Я посмотрел на беспорядок, который Ляо вечно умудрялась создавать, и наскоро прибрался, не желая упустить единственную возможность самому исследовать территорию дворца. Я пристегнул меч на случай, если Ледяной островитянин сунется ко мне, но кольчугу оставил свернутой в углу – в ней я бы слишком бросался в глаза. С высоко поднятой головой я уверенно спустился по лестнице, кивнув пажам, сидевшим в своей каморке, склонившись над непонятной игрой из цветных камней.

Я вышел из дворца и прямиком направился к главным воротам, мучительно выдумывая какой-нибудь предлог, который позволит мне выйти за стену и поглядеть, что может предложить мне берег для побега. Единственный шанс – если на посту будет кто-то из молодых, самоуверенных и надменных в свеженачищенных кольчугах, – я хорошо знаю это с тех самых пор, когда муштровал новобранцев мессира. Если я попаду на берег, может, удастся спрятаться на галере из другого владения… Только какой в этом прок?

Дорожка обогнула дерево с глянцевыми листьями; я научился уважать эти листья с острыми как бритва краями и немедля отступил в его укрытие, когда Каеска Шек вошла на территорию дворца. Она была в простом платье из белого хлопка, голову ее покрывал длинный шарф, который она торопливо сняла при входе. На пороге Каеска оглянулась, затем пошла дальше, не говоря ни слова стражникам; те открыли и закрыли за ней высокие черные ворота. Руки ее были сжаты на груди – прятали что-то маленькое.

– И где же ты ходишь, моя госпожа, когда Мали рожает? – пробормотал я.

Я посмотрел на стражников в воротах: трое мужчин с твердыми лицами, на горсть лет старше меня. Опыта лжи и хитрости таким не занимать, если Ляо не преувеличивала, рассказывая о жизни в Архипелаге. Я оставил надежду выйти за стену и прислушался к тихим шагам Каески по гравию. Чем больше улик я соберу против этой женщины, тем большую безопасность обеспечу себе. Я свернул на дорожку меж густых зарослей ягодных кустов, буйно растущих на плодородной черной почве; их темные листья давали отличное убежище. Медленно продвигаясь, я разглядел сквозь листву яркие волосы Каески и после минутного раздумья понял, что она сидит на каменном краю фонтана, где бесцельно кружит стайка разноцветных рыбок.

Я не видел, что делает Каеска, и стоял неподвижно, досадуя, пока она не встала и не отправилась дальше в сторону главной резиденции. Немного выждав, я пошел следом и по дороге глянул на фонтан. Глянул – и встал как вкопанный. Несколько тусклых, синеватых рыбок плавали на поверхности воды кверху брюшками, их плавники в последний раз слабо шевельнулись и через миг застыли.

Я бросился за Каеской, твердо решив не терять ее из виду, а сам пытался разгадать, для какой игры она ставит доску на этот раз. На территории дворца было несколько фонтанов с рыбками, и Каеска посетила их все в своих видимых блужданиях. Ее путь также пролег через ту часть сада, где каждая жена держит вольер с разнообразными птицами: одни – яркие и сладкоголосые, другие – совсем невзрачные, разве что на вкус они лучше, чем на вид. Когда Каеска поднималась по лестнице в главную часть дворца, я подумал, не к тем ли жутким ящерицам в обеденном зале она направляется. Все эти животные имели какое-то значение, которое для меня оставалось загадкой. Пока же я установил только одно: каждое утро Ляо первым делом выпускает птицу со своего балкона и внимательно изучает ее полет. Капризы пернатой могли существенно повлиять на настроение Ляо в течение целого дня. Я уже научился быть осторожным в те утра, когда глупое создание направлялось к горе, что возвышалась в центре острова.

Но все-таки зачем Каеска травила рыбу? Проверяла действенность того, что прятала на груди, прежде чем сунуть яд кому-то еще? Надо предупредить Ляо, и Гривала тоже, решил я. Уж он сумеет не подпустить Каеску к ребенку! В этом чумном климате новорожденные должны быть еще уязвимее, чем у нас, на материке, и, возможно, Каеска надеется выдать его смерть за естественную трагедию.

Я незамедлительно вернулся во дворец и взбежал по лестнице, радуясь голосам над моей головой. Когда я поднялся на верхний этаж, Мали огибала угол, тяжело опираясь на руку Шек Кула. Гривал поддерживал ее с другой стороны. Женщина посмотрела на меня отсутствующим взглядом: боль скрутила ее, исторгнув хриплый стон из самых глубин ее существа. Следом появились Гар и Ляо. Они промокали роженице лоб, бормотали слова ободрения, растирали спину, пока схватки не прошли. Мали снова начала свое неуклюжее продвижение, шепча умопомрачительный набор непристойностей Гривала. По мне, эта женщина выглядела дошедшей до крайности, но повивальная бабка улыбалась и кивала, и, поскольку никто не паниковал и не кричал, мне пришлось предположить, что они знают свое дело. Я точно не знал: в приличных тормалинских семьях роды – исключительно женская тайна.

Я шагнул к Ляо, надеясь поговорить с ней, но госпожа сердито отмахнулась от меня. Раздосадованный, я отступил, однако настаивать побоялся. Спускаясь по лестнице, я невольно ускорил шаг – от душераздирающего крика Мали задребезжали ставни.

Я повернул за угол на первом этаже и нос к носу столкнулся с эльетиммом. На сей раз, вместо того чтобы запугивать меня, он сам чего-то испугался и, круто повернувшись, побежал по выложенному белыми плитками коридору, который вел к анфиладам гостиных, где каждая жена принимала своих посетителей. Я направлялся в противоположную сторону, когда мною вдруг овладело жгучее любопытство и ноги сами собой понесли меня вслед за эльетиммом в этот лабиринт на нижнем этаже дворца. Опасение боролось с внезапной, железной решимостью узнать, что замышляет сия милая парочка, но я отмахнулся от него, смутно думая, что Айтен высмеял бы меня за столь не свойственное мне поведение.

Впереди захлопнулась дверь, изгоняя спонтанные соображения из моей головы. Это был главный вход в гостиные Каески, и я слышал тихий шепот голосов, который в полной мере пробудил мою досаду. Бесшумно ступая босыми ногами по мраморному полу, я подкрался к самой двери, но по-прежнему не мог ничего разобрать. Что ж, если за магию здесь казнят, Каеска вряд ли станет орать заклинания во все горло. Внутри опять послышались голоса, и я затаил дыхание, молча проклиная занавеску, задернутую с той стороны двери, – меж черных деревянных планок виднелся ее алый шелк.

– Когда родится ребенок, ты доставишь это письмо моему кузену, Данаку Нилу. Он тебе скажет…

С кем говорит Каеска?

«Сзади!»

В тот миг, когда этот голос раздался внутри моей головы, на стену передо мной упала тень, и, резко оглянувшись, я увидел эльетиммского жреца, который вздымал надо мной булаву, чтобы разбросать мои мозги по узорчатым плиткам. Я бросился вперед и с треском проломил тонкие планки двери. Череп спас, но получил мощный удар по бедру и оказался лицом к лицу с перепуганной Каеской. Она была одна, и, внезапно все поняв, я молча выругал себя. Это ж надо – клюнул как дурак на их приманку!

– Хватай его!

Эльетимм отдернул порванную занавеску, и женщина заметалась как птица в клетке. Она попыталась схватить меня и завизжала от страха и возмущения, когда я сгреб ее за тонкую талию и бросил прямо в колдуна. Оба грохнулись на пол, а я побежал к ставням, открывавшимся в сад, второпях перепрыгнув через кушетку. Но едва моя нога коснулась пола, как ее пронзило нестерпимой болью. Я с криком упал и, катаясь по полу, схватился за бедро. Поглядев сквозь слезы на ногу, я увидел осколки кости, торчавшие из мяса, и кровавые лохмотья кожи. Зубы Даста, как он нанес такую рану всего одним скользящим ударом? Пока я стонал от боли, ублюдок подошел, чтобы позлорадствовать надо мной, и насмешливо стал шептать заклинание.

«Ах ты, навозная рожа!» – рассвирепел я и из последних сил двинул его здоровой ногой по колену – удар, которым я, бывало, калечил противников и покрупнее, чем он. И точно, колдун упал как подкошенный, хрипло вскрикнув, когда изогнутые ножки кушетки подломились под его тяжестью. Я получил слабый удар по почкам от Каески, но это меня не беспокоило. Как только заклинание расплелось, боль в бедре исчезла. Мои руки сжимали посиневшую от ушиба, но в остальном невредимую плоть, и я вскарабкался на ноги, дрожа от ярости и ужаса. Этот гад снова путал мой разум, перемешивал мозги, чтобы обмануть меня. Я толкнул Каеску в живот и отбросил к полке изысканных ваз, кои разлетелись вдребезги, и злобно подумал, что эта стерва получила довольно осколков в задницу.