Служба в Карелии была тяжелой: частые боевые тревоги, учения независимо от погодных условий, стрельбы. Ходили мы постоянно с оружием. Каждому командиру и политработнику выдали сапоги-пьексы с загнутым носом для лыжных ремней. Часто проводились занятия по физической и стрелковой подготовке.

Младшие командиры часто ездили по городу за конем: один сидел на коне, а второй ехал на лыжах, держась за прикрепленные к седлу вожжи. Коня пускали рысью, мчится лыжник, а на него из-под копыт коня летят плотные комки снега. В полку был помкомвзвода — карел, который постоянно ходил на лыжах, не считаясь с расстоянием — даже от дома к уборной. Коренные жители республики, карелы и финны, с малых лет приобщаются к лыжам. Из отдаленных деревень в воскресные дни они приезжали за продуктами в Петрозаводск, у входа в магазин втыкали свои лыжи в снег, — и никто никогда не брал чужих лыж. Молодые пары приезжали на финских санках. Это очень удобные саночки для передвижения по пересеченной местности вдвоем — таких я больше нигде не видел.

Как отстроили дом, нам с начальником артмастерских воентехником Васильевым дали комнатку и мебель. Всего в квартире было пять комнат: две занимал с семьей капитан Лукьянов, одну начальник боепитания капитан Петров с молодой женой и за кухней маленькую комнатку занимал вольнонаемный полковой учитель — молодой грузин. Среди командного и начальствующего состава большинство имели образование ниже семилетки, и по приказу наркома обороны они сдавали экзамены до седьмого класса включительно. В помощь этим ученикам в рабочее время в частях проводилась общеобразовательная подготовка. Организаторами этого обучения были учителя частей; ими были преподаватели местных школ. Изучали математику, физику, химию, русский и немецкий языки, историю. За каждый год обучения сдавались экзамены. С обучающихся строго спрашивали, наказывали за пропуски занятий, а лучших ставили в пример. Наш старательный полковой учитель очень зяб после проживания в теплой Грузии и одевался тепло. В сильные морозы наружная стена с окном покрывалась за ночь довольно толстым слоем льда. Ложась спать, я надевал на голову шлем, и он за ночь примерзал к стене. Но мы жили, преодолевая бытовые трудности, и не жаловались.

Наш артполк был на конной тяге. Чистка конского состава была одной из важнейших обязанностей командиров. Каждый день рано утром из конюшен выводили лошадей и чистили их. В одной руке скребница, в другой щетка; проведет чистильщик по шерсти коня и тут же очищает щетку о скребницу. После чистки конского состава — завтрак, а потом занятия до обеда. Обед, отдых и еще несколько часов занятий, уборка конюшен, а уже после этого свободное личное время. Артиллеристы вставали раньше, чем в пехоте: там не было чистки коней.

Как командир Степанов был требователен, замечал самую незначительную оплошность и наказывал виновных, но умел и понимать правдивость фактов, способствующих делу обучения бойца специальностям. Однажды полк выстроился по тревоге, и он дал команду двигаться. Командир головного отряда капитан Теодорович подал команду «Конные, залезай!» вместо «садись». Степанов услышал и кричит: «Что это за команда?» Теодорович ответил: «Товарищ командир полка,[5] они не садятся, а залезают!» Садиться на коня надо было ловко и быстро, а тут одетые в ватники и шинели конные не могли проявлять лихость. Степанов сам видел, как они забирались в седла коней, — и махнул рукой.

В нашем военном городке размещался не только артполк, но и другие мелкие части дивизии: танковый батальон, разведывательный дивизион и другие. Личный состав размещался в трехэтажной каменной казарме, построенной год назад и еще не совсем просохшей. В холодные дни, сменявшиеся оттепелями, бывали вспышки гриппа: бойцы лежали в казарме целыми взводами. Врачи много хлопотали, чтобы не потерять боеспособность полка.

Служба шла своим чередом. Нас часто тренировали по стрельбе из пистолета ТТ. Мы щелкали спуском, учились прицеливанию и произведению выстрела, но стреляли очень редко. Однажды Степанов увидал меня идущим из тира и спросил: «Как стреляешь, пропаганда?» — «Плохо, — признался я. — Патронов нет». Он сказал «идем», привел меня к комнате начальника боепитания, открыл дверь и, крикнув «Выдать!», быстро ушел. Петров не успел встать из-за стола, а командира полка уже нет. Мой сосед обиделся было, что я «жалуюсь командиру полка», но я рассказал, как все произошло, и он, успокоившись, выписал мне десятка три патронов.

В строевых подразделениях была введена должность замполитруков. Они носили в петлицах четыре треугольничка, как старшины. На эти должности подбирали самых подготовленных младших командиров, комсомольцев, активистов. Этот институт существовал и на первом этапе Великой Отечественной войны. К половине 1936 года воинские звания в полку получили все, без них остались лишь Степанов и я. Мне пришлось лишь сменить малиновые петлицы на черные артиллерийские, и я спокойно ждал присвоения звания.

Меня начали привлекать к конной подготовке — езде в седле. Я этого очень боялся (уж больно злы были строевые кони!), не зная, что конь по штату мне не положен и этого можно было избежать. С политсоставом конным делом занимался Теодорович. Он гонял нас на конях по кругу, командуя «бросить стремя», и мы тряслись в седле, хлопая задами. Старшина батареи Мамаков дал мне для обучения довольно ретивого коня, но два занятия я выдержал. Кстати, летом в полку устраивались состязания конников («конкур-иппик»). На эти состязания всегда собиралось много интересующихся, а командный состав приглашал своих жен.

Дивизией командовал комдив Хозин; по возрасту он был моложе командиров полков, ему не было еще сорока лет. Он был очень требовательным, не прощал малейших недостатков и обучал дивизию умению вести бой в любых условиях. Каждый его приезд из штаба округа обязательно сопровождался тревогой и выездом на учения. Один из трех дивизионов нашего полка постоянно был на учениях с пехотой, но довольно часто выезжал весь полк. Климат Карелии был очень суровым и капризным. Зимой лютые сорокаградусные морозы сменялись оттепелями. На учения командный состав брал к валенкам еще кожаные сапоги. Из-за своей неосторожности скоропостижно скончался командир батареи: он не взял кожаную обувь, в оттепель промочил ноги, а потом сразу ударил сильный мороз. С высокой температурой его привезли в город, но спасти врачи его уже не могли.

В большой напряженной учебе прошла долгая холодная зима, с короткими днями и длинными ночами, наступила бурная северная весна. Теплая погода установилась еще до майских праздников, и мы получили летнее обмундирование и пилотки. Зимняя форма подлежала окантовке, да и летнюю можно было окантовывать. Фуражки стали носить с цветным околышем по роду войск. Полк готовился к параду в честь 1 Мая: капитану Теодоровичу было приказано подготовить и вывести на парад тачанки, а полк выводил гаубицы. Парадом всегда командовал наш командир, обладавший хорошим голосом и умением управлять частями на параде. Парад привел всех жителей города в восхищение!

В начале мая я уехал в Ленинград на сборы заочников в Военно-политической академии имени Толмачева.[6] Приехав в Ленинград, я долго разыскивал академию: даже на вокзале в комендатуре мне не сказали ее адреса, проявляя совершенно ненужную в этом бдительность. Академию я нашел на Васильевском острове, и мне объявили, что пропагандисты зачислены на заочное отделение общевойскового факультета. На первом сборе нам надлежало прослушать лекции и сдать экзамен по диалектическому материализму и части курса истории партии. Жили мы в общежитии при комендатуре в центре города, на углу Невского и Садовой. Здесь был буфет, где мы завтракали, — а обедали в Академии, там питание было организовано отлично.

Свою учебу на сборах я старался сочетать с изучением богатства сокровищ Ленинграда и его окрестностей. Неделю я провел в Москве, где 15 мая открылся Центральный музей В.И.Ленина. Вернувшись со сборов в свой полк, я активно включился в общий поток работы по разъяснению содержания новой Конституции: проинструктировал групповодов политзанятий, проводил занятия с комсоставом и по поручению комиссара подготовил доклад для личного состава полка.