Только в тех редких случаях, когда немецко-фашистское командование принимало строжайшие меры для сохранения тайны, включая введение полного радиомолчания, ему удавалось организовывать временное сопротивление англо-американским войскам или переходить в контрнаступление. Так, в Африке, пишет Уинтерботэм, «Ультра», к несчастью, не дала 20 февраля никакого предупреждения о контратаке войск Роммеля у Кессерина. В результате войска Брэдли получили «ужасный удар по носу». Это же повторилось в Арденнах, где контрудар немецких войск «явился полной неожиданностью для американцев и привел к ожесточенным боям и большим потерям».

Книга Уинтерботэма «Операция „Ультра“» несомненно привлечет внимание широкого круга советских читателей.

В начале 1939 года я создал в авиационном отделе Интеллидженс сервис первую научно-разведывательную группу. Ко мне поступали запросы от Роберта Уотсон-Уотта, изобретателя английской радиолокационной системы, о прогрессе немцев в этой области и о других научных разработках, которые могли бы использоваться люфтваффе. Благодаря содействию сэра Генри Тайзерда, научного советника министерства авиации, и Роберта Уотсон-Уотта ко мне прикомандировали молодого ученого Р. В. Джоунза, которого я поместил в комнате рядом со своим кабинетом на Бродвее, около вокзала Виктория, где он начал обучаться искусству определения разницы между хорошей и плохой информацией и оценке тех разведывательных данных, которые нам удавалось получать. Джоунза выбрал я удачно: его первые доклады о разработке противником радиолокатора, а потом о бомбардировке с наведением по лучу, об экспериментах с реактивными двигателями и о секретном оружии Гитлера — Фау-1 и Фау-2 явились классическими примерами важнейшей роли, которую была призвана сыграть наука в нашей разведке военного времени.

Несмотря на наши секретные успехи в высотной аэрофотосъемке, я вскоре понял, что в скоротечной войне, о какой рассказывал мне генерал Райхенау еще в 1934 году, от быстроты и точности информации о намерениях противника вполне может зависеть, потерпит страна скорое поражение или добьется победы.

Двумя этажами ниже моего кабинета размещались криптографы государственной школы кодов и шифров. Время от времени я помогал им разобраться в авиационных терминах и названиях типов самолетов, встречавшихся в расшифрованных радиограммах. Эту группу засекреченных, преданных своему делу, высокоинтеллектуальных людей возглавлял коммандер Элестер Деннистон, один из первых криптографов комнаты 40 адмиралтейства во время первой мировой войны. Это был тихий, сдержанный человек лет пятидесяти, которому несколько не хватало роста, но отнюдь не интеллекта. Он организовал это учреждение, и из бесед с ним я начал постигать огромные возможности, которые сулит разгадка шифров противника. Он рассказывал мне о неудачах и успехах межвоенных лет, о надеждах и будущих возможностях и об одном важном обстоятельстве, которое впоследствии сослужило мне хорошую службу: единственным действительно надежным шифром в то время был шифр одноразового пользования.

Деннистон объяснил мне, что существует ряд методов шифрования радиограмм, основанных в большинстве своем на использовании книжек с цифрами, имеющихся только у отправителя и получателя; правда, испытывались также машины. До сих пор каждое ведомство пользовалось своей особой кодовой книжкой, в которой против применяемых в данном ведомстве слов и фраз стояли группы цифр. Так, слову «командующий» могла соответствовать группа цифр 5473, фразе «дивизия отправится» — 0842, словосочетанию «в понедельник» — 4593. Большинство кодовых книжек не считается совершенно секретными, так как их или теряют, или крадут, или с течением времени значение групп цифр становится широко известным.

Поэтому, чтобы засекретить радиограмму, необходимо добавлять группы цифр, известные только отправителю и получателю. Таким образом, окончательные группы в радиограмме не сможет расшифровать третья сторона.

Самый безопасный способ — иметь у отправителя и получателя отрывной блокнот, на каждом листке которого напечатаны совершенно произвольно колонки четырехзначных цифр.

Отправитель указывает в первой группе радиограммы страницу, столбец и строку, с которой начинается сообщение. Так, 1348 означает: страница 13, столбец 4, строка 8. Если следующие три группы цифр в блокноте будут 4431, 7628 и 5016 и если известно, что они прибавлены к упомянутым выше, то сообщение будет читаться: 1348, 9904, 8470, 9609, что означает: «Командующему. Дивизия отправится в понедельник».

После использования страницу вырывают из блокнота и уничтожают. Такая система, известная как одноразовая блокнотная, в то время считалась единственной абсолютно надежной шифровальной системой. Если, например, шифровальные группы содержатся в форме неуничтожаемой книги, противник со временем установит, где встречаются в книге эти группы, и сможет читать радиограммы. К несчастью, это случилось с нашими военно-морскими шифрами во время войны.

Однако одноразовый блокнотный метод требует слишком много времени и очень громоздок, чтобы применять его в сколько-нибудь широком масштабе. Все печатные машины Германии едва ли справились бы с требующимся количеством отрывных блокнотов. Поэтому считалось вероятным, что Германия обратится к машинной системе, быстродействующей и легкой в обращении, которая изменяла бы буквы в словах радиограммы путем прогрессивного увеличения таким образом, что только получатель, знающий ключ к системе, может установить свою машину, чтобы расшифровать буквы и придать им первоначальное значение.

Не стану распространяться по вопросу о кодах и шифрах — этот вопрос прекрасно освещен в книге Дэвида Кана «Дешифровщики», но из моих бесед с Деннистоном стало ясно, что нам надо узнать все, что возможно, о немецкой организации радиопередач. Представлялось очевидным, что огромная германская военная машина, ориентированная на стремительный блицкриг, должна иметь надежную и быстродействующую организацию радиосвязи, так как прокладка наземных линий едва ли будет возможна, а одноразовые шифры будут слишком громоздкими и совершенно неприменимыми при таком объеме радиопередач. Поэтому нашим агентам в Европе уже были разосланы запросы, с тем чтобы они постарались узнать, что немцы собираются сделать в этом отношении, какого рода шифровальную систему они используют.

В 1938 году один молодой польский механик, работавший на заводе в Восточной Германии, правильно определил, что завод изготовляет какие-то секретные машины для радиопередачи. Как поляк, он недолюбливал немцев и, будучи смышленым наблюдателем, тщательно брал на заметку различные детали, которые изготовляли он и его товарищи. Должно быть, после одной из проверок благонадежности, проводившихся гестапо на всех особо секретных предприятиях, обнаружилась его национальность. Его уволили и выслали в Польшу. Острая наблюдательность пошла поляку на пользу, и он связался с нашим человеком в Варшаве. Гестапо вело активную деятельность в Польше, поэтому ему предложили притаиться. Тем временем информация о машине поступила в Лондон. Это было, понятно, очень деликатное дело, и наш начальник адмирал Синклер решил, что, чем меньше людей, даже в нашем ведомстве, будут знать об этом, тем лучше. Поэтому он поручил разработку этой идеи своему заместителю полковнику Стюарту Мензису, и было решено держать в курсе дела только начальников отделов.

Тем временем молодого поляка убедили покинуть Варшаву и его тайно переправили по фальшивому паспорту с помощью польской разведывательной службы в Париж, где он при содействии Второго бюро получил мастерскую. С помощью плотника, который присматривал за ним, поляк приступил к изготовлению деревянного макета машины, над которой он работал в Германии.

За предшествующие годы был изобретен целый ряд шифровальных машин, и наши сотрудники имели описания и чертежи большинства из них. Им не понадобилось много времени, чтобы установить, что макет — это некая усовершенствованная шифровальная машина, называемая «Энигма». Так ее назвали немецкие изготовители. Поляку сказали, что необязательно делать деревянную модель в натуральную величину, хотя, чем крупнее, тем лучше, потому что тогда будет легче вставить те детали, которые ему удалось запомнить. В результате получилось нечто вроде верхней половины пианино, но этого было достаточно, чтобы подсказать нам, что, если мы хотим разгадать способ ее действия, необходимо завладеть самой машиной. Поэтому, пока поляк находился под тщательным наблюдением в Париже, мы приступили к разработке плана вместе с нашими польскими друзьями, которые не меньше нашего хотели захватить у немцев целую машину. Мы знали, где находится завод, а также все относительно методов обеспечения его секретности, знали, что на заводе под немецкими фамилиями работают еще несколько поляков. Однако польская разведывательная служба считала, что план будет иметь больше шансов на успех, если мы дадим ей денег, а она выполнит работу. Поляки знали местность и людей гораздо лучше нас, поэтому мы охотно согласились.