась, когда сорвалась и упала в снег. Но понял все это я лишь теперь.

Я продолжал осыпать себя бранными словами, когда стюардесса шевельнулась и вздохнула. Она медленно открыла глаза. Увидев меня, девушка отпрянула в сторону.

– Все в порядке, мисс Росс, – принялся я уговаривать ее. – Не бойтесь. Я не сумасшедший, уверяю вас. Просто самый большой болван из всех, кого вам доводилось видеть. Я виноват, страшно виноват перед вами за все, что я вам наговорил, что причинил вам. Сможете ли вы когда-нибудь простить меня?

Вряд ли она услышала хотя бы одно слово из сказанных мною. Может быть, ее успокоил тон, каким они были сказаны. Не знаю. Вздрогнув всем телом, она с усилием повернула голову в сторону кабины пилотов.

– Убийство! – едва слышно прошептала она. Внезапно шепот перешел в крик. – Он убит! Кто… кто его убил?

– Успокойтесь, мисс Росс. – Господи, какие глупости я говорю! – Не знаю. Единственное, что мне известно, – это то, что вы ни при чем.

– Нет, – мотнула она головой. – Не верю, не могу поверить. Капитан Джонсон. Зачем кому-то понадобилось убивать его? Ведь у него не было врагов, доктор Мейсон!

– Возможно, у полковника Гаррисона тоже не было врагов, – кивнул я в сторону хвостовой части самолета. – Но его тоже убили.

Широко раскрытыми глазами стюардесса в ужасе посмотрела назад. Она беззвучно шевелила губами.

– Его убили, – повторил я. – Как и командира. Как и помощника командира самолета. Как и бортинженера.

– Кто же? – прошептала она. – Кто?

– Неизвестно. Знаю только одно – не вы.

– Нет, – выговорила девушка, содрогнувшись всем телом, и я крепко обнял ее. – Мне страшно, доктор Мейсон. Я боюсь.

– Вам незачем…

Я тут же оборвал эту глупую, бессмысленную фразу. Раз среди нас появился беспощадный, никому не известный убийца, есть все основания бояться. Я и сам испугался, но признаваться в этом не стал: вряд ли это поднимет настроение бедной девушки. Поэтому начал говорить. Я поделился с нею всем, что нам стало известно, своими подозрениями, сообщил о том, что со мной произошло. Когда я закончил свой рассказ, она, глядя на меня непонимающими, напряженными глазами, тихо спросила:

– Но почему я очутилась в радиорубке? Ведь меня туда отнесли, правда?

– Наверно, – согласился я. – Почему? Очевидно, кто-то пригрозил вам пистолетом и намеревался убить вас обоих в том случае, если второй офицер – вы его назвали Джимми Уотерманом – не станет подыгрывать преступникам. Почему же еще?

– Почему же еще? – эхом отозвалась она. В ее широко раскрытых глазах стоял страх. – А кто же другой?

– Как это «кто другой»?

– Неужели не понятно? Если один из преступников целился в Джимми Уотермана, то кто-то еще стоял рядом с командиром самолета. Сами понимаете. Ведь не мог один и тот же человек находиться одновременно в двух местах. Но капитан Джонсон, очевидно, выполнял приказания злоумышленника, как и Джимми.