— И что хотят от меня подпольный райком и партизанский штаб?

— Очень многое! Первое задание: достать шестнадцать немецких паспортов по этому списку!

Венецкий взял список, приблизил его к огню лампочки и стал читать:

— Иванов Григорий, столяр, 1920 год;

Семенов Александр, механик, 1916 год;

Андреев Федор, шофер, 1922 год;

Антонов Иван, возчик, 1919 год;

Петров Алексей, плотник, 1915 год…

— Однако, фантазии у вас маловато: почему все фамилии именные?

Шмелев немного смутился.

— Правильно! Это я недосмотрел!.. Давай, переделаем фамилии!.. Документы ты передашь мне. Когда кто-нибудь из этих людей придет к тебе — ты его устроишь на работу, поближе к немцам, а также обеспечишь квартирой, продовольствием и всем необходимым!.. Кроме того, достань для партизан килограмм пятьдесят соли…

— Соли?!.. — вдруг взорвался Венецкий. — Пятьдесят килограмм соли?… Да ее во всем районе столько нет!.. Много вы знаете в своем подпольном райкоме, а то, что люди минеральным удобрением щи солят — это вам неизвестно?… Соль — это теперь золотая валюта, дороже всякого золота!.. Вот суперфосфата могу дать в неограниченном количестве!.. Им приладились солить, и вам невредно попробовать!.. А насчет липовых документов — вы поздно спохватились… То время давно прошло, когда немцы по моим шпаргалкам паспорта выдавали!.. Они теперь ученые!..

— И все же, — он заговорил спокойнее. — Если бы эти документы нужны были людям, чтобы жить, я бы в доску разбился, а документы достал бы!.. Но вы жить, как люди, не собираетесь, а в лесу документы не требуются!..

— Они нужны для подпольного райкома!

— Для подпольных райкомов и партизанских штабов я ничего делать не стану! — резко сказал бургомистр.

Шмелев встал.

— Значит, я в тебе ошибся! — сказал он хмуро и горько. — Выходит, правы были те товарищи, которые говорили, что ты — изменник родины!

— Товарищи могут говорить все, что им угодно! Никаких ваших заданий я выполнять не собираюсь! — отчеканил Венецкий.

— Николай Сергеич! Не верю я, что ты продался фашистам! Хоть убей меня — не верю!.. Я тебя знаю слишком хорошо!.. Я помню, как ты работал!.. Ты никогда всоей личной выгоды не искал, всегда выше всего ставил интересы дела…

— А я и теперь выше всего ставлю интересы дела, потому и не хочу с вами связываться!

Сильная рука Венецкого тяжело легла на плечо гостя и заставила его снова опуститься на стул.

— Садись, Александр Федорович! Я тебя выслушал, теперь ты слушай меня!

Венецкий прошел несколько раз взад и вперед по полутемной комнате и остановился перед Шмелевым, который внимательно смотрел на него и ждал.

— Когда меня выбрали бургомистром, — заговорил Венецкий. — Не все бургомистры могут сказать, что их «выбрали», но я имею право сказать это слово! Так вот, когда меня выбрали — тут в то время были развалины после трех переходов из рук в руки; была полная анархия после полугода без всякой гражданской власти… И были тогда здесь на весь район два немца, причем такие, что их даже нельзя было назвать военными: сельскохозяйственные, крайсландвиртовские… И хотя у вас принято считать, что все немцы — мерзавцы, только потому, что они — немцы, но эти немцы были неплохие люди, с ними можно было договориться… Они искренне хотели не разрушать, а строить… И вот я начал работать с этими немцами, мы начали приводить в порядок разгромленный район, восстанавливать нормальную человеческую жизнь… Привлекли к работе многих, кто мог и хотел работать… Нелегко это было, но за какие-нибудь два месяца, только своими силами, без всякой помощи извне мы сделали очень много… Я знаю, твердо знаю, что если бы тут не впутались вы со своей партизанщиной, на сегодняшний день мы восстановили бы почти все довоенные производства, обеспечили бы все население работой и заработком, снабдили бы все разоренные деревни семенами и продовольствием, ликвидировали бы голод, отстроили бы заново не все, конечно, но очень многое из того, что было сожжено и разрушено! Все это было начато, и дело спорилось!.. Вы помешали!.. Из-за вас приехали сюда карательные отряды!.. Из-за вас здесь, за сотни километров от фронта, сожгли и разорили Ковалевский, Марковский, Федотовский сельсоветы!.. А это были лучшие деревни, уцелевшие от фронта, — они полрайона могли накормить хлебом! На той недели мы похоронили четыреста двадцать шесть человек, растрелянных и повешенных этой зимой, — эти люди погибли из-за вас!.. Их всех обвиняли в партизанстве и помощи партизанам… А кто из них действительно у вас работал, кто просто под руку попался — никому неизвестно!.. Вы подстрелите из-за угла какого-нибудь зазевавшегося немца — и в кусты!.. А вместо вас вешают людей, которые и близко-то не были!.. Об этом вы думаете, когда совершаете свои подвиги? Чем виноваты те, которых вешают вместо вас?

— А хотя бы тем, что остались у врага! — хмуро ответил Шмелев. — Лес рубят — щепки летят…

— Вот как?! Значит, кто остался у врага, тот не человек, а щепка, и им можно пользоваться, как заслонкой? Подставить вместо себя на виселецу?… А я считаю своим долгом заботиться именно об этих людях, которых вы же сами оставили у врага, а теперь щепками считаете!..

— Если они остались у немца, — возразил Шмелев. — И хотят себе при немцах мирную жизнь устраивать — то таких нечего жалеть, если их и повесят!.. Это даже не щепки, а балласт, лишний груз, который только мешает!.. А если они настоящие советские люди — они должны не подлаживаться к оккупантам, а помогать нам с ними бороться!..

— А во имя чего, скажи, пожалуйста, бороться?

Этого вопроса Шмелев не ожидал.

— Как «во имя чего»? Ты еще можешь спрашивать!.. Во имя родины!..

— Родина здесь, мы на ней находимся!..

— Во имя советской власти!

— Так бы сразу и сказал! Родина — это одно, а советская власть — другое!.. Когда здесь была советская власть, я работал, и ты прекрасно знаешь, что я честно работал, честнее многих коммунистов!.. Но теперь советской власти здесь нет!..

— Есть советская власть! — горячо воскликнул Шмелев. — И я пришел к тебе от имени советской власти, от имени партии!

— Я беспартийный!

— Но ты русский!.. Ты советский человек!.. Если ты верен родине, ты должен помогать нашей работе!

— Не ваша ли работа со Щелкановским мостом? — осведомился Николай с чуть заметной усмешкой.

— А ты думаешь, мост сам собой взлетел на воздух? Конечно, это сделали те, кто борется с фашистами за нашу советскую власть!

— Нет здесь советской власти! — хмуро, но твердо проговорил бургомистр. — Не советской власти, и я не стану рисковать ни своей, ни чужими головами для того, чтобы она вернулась! Свет клином не сошелся на советской власти, можно жить и без нее!.. Вы говорите, что немцы жестоки, немцы несправедливы, немцы вешают невинных людей — и это все правда!.. Но чего же от них требовать — они же завоеватели!. И очень трудно ожидать, что они будут говорить спасибо за Щелкановские мосты!.. Но скажи, Александр Федорович, почему при советской власти, при своей власти, при власти, которая провозглашает себя справедливой, к тому же не в военное, а в мирное время, погибло столько невиныых людей? Мало сказать — невинных, людей, которые всю жизнь, всю душу свою положили за советскую власть!.. И хорошую от нее награду получили!.. Конечно, их открыто, посереди города не вешали — это было бы слишком просто!.. Их объявляли «врагами народа», «вредителями»! А потом — «приговор приведен в исполнение» и весь Советский Союз обязан выражать свое одобрение, аплодировать и лить на головы осужденных грязь, всю клевету, какую сумеют выдумать!.. Не стоит советская власть того, чтобы за нее бороться! Чтоб жизнью людей жертвовать ради ее возвращения!.. Немцы вешают и расстреливают, но хоть не требуют аплодисментов палачам!..

— Стой, Венецкий! У нас говорили, будто твой отец всю жизнь работал и боролся за советскую власть, сидел в царской тюрьме, был на каторге, воевал в гражданскую войну — а через два десятка лет получил «врага народа» и бессрочную высылку, где вскоре и умер от туберкулеза, которого у него никогда в помине не было!..