Утром 18 августа «Ультра» предвещала повторение массированных налетов по плану операции «Адлер». Даудинг был заранее предупрежден. В воздух поднялись английские самолеты, и люфтваффе за один день понесли самые тяжелые до сих пор потери.

Теперь Герингу, должно быть, стало наконец ясно, что стратегия, применяемая до сих пор люфтваффе, не приносит желаемых результатов. Английское истребительное авиационное командование оказалось слишком хитроумным, поэтому он отдал приказание, которое мы перехватили с помощью «Ультра», о «переносе ударов в глубь страны, чтобы втянуть в бой английскую авиацию». Это было важное сообщение, прежде всего потому, что оно подтверждало настоятельную потребность Геринга втянуть в бой как можно большее количество английских истребителей, чтобы люфтваффе могли их уничтожить.

30 и 31 августа Геринг, должно быть, начал терять терпение. Он снова взял в свои руки управление воздушными флотами, и, к счастью, мы заблаговременно узнали о предстоящих гигантских рейдах. Положение наших военно-воздушных сил было отчаянным. Мы знали, что, если люфтваффе сумеют еще одну-две недели выдержать темп, взятый ими в течение последних двух недель, мы вполне можем оказаться перед лицом катастрофы. Но люфтваффе тоже зализывали раны. По данным «Ультра», немецкий самолетный парк уже не пополнялся. Организация ремонта и снабжения не была рассчитана на такую войну. По мнению Геринга, битва за Англию должна была закончиться за две недели и с небольшими потерями для люфтваффе. Теперь у немцев осталось в строю едва 50 процентов самолетов. Это были важные сведения. Они свидетельствовали о том, что, несмотря на отчаянное положение наших военно-воздушных сил, люфтваффе были сломлены; их моральный дух тоже пострадал.

Тогда в последней попытке сломить нашу авиацию Геринг совершил свою величайшую за всю войну ошибку. Если бы он продолжал наносить удары по аэродромам южной Англии еще две недели, то он вполне мог бы уничтожить наши оставшиеся истребители. Но в 11 часов утра 7 сентября Геринг отдал приказ Кессельрингу, перехваченный и расшифрованный нами, произвести налет 300 бомбардировщиков на лондонские доки, обеспечив при этом массированное истребительное прикрытие. Налет был назначен на конец дня и, по мнению Геринга, должен был привести к уничтожению последних английских истребителей.

Благодаря «Ультра» радиограмма Геринга попала в руки премьер-министра и Даудинга через несколько минут после отправки. Высказывалось множество догадок, почему немецкая авиация перенесла свои действия с разбитых аэродромов истребительной авиации на столицу. Означало ли это стремление нанести решающий удар? Считал ли Геринг, что с английской авиацией почти покончено? Или этот налет был просто отместкой за налет английской авиации на Берлин, который опроверг хвастливые заявления Геринга, что это никогда не может случиться? Готовится ли он теперь одним выстрелом убить двух зайцев: окончательно уничтожить наши военно-воздушные силы и взять реванш за свою уязвленную гордыню? Со стратегической точки зрения такая перемена в действиях немецкой авиации была в корне ошибочной.

Премьер-министр решил лично наблюдать за налетом. Он спросил по телефону, нет ли более точных сведений о времени налета, но я мог только предполагать, что он состоится между 4 и 5 часами вечера. Был один из ясных сентябрьских дней. Я знал, что Черчилль наблюдает за развитием событий с крыши министерства авиации в Уайтхолле, то есть недалеко от здания Интеллидженс сервис, с крыши которого вел наблюдение я. Предвечернее солнце освещало волны вражеских бомбардировщиков, летевших высоко над Темзой в направлении доков — объекта, указанного в приказе Геринга. Это был фейерверк среди бела дня. Все речные пожарные суда были скрытно собраны, все пожарные машины в округе тайно подняты по тревоге. Несмотря на то, что наши истребители сновали высоко в небе, одно лишь численное превосходство давало противнику возможность сбрасывать бомбы в наиболее уязвимые места города. Над доками поднимались облака черного и белого дыма, мощный гул рвущихся бомб эхом раздавался по всему городу. Лондон впервые переживал массированную бомбардировку. Это было убийство, и им, без сомнения, руководил Геринг. (Для нас всегда было лучше, когда он присутствовал на месте действия, потому что он полностью доверял шифру «Энигмы» и широко им пользовался. Мне даже часто казалось, что он не любит пользоваться телефоном.) Едкий дым от взрывов бомб и пожаров медленно стлался по Лондону, когда бомбардировщики уходили домой. Мы стали подсчитывать потери.

Хотя перенацеливание немецких бомбардировок на доки спасло от уничтожения оставшиеся наши истребители, секторным аэродромам был нанесен тяжелый удар.

Любопытной чертой характера англичан является то, что, когда положение становится действительно серьезным, суета и волнение затихают и уступают место ледяному спокойствию. Теперь начинался этот процесс. Начальница девушек из женской вспомогательной службы госпожа Оуэн, которая поддерживала безупречный порядок и группе шифровальщиц в телетайпной комнате, теперь входила ко мне среди ночи со срочными радиограммами с более официальным и важным видом. Это была очень способная женщина, единственной слабостью которой были сиамские коты. Впоследствии ее спокойствие и работоспособность побудили меня включить ее в число лиц, сопровождавших Черчилля в полете через Атлантический океан для встречи с Рузвельтом. В конце концов, она представляла для него «Ультра».

Несмотря на то, что Геринг не достиг полного господства в воздухе, опасались, что он может считать, что добился достаточного успеха, чтобы открыть Гитлеру зеленый свет для вторжения в Англию. Немецкий флот вторжения, по-видимому, находился в максимальной готовности. По ежедневному подсчету, который вели фотографы подразделения разведывательных самолетов (теперь оно официально именовалось фоторазведывательным подразделением), разрозненные группы барж у берегов Бельгии и Франции превращались в маленькие армады. Общий для всех англичан сигнал тревоги обозначался кодовым словом «Кромвель», а молчавшие до сих пор колокола всех Церквей Англии должны были оповестить народ о начале вторжения.

7 сентября была объявлена готовность № 1 к вторжению; это означало, что вторжения немцев можно ожидать в течение двенадцати часов. Войска и отряды местной обороны были приведены в состояние немедленной готовности. Велась энергичная охота на парашютистов из «пятой колонны». Монахини предусмотрительно не выходили из монастырей. Войскам и отрядам местной обороны раздали прилипающие противотанковые ручные гранаты, которые, пристав к броне танка, при взрыве выводили его из строя. Ночью наши бомбардировщики нанесли очередной удар по скоплениям барж, но в ту же ночь и немецкие бомбардировщики нанесли новый удар по Лондону. Это был первый массированный налет, направленный исключительно против гражданского населения. В 11 часов утра 9 сентября мы перехватили распоряжение Геринга о проведении ранним вечером налета двухсот с лишним бомбардировщиков на Лондон, но на этот раз наши истребители встретили их далеко к югу, и лишь немногим самолетам противника удалось прорваться в город. Однако ночью они появились опять. Баржи еще оставались в своих портах; сколько из них получили наконец двигатели, мы не знали. 10 сентября пошел благословенный дождь, и небо затянули облака. Такая погода сохранялась четыре дня.

У тех из нас, кто изучал каждую радиограмму германских вооруженных сил, после того как Геринг перенес удары с наших аэродромов на Лондон, создалось впечатление, что время операции «Морской лев» истекло. Я знал, что это чувствует и Черчилль, хотя он и не мог позволить стране сколько-нибудь расслабиться. Было ясно, что Гитлер и его генералы не рискнут начать операцию «Морской лев», пока существуют английские военно-воздушные силы, а последние усилия Геринга сломить дух гражданского населения с помощью бомб имели противоположный эффект. Вероятность вторжения уменьшалась.