Биографические справки были составлены в выражениях и духе «холодной войны». Если Элбрик собирается встречаться с министром горнодобывающей промышленности, говорилось в одном из документов, то ему следует знать, что сестра этого человека несколько тяготеет к левым. Другие министры характеризовались как гибкие (на языке ЦРУ это было комплиментом). Элио Белтрао, например, получил высокую оценку, потому что внимательно прислушивался к советам американцев.

Вооружившись этими сведениями, похитители вновь обратились к послу, намереваясь узнать его собственное мнение на этот счет. Что он, например, думает о Жозе де Магальяйнсе Пинто, министре иностранных дел?

Это был далеко не праздный вопрос. За несколько дней до похищения Элбрика президент Коста э Силва пережил сердечный приступ (из-за него-то Жан-Марк и угодил в тюрьму). Поскольку сам президент пока был недееспособным, страной за него управлял военный триумвират.

Хотя Элбрик находился в Бразилии и недолго, особой симпатии к генералам он не испытывал и видел, что те с пренебрежением относятся к вице-президенту — гражданскому лицу, профессору права Педро Алейшо. Вот почему на аудиенции у министра иностранных дел Магальяйнса Пипто он спросил: «А что, разве не вице-президент должен сменить на посту заболевшего президента?»

Министр, по-видимому, был несколько смущен этим прямо поставленным вопросом. Подумав немного, он объяснил, что страна в настоящее время управляется в соответствии с институционными актами и что передача власти в руки военного триумвирата не противоречит их положениям.

Этот ответ еще тогда показался Элбрику странным. И вот теперь, пытаясь завоевать симпатии похитителей, он вновь повторил, что полученный ответ его тогда не удовлетворил. Но он, конечно, не догадывался, что все вопросы и ответы записывались на магнитофон.

Похитители ушли от посла лишь около 11 вечера. Элбрик снял повязку и почувствовал, что весь вспотел. Но причиной тому был отнюдь не теплый весенний вечер.

В его «дипломате» похитители обнаружили также какие-то таблетки, которые они аккуратно разложили на подоконнике рядом с раскладушкой. «Решили, видимо, что у меня больное сердце», — подумал посол, довольный тем, что хотя бы этого они не знали. Это были обыкновенные противокислотные таблетки. Как это ни странно, сегодня почему-то он не чувствовал в них потребности.

Обычно Элбрик курил маленькие сигары («сигарильос») и всегда носил с собой коробочку, куда вмещалось пять штук. Но в первый же час допроса они у него кончились. Ничего не спросив, один из похитителей сбегал в табачную лавку и принес несколько коробок маленьких бразильских сигар из Байи.

Посол взял одну и закурил. Сигара оказалась довольно крепкой. Крепкой, но хорошей. Похитители следили за ним через щелку в двери и, видимо, были весьма довольны тем, что сигары ему понравились.

Элбрику захотелось почитать в постели, и он попросил какое-нибудь чтиво. Один из повстанцев куда-то исчез и вскоре вернулся с экземпляром «Маншети», иллюстрированного бразильского журнала. Он принес также книгу Хо Ши Мина на английском языке. Элбрику дали майку, которую тот и надел вместо пижамы. Теперь он был готов провести первую ночь в заточении.

Почитав немного, посол повернулся на другой бок (так ему меньше мешала горевшая на потолке лампочка) и вскоре спокойно уснул.

В американском посольстве, однако, было не до сна. В 5 часов вечера один из сотрудников, поддерживавший, как полагали, наиболее тесные контакты с военной хунтой, отправился на встречу с Магальяйнсом Пинто. Но министр иностранных дел мог лишь сказать: «Мы предпринимаем надлежащие меры». Ответ министра был туманным не случайно: именно в тот момент распри внутри триумвирата достигли апогея.

Когда за год до этого в стране происходили уличные беспорядки, ни Жан-Марк, ни другие члены студенческого союза даже не подозревали, как шатко было положение хунты и как легко она могла пасть. Лишь полиция и ее американские советники, высшие дипломаты в американском посольстве и военные знали о наличии серьезных разногласий среди главарей хуиты и о зыбкости положения самого Косты э Силвы. В ту ночь американские агенты, близкие к генералам, были не на шутку встревожены тем, что похищение Элбрика может еще более усугубить натянутость отношений между командующими различных родов войск, а их разногласия могут стать достоянием гласности.

Посольство США возлагало большие надежды на генерала Аурелио де Лира Тавареса, министра сухопутных войск. Поэтому именно на него оно и стало оказывать давление. Этот 63-летний ветеран военно-инженерных войск имел репутацию человека, способного трезво оценивать обстановку, поэтому в посольстве считали, что он скорее всего может понять, какой серьезный удар будет нанесен по престижу хунты в конгрессе США в том случае, если Элбрик погибнет из-за несговорчивости военных.

Два других военных министра, адмирал Аугусто Рудемакер Грюневальд (ВМФ) и бригадный генерал Марсио де Суоза э Мелло (ВВС), были по мнению американцев, сторонниками жесткого курса среди высших военных чинов. При этом считалось, что ВМФ занимает наиболее бескомпромиссную позицию. Сторонники жесткого курса требовали каждый час публично расстреливать по одному политическому заключенному до тех пор, пока похитители не освободят Элбрика. Те, конечно, ответят на это убийством посла, но такая жертва была бы все же, по их мнению, предпочтительнее, чем то унижение, которому хунта подвергнется в случае выполнения требований похитителей.

В посольстве США придерживались, однако, иного мнения, хотя никто толком не знал, что именно следует предпринимать в подобных случаях. Разве мог кто-либо предполагать, что такое может случиться? Поскольку никаких инструкций из Вашингтона не поступало, сотрудники посольства стали сами нажимать на все имеющиеся у них рычаги, чтобы любыми средствами добиться освобождения Элбрика.

В число 15 политических заключенных, освобождения которых добивалась группа «МР-8», были включены те (среди них были и мужчины, и женщины), кто подвергался наиболее жестоким пыткам. В окончательный список попал также и Грегорио Безерра, совершенно больной 70-летний коммунист. Это было сделано в знак особого к нему уважения и из чувства сострадания (20 лет своей жизни он провел в тюрьмах при разных режимах). После переворота в 1964 году Безерра стал одним из первых политических заключенных, узнавших, что такое пытки. Один армейский майор привязал его к джипу и волоком протащил истекавшего кровью старика по улицам Ресифи.

Жан-Марк почти наверняка был бы тоже включен и список, несмотря на то что за несколько коротких встреч с Фернандо Габейрой они уже успели невзлюбить друг друга. Однако закопспирированность Жан-Марка, сослужившая ему в прошлом добрую службу, теперь обернулась против него. Военная разведка в течение трех дней не могла установить его личность, и этих трех дней оказалось достаточно для того, чтобы весть о его аресте так и не дошла до оставшихся на воле друзей. К тому времени, когда об аресте Жан-Марка стало известно, Фернандо уже опустил список с 15 фамилиями в ящик для предложений в одном из супермаркетов в Леблоне.

Наутро после первой своей ночи в заточении Элбрику захотелось с кем-нибудь поговорить. Похитители заранее договорились, что будут по очереди дежурить у его дверей, но входить туда не будут и сведут все свои разговоры с ним до минимума.

Но соблазн обсудить свои взгляды с такой высокой персоной был настолько велик, что Фернандо ничего не оставалось, как молча следить за тем, как его товарищи один за другим поддавались искушению. «Ничего уж тут не поделаешь, — смирился он. — Ведь мы бразильцы. Но если так пойдет и дальше, то скоро мы начнем приглашать его обедать вместе с нами».

После вынужденной вылазки Фернандо за пиццей Толедо состряпал какое-то варево из риса, фасоли и макарон, и теперь они угощали привередливого посла уже этим блюдом. Национальное бразильское блюдо фейжоада готовится из фасоли и мяса. Еда эта настолько сытная и тяжелая, что во многих ресторанах ее подают лишь в полдень по субботам, с тем чтобы гости могли потом сразу же отправиться домой и прилечь. Приготовленное надлежащим образом, блюдо это — деликатес. На тарелке же у посла была какая-то отвратительная каша. Фернандо и его товарищи, которые ели то же самое, согласились потом с послом, что еда была тошнотворной. Один из них сочувственно сказал: