Это касалось, например, стратегической обстановки на советско-германском фронте или рассуждений о психологии жителей Рейнской области.

Майор Филипсборн не без иронии говорил по этому поводу:

«Нам было абсолютно точно известно, где в ближайших городах находились мосты, переправы и бордели, но о позициях, скажем, противотанковой артиллерии противника почти ничего известно не было».

Историк Колье расценивал деятельность не только войсковой разведки, но и авиаразведки как в целом неудачную. И речь шла не об отдельных личностях.

В военном деле правильная оценка противника относится к большому искусству: его нельзя ни недооценивать, ни переоценивать. Американцы же и англичане способность противника действовать инициативно явно недооценивали. Противник виделся им в таком зеркале, которое отражало их собственный образ мышления.

А вот как вспоминает о событиях той поры генерал Маршалл:[68]

«Сразу же после окончания Второй мировой войны я решил собрать совещание с участием шести моих начальников управлений и представителей генерального штаба во главе с генералом Уолтером Смитом, чтобы рассмотреть вопросы, на которые к тому времени не было еще получено ответов. И мы прозаседали во Франкфурте-на-Майне целых два дня.

В заключение была затронута больная проблема: почему немецкое контрнаступление в Арденнах оказалось для нас неожиданным?

Среди присутствовавших находился полковник Стронг, один из немногих разведчиков, предупреждавших (к сожалению, в основном при неофициальных обсуждениях обстановки), что противник вполне может перейти в контрнаступление на фронте 8 американского корпуса, указывая на появление новых немецких дивизий и на то обстоятельство, что танковые части могли быть сконцентрированы на арденнском фронте в течение не более шести часов.

— О'кей! — заметил я. — Если разведка ни при чем, то вина, следовательно, ложится на оперативный отдел.

Генерал Гарольд Балл (Пинки), бывший тогда начальником оперативного отдела, ответил:

— Будучи еще малолетним, я придерживался мнения, что лучше признаться сразу, если тебя заметят со спущенными штанами. Да, в недооценке противника была моя ошибка, но не только моя. Готов взять на себя часть вины, если мои коллеги, сидящие здесь, признают и свою вину. Ведь мы вместе уверяли главнокомандующего, что противник не станет предпринимать в Арденнах решительного наступления.

Говоря так, он указал на нашего генерала Смита и англичанина Джека Уайтли, также бывшего начальника оперативного отдела. Оба согласно кивнули.

Тогда ему был задан вопрос:

— Почему же вы оставили без внимания предупреждение Стронга?

— Так как мы думали, — возразил Билл, — что наше мнение совпадает с мнением немецкого генерального штаба, а именно — не в их, мол, интересах предпринимать подобную затею. Немцы располагались на зимних квартирах и находились в гораздо лучших условиях, нежели наши войска. Для них было бы целесообразнее затянуть войну. Тогда они могли бы надеяться на более благоприятный исход…

По всей видимости, немецкий генеральный штаб так именно и замышлял, но мы не учли того обстоятельства, что после попытки покушения на него[69] в июле 1944 года Гитлер взял на себя функции главнокомандующего и стал принимать все решения единолично, считая мнение своего генерального штаба несущественным.

Странно, что верховное командование союзными войсками в Европе не приняло во внимание его безрассудство. К слову сказать, многие немецкие генералы тоже не понимали, что суть проблемы заключалась именно в этом….

Многие считают, что военная история — не более как «вялая игра в футбол в утренние часы». Однако урок, преподнесенный Арденнами в плане получения и оценки информации действенен еще и сегодня. Ведь мы живем в эпоху, когда от безукоризненной работы разведывательной службы зависит зачастую жизнь или смерть нации».