Так Старинов познакомился с будущим легендарным партизанским командиром. В июле 1941 г. они свиделись вновь. Оба обрадовались встрече. Илья Григорьевич рассказал о подготовке партизан и не был удивлен, что Григорий Матвеевич в свои сорок два года хочет воевать в тылу врага.
Г. М. Линьков был убежден, что в СССР имеются неограниченные возможности для партизанской войны и нужны только люди, способные бить врага с помощью современной техники, в том числе — с помощью мин. Он свято верил в высокие патриотические чувства советских людей, поневоле оказавшихся в тылу врага, и блестяще понимал значение географического фактора в партизанской борьбе против моторизованного противника.
Будучи начальником отдела в ГВИУ, Старинов продолжал поддерживать тесную связь с Центральным управлением военных сообщений. Там тогда работал известный энтузиаст минно-подрывного дела В. А. Антипин, и к Илье Григорьевичу пришла мысль через него воздействовать на генерала И. А. Петрова, от которого в значительной степени зависело снабжение войск инженерными минами. Их союзником стал и заместитель начальника военных сообщений Красной Армии генерал 3. И. Кондратьев. Он дал в ГВИУ заявку на 120 000 мин замедленного действия для железнодорожных войск. Заявка эта подверглась тысячекратному сокращению. ГВИУ смогло выдать военным железнодорожникам лишь 120 МЗД.
В начале мая 1941 г., после выступления Сталина на приеме выпускников военных академий, все, что делалось по устройству заграждений и минированию, стало еще больше тормозиться.
* * *
Вечером 19 июня 1941 г. Старинов выехал в Брест научения войск Западного особого военного округа вместе с подполковником 3. И. Колесниковым, заместителем начальника Управления военно-инженерной подготовки.
Старинов с волнением ждал встречи со старыми знакомыми. Радовался, что вновь увидит начальника артиллерии округа генерала Н. А. Клича, ставшего его другом в Испании. Любопытно было посмотреть и на командующего округом генерала армии Д. Г. Павлова. В Испании он воевал как танкист, вернувшись, сделал головокружительную карьеру и теперь возглавлял один из важнейших военных округов.
В Минске на привокзальной площади командированных ждала машина. По тихим еще, освещенным утренним солнцем улицам они отправились в штаб округа.
В штабе округа Старинов с Колесниковым первым делом встретились с начальником инженерного управления генералом П. М. Васильевым. Сообщив, что на полигоне все готово к предстоящим учениям, последний повел их знакомиться к начальнику штаба округа В. Е. Климовских.
Климовских явно было не до них. Он то и дело снимал телефонную трубку, выслушивал какие-то доклады и все больше хмурился, мрачнел на глазах.
Васильев нагнулся к плечу Ильи Григорьевича:
— Беспрерывно доносят о немецких шпионах, о самолетах, нарушающих границу. Порют панику.
Климовских извинился и отпустил нас, сказав, что на полигоне дело с минами и заграждениями будет виднее.
Выйдя от начальника штаба округа, Старинов спросил Васильева, нельзя ли нынче же представиться командующему.
— Почему нельзя? Можно!
Павлов действительно вскоре принял их. Когда Старинов с Колесниковым вошли, он поздоровался лишь кивком головы, так как тоже разговаривал по телефону.
Раздраженным голосом резко бросал в трубку:
— Ничего… Больше выдержки. Знаю, уже докладывали! Больше выдержки!
Наконец Павлов положил трубку. Словно спохватившись, пожал вошедшим руки. Бегло познакомившись с программой испытаний, сердито заметил, что слишком много внимания уделяется устройству противотанковых заграждений и слишком мало, как ему кажется, способам их преодоления.
— Ну, Вольф, — взглянул на Старинова генерал Павлов, называя его, как называл в Испании, — встретимся на учениях! Там будет посвободнее, тогда и поговорим обо всем. У меня, кстати, есть вариант нового трала. А сейчас, прости, занят.
Было ясно, что на границе не так спокойно, как представлялось в Москве, в тихих кабинетах Второго дома Наркомата обороны.
Старинов пошел к своему старому другу генералу Н. А. Кличу.
— Вольф! Садись же, — пригласил Николай Александрович.
Едва присев, они начали разговор об обстановке на границе.
— Что здесь происходит? — напрямик спросил Старинов.
— Нехорошее происходит, — также прямо ответил Клич.
— А конкретнее?
— Конкретнее… Немцы подтягивают к границе войска, подвозят танки и артиллерию. Их самолеты все время летают над нашей территорией.
— А мы?
— Переформировываем и перевооружаем войска. Сбивать самолеты противника строго запрещено. Это еще заявление ТАСС от четырнадцатого июня… Не знаю, как его расценить. Конечно, оно внесло успокоение, но оно же понизило и нашу боеготовность.
— Ты считаешь?
— Я считаю, что порох всегда надо держать сухим, а особенно в соседстве с Германией.
— Так вам и карты в руки.
Николай Александрович с укоризной посмотрел на Илью Григорьевича. Всегда сдержанный, он вдруг заволновался:
— Ты пойми, что меня беспокоит. Орудий у меня много. Но артиллеристы — в основном молодежь. Обучены недостаточно. А тут еще из многих артполков забрали автомашины на строительство укрепрайонов. Даже тракторы и тягачи туда утащили. Случись что — орудия без тяги. Понимаешь? Без тяги!
— Ты докладывал об этом Павлову?
— И Павлову докладывал, и в Москву звонил, и везде один ответ: «Без паники! Спокойствие! Хозяин все знает».
Ни Клич, ни Старинов не коснулись тогда содержания речи Сталина на выпуске слушателей военных академий 5 мая 1941 г. Эта речь не публиковалась, но многие слышали ее, а отдельные ее положения пересказывались в докладах о международном положении. Сталин утверждал, что Красная Армия перестроилась и серьезно перевооружилась. Фактически же перевооружение только начиналось. Но об этом никто не мог говорить даже один на один.
Телефонный звонок положил конец свиданию. Клича срочно вызывали к командующему округом.
В субботу, 21 июня, Старинов с Колесниковым выехали в Брест. Стояло чудесное солнечное утро. Солнце освещало горы угля возле железнодорожных путей, штабеля новеньких рельсов. Рельсы блестели. Все дышало спокойствием.
В поезде Илья Григорьевич встретил полковника-артиллериста, знакомого по полигону. Полковник с тревогой рассказал, что и после заявления ТАСС от 14 июня положение по ту сторону границы не изменилось. Но в Красной Армии наступило успокоение. Он кивнул на гулявших по перрону военных с чемоданами.
— Еще недавно спали в сапогах, а теперь вот в отпуск собрались. Почему? Заявление ТАСС!
По пути заехали в Кобрин, где размещался штаб 4-й армии. Разыскали начинжа полковника А. И. Прошлякова. Он поместил приезжих в своем кабинете и обещал утром прислать машину, чтобы вместе ехать в район учений.
Прошляков подтвердил, что немцы весь июнь подтягивали к Западному Бугу технику, устанавливали маскировочные щиты перед открытыми участками, сооружали наблюдательные вышки.
В теплый вечер 21 июня 1941 г. в расположении штаба 4-й армии, прикрывавшей брестское направление, царило обычное для субботы оживление. Старинову передали, что учения отменены, и он долго бродил по живописному городку. А вернувшись в кабинет начинжа, пожелав Колесникову спокойной ночи, спокойно уснул на штабном диване.
На дорогах войны
Старинов проснулся от глухого взрыва. В открытые окна был слышен нудный, захлебывающийся гул авиационных моторов. На часах четыре часа двадцать минут. Колесников тоже приподнялся и шарил по придвинутому к изголовью стулу, отыскивая часы.
Неподалеку послышался тяжелый удар, за ним — взрыв. Дом качнуло, жалобно зазвенели стекла.
— Взрывные работы, что ли? — вслух подумал Илья Григорьевич.
— Скорее, бомба сорвалась с самолета, — отозвался Колесников, настороженно прислушиваясь.
— Куда же летчики…
Старинов не договорил. Частые взрывы слились на несколько секунд в оглушительный грохот. Потом стихло. Опять слышался то усиливающийся, то ослабевающий гул авиационных моторов.