В одном из ящиков, навьюченных на мула, находилась взрывчатка — двадцать килограммов динамита, обложенного гвоздями и кусками железа. Этот ящик был снабжен замыкателем. Другой набили негодными патронами.

Всадник бодро погонял животное, но выстрелы заставили скатиться с седла и этого «неудачника».

Предоставленный самому себе, мул не спеша побрел к монастырским стенам.

Подрывники не видели, как впустили мула в монастырский двор, но поняли, что это случилось, когда прогремел взрыв. Батальон немедленно поднялся в атаку и подошел почти вплотную к монастырю, потеряв лишь несколько раненых ввиду того, что растерявшиеся мятежники не успели вовремя открыть огонь.

Через два дня над монастырем взвилось белое полотнище.

Пытаясь облегчить положение северных провинций Испании, республиканцы организовали летом 1937 г. наступление в районе Брунете. На этом направлении действовали лучшие части армии.

Надо было сорвать подвоз подкреплений противника по железной дороге, соединявшей мадридскую фуппировку мятежников с занятыми ими юго-западными провинциями Испании. Удар по этой важной для противника коммуникации приурочивался к началу наступательной операции республиканских войск под Мадридом. Движение по магистрали следовало нарушить не менее чем на пять суток.

К этому привлекли и часть подрывников из батальона капитана Доминго. В конце июня диверсанты очутились юго-восточнее Талаверы, в пятнадцати километрах южнее Тахо.

Тахо была спокойной рекой, шириной сто пятьдесят— двести метров, с пологими берегами. Южный ее берег занимали республиканцы, на северном засели франкисты.

Решено было в первую же ночь незаметно переправить через реку пять-шесть мелких групп подрывников с инженерными минами, а затем в течение недели перебрасывать еще по две-три группы в сутки. Тщательно велась подготовка людей, техники, переправочных средств. Наконец настало время действовать.

На железной дороге западнее Талаверы было установлено четырнадцать противопоездных мин мгновенного и замедленного действия. В первую же ночь на них подорвался вражеский эшелон с войсками, потом взлетел и еще один поезд.

Вскоре республиканцы заняли Брунете. После этой победы Доминго, взяв с собой одну роту, решил действовать на коммуникациях севернее и северо-западнее мадридской группировки противника. Через несколько дней к Доминго примкнул и Старинов со своей группой минеров. Они работали вместе до самого августа 1937 г.

Следующая большая операция, в которой активно участвовали бойцы спецбатальона капитана Доминго и группы Старинова, проходила под Сарагосой в августе 1937 г.

Началась она тоже успешно. В ходе наступления войскам республики удалось взять Бельчите. Это вынудило мятежников снимать части с других фронтов и перебрасывать их на арагонский, дотоле считавшийся безопасным.

Старинов стал свидетелем дерзкого подрыва усиленно охранявшегося моста через Альберче и двигавшейся по нему вереницы машин с войсками и боеприпасами одним из его учеников.

После того как диверсанты повредили железную дорогу под Талаверой, резко усилилось движение противника по автомобильной магистрали. Как правило, транспорт передвигался ночью, колоннами. Все трудно восстанавливаемые мосты сильно охранялись. В этих условиях применение одиночных мин не давало желаемого эффекта.

Весь день подрывники не отрывались от биноклей. Дорога около моста восточнее Талаверы была перед ними как на ладони. С гор хорошо было видно, что колонны грузовиков и многие легковые машины проходили на мост без остановки.

Пока прикидывали, как лучше поступить, на дороге показался грузовик с кухней на прицепе. Водитель охотно остановился, чтобы ответить на вопрос «господ офицеров» — переодетых диверсантов. Рядом с ним сидел повар.

Пленных связали, заткнули им рты и уложили отдыхать по разные стороны дороги. Пристроившись в хвост вражеской автоколонны, кухня спокойно приблизилась к цели, въехала на мост. И вдруг на самой его середине отцепилась от тягача.

Прицеп загораживал движение, и часовой бросился, чтобы оттащить его к перилам. Он сразу почуял неладное, так как из котла кухни пахло не бараниной, а горящим бикфордовым шнуром. Бывалым солдатам этот запах хорошо знаком, а часовой, несомненно, был из их числа. Он не потерял самообладания, попытался сбросить прицеп с моста. Но одному это оказалось не под силу. Стал звать на помощь водителей. Однако ни водители, ни другие солдаты из охраны моста не успели понять, в чем дело. Высоко взвилось пламя, прогремел взрыв. А грузовик, потерявший прицеп, успел тем временем бесследно исчезнуть.

В двадцатых числах июня Старинов возвратился из Хаена и зашел к советскому военному советнику Кольману.

Илья Григорьевич заметил, что Кольман нервничает, словно хочет и не решается сказать о чем-то потаенном.

— Что случилось? — напрямик спросил его Старинов.

— Одиннадцатого числа состоялся суд над Тухачевским, Уборевичем, Корком, Якиром. Они вели вредительскую работу, пытались подготовить наше поражение в будущей войне. Хотели восстановить власть помещиков и капиталистов.

Старинов не поверил своим ушам. Тогда Кольман дал ему газеты.

Да, все обстояло именно так, как рассказывал Кольман.

«Все обвиняемые полностью признались в совершенных ими преступлениях», — прочитал Старинов…

Исполнилось десять месяцев с той поры, как И. Г. Старинов впервые ступил на землю Испании. Где только ему не пришлось побывать за это время! Под Теруэлем, Гранадой, Кордовой, Мадридом, Сарагосой.

Илья Григорьевич с удовлетворением мог сказать самому себе, что подрывники, с которыми ему довелось работать, не тратили время даром.

За десять месяцев установленные ими мины взорвались почти под сотней вражеских поездов с солдатами, артиллерией, конницей, боеприпасами, горюче-смазочными материалами, танками. Во много раз больше подорвалось на их минах франкистских автомобилей. А сколько их остановлено с помощью колючек! Сколько свалено мостов, повреждено линий связи!

Вместе с остальными советскими добровольцами Старинов старался передать испанским товарищам опыт партизанских действий, накопленный в нашей стране в годы гражданской войны. Обучал их тому, что сам узнал в тридцатые годы, работая под руководством Якира.

Собственно говоря, успешное применение инженерных мин на коммуникациях франкистов стало возможным только потому, что за разработку этого грозного оружия в СССР энергично взялись еще в начале тридцатых годов.

Выработанная советскими партизанами тактика и техника минирования оказалась выше тактики и техники противника по разминированию. Мятежники не могли обеспечить безопасность своих коммуникаций, хотя зачастую бросали на охрану стокилометрового отрезка пути до полка солдат. Не научились они и обнаруживать некоторые мины, а те, что находили, не умели обезвреживать иначе как взрывая их.

Немецкие и итальянские саперы, бесспорно, пытались изучать технику диверсантов, но последние постоянно ставили их перед новыми и новыми загадками. То устраивали сюрпризы, то снабжали мины взрывателями, исключавшими возможность их извлечения, то применяли магнитные мины неизвестной врагу конструкции.

Об установке мин противник, как правило, узнавал только тогда, когда они сваливали под откос его эшелоны.

Советские военачальники, всячески поощрявшие поиски военных инженеров, техников и командиров инженерных войск, конструировавших мины для партизан, знали, что делают.

Но, конечно, мины сами по себе, какими бы хорошими они ни были, не могли принести значительной пользы, если бы не попали в надежные руки.

Успешными были действия специальных партизанских подразделений республиканской армии, тесно и умело взаимодействовавших с наступающими войсками. Успешными они стали только потому, что их осуществляли люди, воодушевленные высокими идеями борьбы за свободу и демократию.

Большое внимание партизанской борьбе в тылу Франко уделял ЦК Коммунистической партии Испании, лично Хосе Диас и Долорес Ибаррури.