Но вот прибыли опоздавшие саперные группы. Они поспешно устремились через песчаную полосу, чтобы приступить к подрыву заграждений. Однако к этому времени военно-морские группы подрывников почти полностью расчистили проходы шириной 50 м от моря и до самого берега.
Вода быстро прибывала. Сквозь грохот канонады слышалась команда: «Берегись взрыва!» Было проделано 8 проходов, но еще оставалось время для подрыва заграждений. Питерсон и его помощник лейтенант Р. Смит передали «по цепочке» приказ — уничтожить как можно больше препятствий, начиная с тех, которые первыми будут залиты водой. Группы подрывников проделали новые проходы шириной по фронту около 50 м. Когда взрывались последние заграждения, подрывники уже были по пояс в воде. К 8 часам участок, приливной полосы протяженностью свыше 600 м в районе Ла-Гран-Дюн был полностью открыт для движения десантных судов во время прилива. Опасная работа продолжалась всего полтора часа и увенчалась блестящим успехом.
Группы подрывников укрылись в стрелковых ячейках, отрытых вдоль линии дюн, а во второй половине дня с началом отлива расчистили еще около 800 м приливной полосы. Таким образом, сравнительно большой участок был открыт для переброски подкреплений и предметов снабжения на расширяющийся плацдарм «Юта». Командир оперативного соединения контр-адмирал Дон П. Мун отметил в своем донесении сразу же после высадки десанта:
«Заграждения в районе «Юта» не были для нас серьезным препятствием. Подробных данных о деятельности подрывных групп пока не имеется…»
Неофициальный дневник старшины-артиллериста Моудсетта, служившего в подразделении старшего лейтенанта Бона, в известной мере восполняет этот недостаток подробных сведений:
«В два часа ночи мы пересели в десантную баржу. Я еще никогда не плавал в таких тяжелых условиях. Мы сидели, тесно прижавшись друг к другу. Рядом лежали взрывчатка, резиновая лодка и другое имущество. Сперва укачало Пита. Было довольно холодно; мы промокли до нитки. Бака до того измучила морская болезнь, что он не мог встать. Меня тоже тошнило.
За четыре с половиной часа мы добрались до побережья. Как только наступил рассвет, стало твориться что-то неописуемое. Наши бомбардировщики сбрасывали бомбы на опорные пункты немцев, а немцы отвечали огнем зенитных орудий. Мы видели, как большой американский бомбардировщик, охваченный пламенем, отделился от строя, а через несколько секунд разлетелся на мелкие куски.
Кругом рвались снаряды. Было потоплено несколько судов, в том числе судно, на котором находилось командование первого эшелона. Примерно в 6 часов 30 минут мы подошли к широкой и ровной береговой полосе. Выгрузившись с десантной баржи, мы по пояс в воде прошли около 200 м и достигли первых заграждений… Наша группа начала выдвигаться к заграждениям под сильным артиллерийским и пулеметным огнем. Вокруг нас свистели пули, и от них на воде там и сям взметались фонтанчики, а снаряды пролетали так близко над головой, что мы чувствовали движение воздуха. Видимо, я испытывал страх, но у меня было столько дел, что я быстро забывал о нем.
Когда мы подготовили к взрыву первые заграждения, оказалось, что у нас нет дымовой шашки, чтобы предупредить наступающие войска. Я сказал лейтенанту Бону, что схожу к соседней группе и возьму у них шашку.
Не успел я пробежать 30 м, как позади меня разорвался 88-мм снаряд. Я подумал, что снаряд, очевидно, попал в кого-либо из наших, но не решился оглянуться назад. Взяв дымовую шашку в соседнем подразделении, я пошел обратно.
Вернувшись, я увидел на месте своего подразделения сплошное месиво из окровавленного мяса и костей, в которое превратились двое солдат нашей группы. Остальные лежали ничком. Лейтенант Бон взглянул на меня. Лицо его было забрызгано кровью убитых. Осколки снаряда угодили ему в правое плечо и руку, но Бон не потерял сознания. Я взял у него флягу и попытался обмыть рану. Подошел еще один наш подрывник. Он принес флягу с виски, и мы все выпили по глотку, чтобы согреться и немного прийти в себя…
Я приблизился к Яновичу. Глаза его были полузакрыты. Его ранило в грудь, и он умирал. Через 5 минут раненый скончался, так и не придя в сознание… Наш связист получил несколько легких осколочных ранений.
Примерно в 50 м от нас 3 бойца закладывали взрывчатку под стальные заграждения. Все трое остались целыми и невредимыми. Бог был милостив и ко мне. Мне казалось, что, перебегая по открытой местности под артиллерийским и пулеметным огнем, я подвергаюсь большему риску, чем мои товарищи, которые лежали ничком под прикрытием большой деревянной надолбы, однако я остался цел и невредим.
Кругом валялись трупы. Мне было не по себе, когда я должен был проходить мимо умолявших о помощи тяжелораненых. Всюду раздавались их стоны и плач.
Мы поработали очень много и в результате очистили от препятствий всю приливную полосу песчаного берега, потеряв при этом половину людей нашей группы».
Таковы «подробные данные», дополняющие официальное сухое сообщение о том, что во время уничтожения заграждений было убито 4 моряка и 11 ранено. Как говорится, ни один бой не имеет второстепенного значения для человека, павшего в этом бою.
Бой в районе «Юта» по своим масштабам и значению можно назвать крупным сражением, увенчавшимся блестящим успехом.
Вся работа подрывников на следующий день после начала десантной операции заключалась в обезвреживании нескольких неразорвавшихся реактивных и обычных снарядов. Некоторые бойцы пытались убить время, охотясь за сувенирами. Главный старшина А. Прюитт вместе с еще одним моряком осматривал бетонированный блокгауз, построенный немцами над песчаной полосой. Казалось, блокгауз был оставлен противником. Когда главный старшина попытался заглянуть внутрь, на смотровой щели тихо опустилась стальная шторка.
Прюитт побежал назад и, встретив армейского лейтенанта, сообщил ему, что опорный пункт занят немцами.
— На моем участке нет фрицев, — с усмешкой возразил лейтенант. Прюитт заключил с ним пари на 5 долларов.
Встретив Уирвона и Моудсетта, Прюитт рассказал им обо всем, что видел, и предложил подойти вместе к блокгаузу. Те согласились.
Трое старшин, вооруженных лишь пистолетами, подошли к блокгаузу, который был наглухо закрыт. Неподалеку на склоне холма виднелось еще одно бетонированное укрытие с гостеприимно открытой дверью. Подрывники предположили, что оба сооружения соединены подземным ходом. Укрытие на холме оказалось помещением для генераторов прожекторной станции. Принимая все меры предосторожности, чтобы не подорваться на минах-сюрпризах, моряки обшарили помещение и обнаружили мешок со взрывчаткой.
Пробравшись по траншее к закрытому блокгаузу, моряки заложили под дверь 6 шашек взрывчатки и прикрепили к ней шнур. Все трое залегли в ожидании взрыва. Ждать пришлось недолго.
Раздался сильный взрыв. Через несколько минут, когда рассеялось облако дыма и пыли, наружу выбежал немец. Подняв руки вверх, он кричал: «Камрад! Камрад!»
Американцы знаками приказали ему вызвать наружу остальных немцев, но он делал вид, что не понимает, пока Моудсетт не ткнул его в живот пистолетом. Тогда он крикнул что-то по-немецки в сторону блокгауза. Еще 4–5 солдат вылезли оттуда с поднятыми руками. Очевидно, вспомнив цирковой трюк, который заключается в том, что из пустого такси выходит бесконечная вереница людей, Моудсетт ткнул немца в живот еще сильнее. Пленный снова закричал, и снова появился немец. Казалось, не будет конца оглушенным взрывом немцам, по одному вылезавшим из блокгауза. Всего их было 15 человек, в том числе один офицер.
Весьма удивленные старшины передали свой богатый «улов» под охрану военной полиции, а затем направились к лейтенанту, который беспрекословно отдал проигранные доллары. После этого они решили осмотреть захваченный ими блокгауз. Оказалось, что здесь размещался наблюдательный пункт артиллерийского подразделения, которое продолжало периодически обстреливать район высадки.