Первая машина остановилась где-то в тихом месте, и водитель приказал Элбрику снять повязку. Все пожали друг другу руки — и посол, и похитители, — и Элбрик, прихватив «дипломат», вышел из машины. Совсем рядом мерцали яркие огни города, но он понятия не имел, где находится, и от этого чувствовал себя в довольно глупом положении. Направившись к ближайшему перекрестку, ои встретил толпу болельщиков, возвращавшихся с футбольного матча. Посол подошел к первому же человеку и спросил, что это за район. «Тижука», — ответил тот. Это был унылый и безлюдный пригород, в котором посол раньше никогда не бывал. Он спросил, где здесь можно найти такси, и человек сказал: «Да вот оно, за вами едет».
Таксист высадил двух женщин, развернулся и, подъехав к Элбрику, открыл дверцу.
— Пожалуйста, Сан-Клементе, 388.
— Вы посол Соединенных Штатов, угадал? Садитесь! — Увидев, что у Элбрика разбита голова, он воскликнул: — Бедняга!
Таксист включил радио и поймал какую-то станцию. Диктор говорил: «О дальнейшей судьбе посла пока ничего не известно». Таксист обернулся и, улыбнувшись, спросил:
— Слыхали?
Через 20 минут они были уже у резиденции посла. У ворот собралась огромная толпа: любопытные, любители острых ощущений и полицейские. Увидев подъехавшую машину, толпа взорвалась. Такси было тут же окружено плотным кольцом полицейских. Их было столько, что они легко могли бы подхватить машину на руки и поставить прямо у входной двери.
Элбрик высунулся было из машины. К открытому окошку тут же бросились корреспонденты американских телевизионных компаний, пытаясь просунуть микрофоны прямо в салон. «Потом, потом!» — запротестовал Элбрик.
На ступеньках здания посла поджидал представитель Информационной службы США с магнитофоном. Поскольку он тоже был сотрудником государственного департамента, Элбрик не нашел в себе сил отмахнуться и от него (как-никак, коллеги). В коротком интервью он сказал, что весьма признателен бразильскому правительству, и добавил, пытаясь на что-то намекнуть, что очень рад, что все уже позади. Но он не смог заставить себя громогласно осудить похитителей. Он выдавил лишь, что все они — заблудшие юнцы и что их тактика ошибочна, но тут же добавил, что следует отдать должное их храбрости, преданности своему делу и уважительному к нему отношению.
В американском посольстве кое-кто из тех, кто наиболее рьяно добивался освобождения Элбрика, был чрезвычайно раздосадован непонятной сдержанностью посла. Они хорошо понимали всю трудность положения, в котором оказалась хунта, а также то, что в течение прошедших 78 часов военный режим мог пасть в любую минуту. И вдруг сама жертва заявляет, что эти террористы, эти преступники — всего лишь симпатичные молодые люди, сбившиеся с пути истинного. Если подчиненные Элбрика были обескуражены и обеспокоены, то бразильская военная верхушка была вне себя от ярости. А ей ведь еще предстояло обнаружить магнитофонные записи бесед Элбрика с похитителями.
Посол еще не знал, что его дипломатической карьере пришел конец. Когда его помощник сообщил, что просили срочно позвонить в «западный Белый дом», даже такой видавший виды дипломат, как Элбрик, растерялся. Как это понимать? Куда звонить? В западное крыло Белого дома? Через какое-то время улица Сан-Клементе в Рио была соединена с городом Сан-Клементе в Калифорнии.[9] Разговор Элбрика с Ричардом Никсоном длился одну-две минуты. Всем очень хотелось узнать, о чем же они говорили, но Элбрик толком и вспомнить-то ничего не мог, поскольку между ними произошел лишь официальный обмен ничего не значившими фразами.
Освобождение Элбрика могло бы (при благоприятном для полиции стечении обстоятельств) положить конец деятельности Фернандо и его группы. Но полиции пришлось немного подождать. Толедо, самый известный член группы, после освобождения посла затерялся в толпе болельщиков и решил возвращаться в Сан-Паулу. Неожиданная встреча с агентами военно-морской разведки не оставляла у него никаких сомнений, что их дом находится теперь под наблюдением. Поскольку ни одна из машин в дом больше не возвращалась, оставшиеся участники похищения тоже покинули его и разошлись в разные стороны в поисках более безопасного для себя пристанища.
Один из оставшихся в доме молодых бразильцев допустил неосторожность. Просматривая объявления в «Жорнал ду Бразил» в надежде найти для себя подходящую квартиру, он наткнулся на устраивавший его вариант, оторвал клочок с адресом и неосмотрительно бросил газету на пол. Узнав, что посол благополучно вернулся к себе домой, сидевшие в засаде агенты тут же бросились в дом Фернандо. Но там уже никого не было. И все же газета с оторванным клочком не осталась без внимания. Они тут же отправились в редакцию «Жорнал ду Бразил» и быстро узнали интересовавший их адрес. Не прошло и нескольких часов, как незадачливый беглец был схвачен.
Другой молодой человек оставил в доме старое пальто, сшитое на заказ его дядей. Через несколько дней по этикетке с фамилией портного полицейские узнали его адрес, выяснили личность дяди и вскоре арестовали его племянника.
Если для Фернандо, Сида и его товарищей час суровых испытаний только начинался, то для четырнадцати мужчин и одной женщины, прилетевших в Мехико, все, казалось, осталось уже позади.
Охранники из ВВС, сопровождавшие их в полете, всеми доступными способами (хоть и мелкими и недостойными) показывали свою крайне негативную реакцию на произведенный обмен. На протяжении всего перелета они, например, запрещали бывшим узникам разговаривать. Если бы Флавио Таварес Фрейтас не ухитрился пронести в самолет газету, которую все потом тайком передавали друй другу, большинство так и не знало бы, что их освободили.
Таварес был журналистом. Еще в самом начале своей журналистской деятельности он разоблачил тесные связи между ИБАД и ЦРУ. Это кончилось тем, что в ведомстве генерала Голбери на него было заведено досье. Впоследствии он присоединился к возглавлявшемуся Леонелом Бризолой Национальному революционному движению, костяк которого составляли члены трабальистской и социалистической партий Бразилии. Туда же вошли и некоторые члены организации Католическое народное действие. Один тюремщик сказал потом Флавио, что христианские националисты (такие, как он) еще более опасны для режима, чем коммунисты.
Флавио был арестован «эскадроном смерти», возглавлявшимся полицейским инспектором по кличке Миндаль (у того были миндалевидные глаза). После ареста его отправили в следственный отдел полицейского управления в Барон-де-Мескита в Рио. Теперь полицейские приняли за вооружение новую процедуру дознания, в соответствии с которой его пытали в течение трех дней и ночей, не проводя никаких серьезных допросов. Затем ему было велено назвать фамилии революционеров, совершавших диверсионные акты. Флавио не назвал ни одной фамилии. Тогда его снова стали пытать. На сей раз в истязании участвовали офицеры армии, флота и полиции.
Его приводили в специальную камеру, где пытали электрическим током, используя для этого небольшой генератор, длина которого не превышала полуметра. На стене прямо перед глазами у Флавио висела знакомая красно-бело-синяя эмблема Агентства международного развития США.
Изуверы наматывали оголенный провод на его член, всовывали концы провода в задний проход и уши, а провода потоньше просовывали между зубов. Когда подавался ток, Флавио испытывал адскую боль. Но хуже всего было то, что он знал: стоит не ответить на очередной вопрос, как ток тут же будет включен снова. Никто и не думал дожидаться, пока утихнет боль от предыдущего подключения.
В течение всех трех дней и ночей Флавио не разрешали спать. Вся его еда состояла из нескольких крохотных кусочков хлеба. Пытки продолжались непрерывно, менялись лишь пытавшие. На четвертый день в камеру пришел военный врач. Заключенный особенно тяжело воспринимает появление в тюрьме настоящего врача. Сначала сердце наполняется надеждой: пришел человек, чья профессия — не калечить, а лечить людей. Конечно же, он положит конец всем его мучениям. Но вскоре заключенный с горечью узнает, то врач явился к нему лишь за тем, чтобы убедиться, что тот в силах вынести еще одну порцию пыток. Врач может даже дать заключенному таблетки, но лишь для того, чтобы тот был более податлив. Он может также посоветовать пытавшим, каким образом лучше всего свести до минимума шрамы и синяки. В случае с Флавио все эти рекомендации и советы оказались бесполезными: он покидал самолет, доставивший его в Мехико, с явными следами пыток. Так, вокруг мизинца на правой руке у него остались следы от ожогов, полученных во время пыток электрическим током.
