— Возможно, — возвестил Кальхаун в чернильной темноте кабины, — что само прибытие корабля Медслужбы было случайным неблагоприятным последствием чего-то, и кто-то намерен помешать намечавшейся инспекции. Во всяком случае, создается такое впечатление.

Мургатройд шумно вздохнул.

— И я думаю, что этот кто-то заслужил за содеянное хорошего пинка, причем как можно скорее, — холодно подытожил Кальхаун.

Сняв пояс безопасности, он поплыл в невесомости по кабине. В полной темноте открыл шкаф. То, что он сейчас проделал в нем, в нормальных условиях входило в обязанности оператора по возвращению корабля на базу. Причем тот был обязан действовать в толстых изолирующих перчатках. Кальхаун несколько раз щелкнул переключателями, позволявшими разрядить ячейки-накопители энергии, благодаря которым был возможен сам полет его корабля в гиперпространстве. При входе и выходе из него даже такой небольшой — всего в пятьдесят тонн — корабль, как «Эскулап 20», сначала расходовал, а затем аккумулировал чудовищное количество энергии. Оно соответствовало нескольким десяткам граммов вещества, аннигилированного в чистую и первозданную энергию. По соображениям безопасности энергию обычно концентрировали в ячейках Даэнна непосредственно перед запуском медкорабля и разряжали сразу же по его прибытии. Теперь же Кальхаун переключил управление на выброс этой энергии непосредственно в захватившее его корабль силовое поле решетки.

Космонавт проплыл в невесомости до кресла пилота.

И в этот момент корабль подбросило, а затем лихорадочно затрясло. Это уж никоим образом не походило на мягкую посадку: Кальхауна, недостаточно крепко уцепившегося за подлокотники кресла, едва не выбросило в глубину рубки. Спас подвернувшийся трос. А ведь корабль находился все еще на дальних подступах к планете, на конце гигантского рычага в восемьдесят тысяч километров. Чтобы так тряхнуть, кто-то должен был сознательно манипулировать на другом его конце. Сомнений на этот счет не оставалось. Последовал рывок в противоположную сторону, и Кальхауна буквально вдавило в кресло. Он бешено сопротивлялся этой свистопляске. Корабль вильнул еще раз, и Кальхауна снова швырнуло, но уже в другом направлении.

Где-то позади возмущенно верещал Мургатройд, которого тоже мотало во все стороны. Всеми своими четырьмя лапками и хвостом он судорожно пытался за что-нибудь уцепиться.

Новый бросок. Кальхаун едва успел затянуть ремни безопасности, иначе его вырвало бы из кресла и со страшной силой припечатало к потолку рубки. Корабль опять куда-то нырнул как раз в тот момент, когда пилот пытался дотянуться до пульта управления. Звездолет нещадно кувыркали. Это было невыносимо до тошноты. В какой-то момент Кальхауна так сильно ударило о кресло, что он почти потерял сознание. Но уже в следующее мгновение врача рвануло в противоположную сторону, да так, что кровь, прилившая к голове, казалось, вот-вот разнесет ее на куски. Руки не слушались. Пилот был оглушен. И все же, когда при очередном сумасшедшем прыжке космолета его руки оказались на пульте, Кальхаун в нечеловеческом усилии попытался зацепиться за регуляторы управления и привести их в действие. Практически все цепи вышли из строя. Кроме одной…

Одеревеневшими пальцами он ухватился за нужный рычажок. Грохнуло, как от разорвавшейся бомбы. Кальхаун сумел включить коммутатор ячеек Даэнна. Они были сконструированы так, что запас энергии до полета в гиперпространстве по возвращении корабля переводился в хранилище на базе. Сейчас же Кальхаун разрядил всю энергию вовне — в силовое поле решетки. В ничтожную долю секунды произошел выброс, соответствовавший сотням миллионов киловатт-часов. Запахло озоном. Прокатились раскаты грома.

Затем наступила странная тишина, поверить в которую после того, что происходило, было нелегко. Дрожащими пальцами Кальхаун нажимал одну кнопку за другой. Моргнув, восстановился свет. Мургатройд, висевший на панели приборов, гневно, хотя и безуспешно, выражал свое крайнее неодобрение. Экраны визоров, однако, так и не засветились. Кальхаун чертыхнулся. Он поспешно стал подключать запасные цепи. Радар показал, что до Мэрис III шестьдесят пять тысяч километров. Корпус нагрелся на тридцать градусов. Постепенно восстановилась сила тяжести. Но звездолет оставался слепым: система внешнего обзора полностью вышла из строя. Кальхаун почувствовал, как в нем нарастает волна гнева, однако через несколько секунд сумел взять себя в руки.

«Чи-чи-чи! — отчаянно взывал Мургатройд. — Чи! Чи!»

— Замолчи! — сквозь зубы процедил Кальхаун. — Какой-то пройдоха там, внизу, вообразил, что изобрел новый способ убивать людей. И чуть не добился своего! Он думал, что сможет затрепать нас до смерти, как кошка мышонка. С той лишь разницей, что делал это с помощью энергорешетки! Но сейчас, надеюсь, он там основательно поджарился!

Тем не менее это было маловероятно. Обычно энергией, необходимой для посадки звездолета в двадцать тысяч стандартных тонн, управляли не непосредственно, а через реле. Поэтому энергоразряд, посланный Кальхауном в поле решетки, скорее всего, сжег трансформаторы, устроив великолепный фейерверк, но едва ли достиг оператора.

— В любом случае от радости он скачет, — мстительно заметил Кальхаун. — Кроме того, кто-то наверняка накрутит ему хвост либо за то, что он это совершил, либо за то, что ему не удалось этого сделать! Лишь ради простой предосторожности…

Внезапно выражение его лица изменилось. До сих пор он старательно гнал от себя мысль о последствиях того, что без визоров ничего не мог рассмотреть в космосе, но неожиданно пилот вспомнил об электронном телескопе. Все это время тот был отключен и посему не должен был пострадать. Кальхаун тут же задействовал его, и над головой немедленно разверзлось усыпанное звездами небо.

«Чи-чи!» — бился тем временем в истерике Мургатройд.

Кальхаун быстро взглянул на него. В результате чьих-то манипуляций с кораблем некоторые приборы на панели, за которую уцепился Мургатройд, сдвинулись с места, и ему защемило хвост. Причем здорово.

— Придется тебе, дружок, немного потерпеть, — сухо заметил Кальхаун. — Я попытаюсь изобразить дело так, будто мы находимся в предельно аварийной ситуации. Иначе тот, кто пытался раздавить нас, может затеять что-нибудь новенькое!

Медкорабль продолжал идти по тому же курсу и с той же скоростью, которые были у него на момент захвата полем решетки. Кальхаун сменил сектор обзора электронного телескопа и одновременно включил аварийные реактивные двигатели. С грохотом полыхнули кинжальные языки пламени. Корабль рванулся вперед.

— Главное — не двигаться по прямой, — напомнил себе Кальхаун.

Он направил корабль по головокружительной спирали, как будто у него на борту царил полный хаос, — а реактивные двигатели включились сами по себе. Космонавт умело, одним выхлопом, выбросил из «Эскулапа 20» накопившиеся за время полета отходы, от которых не мог избавиться во время пребывания в гиперпространстве. У того, кто в этот момент наблюдал бы с планеты за падением космолета, должно было создаться впечатление, будто что-то внутри корабля со страшной силой взорвалось.

— А теперь…

Планета Мэрис III казалась устрашающе близкой, но такое впечатление создавал телескоп. И все равно Кальхауна, знавшего это, прошиб холодный пот. Он взглянул на показания радара. Расстояние до планеты уменьшилось всего на полторы тысячи километров.

— Ага! — воскликнул Кальхаун.

Он дважды внес коррективы в полет по спирали. Неожиданно изменил направление, в котором раскручивался корабль. Натренированный в ведении космического боя, он мог бы положить корабль на траекторию уверток от противника, но подобный почерк полета сразу же выдал бы его. А при хаотическом падении никто не сумел бы угадать его последующих маневров. Он настроил телескоп на сканирование всей планеты с одновременным ее фотографированием. Затем вывел корабль из спирали, развернул его так, чтобы в поле видимости телескопа попал город, и держал курс стабильным ровно столько, сколько потребовалось для того, чтобы отснять панораму столицы. Затем снова безумно завертел звездолетом, время от времени притормаживая, а в конце ввернул причудливый трюк, пронесясь почти параллельно поверхности планеты.