15 октября 1938 г.

В. Ульрих.

Подобного рода посланий, в которых руководители правоохранительных органов рапортовали о проделанной работе, становилось все больше. И принимал такие рапорты заместитель наркома Берия. Имя же его непосредственного начальника Ежова, номинально первого лица наркомата, даже не упоминалось.

Конец 1938 г. был ознаменован появлением сверхсекретного документа, не имеющего аналогов в нашей истории. Речь идет о приказе НКВД № 00 827, подписанном комиссаром госбезопасности 1-го ранга Л. Берия. Этот приказ был направлен со следующим экстраординарным препроводительным письмом:

«Рассылается для сведения членов бюро ЦК Нацкомпартий, крайкомов, обкомов, окружкомов, горкомов и райкомов приказ НКВД от 27 декабря, утвержденный ЦК ВКП(б).

Секретарь ЦК И. Сталин.

29 декабря 1938 г.»

Первый и последний раз в нашей истории документ НКВД был разослан от имени партии. Положение, очевидно, было критическим.

Приказ, утвержденный Сталиным, гласит о том, что имеют место случаи вербовки агентов и осведомителей из числа ответственных руководителей партийных, советских и хозяйственных аппаратов и работников обслуживающего аппарата партийных органов. Формулировка «имеют место случаи», конечно, неточна, но не мог же Сталин открыто признать, что многие партийный и государственный лидеры самого различного уровня, в том числе и весьма высокого, стали «сексотами» и сам партийный аппарат все больше превращался в осведомительный придаток к органам.

А это уже было опасно и для самого вождя. Может быть, здесь крылась одна из главных ошибок Ежова, стоившая ему в конечном счете жизни.

Постановляющая часть кратка и категорична: «Прекратить вербовки ответственных работников партийных, советских, хозяйственных и общественных организаций, а также обслуживающего персонала партийных комитетов. Немедленно прекратить связь с агентами и осведомителями этой категории и сообщить им об этом с отобранием подписки. Личные и рабочие дела указанных выше категорий агентуры уничтожить в присутствии представителей рай(гор)комов и составить акт об этом. Сообщить об исполнении приказа специальной докладной запиской через десять дней».

Наверное, не один агент из числа секретарей комитетов, парткомов и других крупных руководителей вздохнул с облегчением. В первые дни нового 1939 г. по всей стране горели папки с анкетами и доносами высокопоставленных сексотов.

Впрочем, запрет касался вербовки официальной, однако ничто не мешало доносить, так сказать, «по велению сердца».

24 сентября 1938 г. был арестован нарком внутренних дел Белоруссии Борис Берман. На допросе он показал, что в период 1937–1938 гг. наркомом внутренних дел СССР Ежовым и его заместителям Фриновским давались явно враждебные указания о решительной борьбе с мнимыми врагами народа, что повсеместно приводило к массовым арестам ни в чем не повинных советских граждан. По этому факту ни Ежов, ни Фриновский допрошены не были. В то время их даже не поставили в известность о наличии таких показаний против них.

22 февраля 1939 г. Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Б. Д. Бермана «за шпионаж и враждебную деятельность в органах НКВД» к высшей мере наказания. На следующий день приговор был приведен в исполнение. Тем самым, исключалась всякая возможность последующей проверки показаний Бермана путем очных ставок с Ежовым и Фриновским, постановки дополнительных вопросов и других следственных действий с участием осужденного наркома.

Дело Бориса Бермана оказалось первым, но не единственным сигналом о массовых арестах и других злоупотреблениях органов НКВД под руководством Ежова.

По этим фактам ЦК ВКП(б) и Совнарком СССР еще 17 ноября 1938 г. вынесли совместное постановление «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». В этом документе констатировались многочисленные нарушения социалистической законности в деятельности НКВД.

Ежов поспешил отреагировать. 26 ноября он издает приказ о ликвидации внесудебных карательных органов при Наркомате внутренних дел. Этим приказом объявлялось об упразднении печально знаменитых «двоек» и «троек». Выпестованная Ежовым система внесудебной расправы разваливалась на глазах.

Приказ от 26 ноября оказался последним в карьере наркома внутренних дел Ежова. Несколько дней спустя все центральные газеты опубликовали официальное сообщение: «Ежов Н. И. освобожден, согласно его просьбе, от обязанностей наркома внутренних дел с оставлением его народным комиссаром водного транспорта. Народным комиссаром внутренних дел СССР утвержден Л. П. Берия».

В истории НКВД началась новая глава.

Тем временем в кремлевских коридорах власти судьба Ежова была уже решена.

Его взяли на рассвете 10 апреля 1939 г. В кабинете у Ежова были спрятаны четыре пистолета. Один — в ящике письменного стола, другие — за книгами в книжных шкафах. Вероятно, он сильно боялся за свою жизнь, коль скоро прятал пистолеты в разных местах. Вообще, он имел много оружия.

Из описи изъятого при аресте. Пистолеты: «Вальтер» — 2 шт., «браунинг» — 2 шт., «маленький» — 1 шт. Винтовки и ружья — 5 шт. «Боевые патроны к ним». Да, еще «маузер» изъяли, «к нему 7 патронов». Видимо, нарком на случай атаки, решил отстреливаться до последнего патрона.

Нет сомнения в том, что Ежов жил на широкую ногу. Вещи у него изымались и в Кремле, и в кабинете наркома, и на даче.

Из одной только описи имущества, изъятого при аресте. Множество пальто, плащей, шинелей, 9 пар сапог, 13 гимнастерок, 14 фуражек и так далее.

Десятки дамских пальто, плащей, платьев, 48 кофточек, 31 шляпка. «Фигуры» мраморные, фарфоровые, медные, бронзовые — 34, «картины в рамках и под стеклом» — 29, портреты — 9 и т. п. И это только одна опись из трех. А в протоколе обыска при аресте еще значатся: «печатный материал-перевод книги Л. Фейхт-Вангер на 133 листах», название не указано, но, видимо, это «Москва 1937». «Книг врагов народа Троцкого, Бухарина, Зиновьева, Каменева и другие — 103 шт.». «Альбомы со снимками врагов народа — 2 шт.» «Разные заметки на 84 листах и разорванная записка, изъятая из пепельницы».

Ежова провели через созданную им самим унизительную процедуру: сорвали знаки различия и ордена, раздели донага и тщательно осмотрели все естественные полости тела, срезали пуговицы с одежды и сняли шнурки с обуви. В тюремной камере этот низкорослый тщедушный человек уже ничем не напоминал всесильного повелителя Лубянки.

Нескончаемой чередой потянулись долгие дни и бессонные ночи одиночного заключения. Бывшему народному комиссару предъявили обвинение в руководстве заговорщической организацией в войсках и органах НКВД, в подготовке террористических актов против руководителей партии и государства, в планировании вооруженного восстания. Особый пункт обвинения — шпионаж в пользу иностранных государств. В начале следствия Ежова обвиняли в сотрудничестве с немецкой разведкой, в конце — фигурировали уже разведслужбы Великобритании.

Такая перемена в определенной степени была, очевидно, связана с изменением внешнеполитической ориентации СССР — переговоры о взаимопомощи с Великобританией и Францией (март-август 1939 г.) и подписание советско-германского договора о ненападении в августе того же года.

Но все эти колебания политического курса влияли на содержание предъявленного Ежову обвинения в шпионаже лишь в части указания конкретного государства, в пользу которого якобы действовал бывший нарком. Существо же обвинения в сотрудничестве с иностранной разведкой оставалось неизменным.

3 февраля 1940 г. на закрытом заседании Военной коллегии Верховного суда СССР подсудимый Николай Иванович Ежов был признан виновным по всем пунктам предъявленного обвинения и приговорен к высшей мере наказания — расстрелу.