г. Орел
8 августа 1943 г.
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
В результате обобщения собранных за последние дни различных агентурных материалов по вопросу о расстрелах немцами советских людей установили, что за зданием тюрьмы немцы во рвах закапывали расстрелянных гестапо (место расстрела еврейского населения, которое здесь полностью было уничтожено немцами, еще не обнаружено). Сегодня профессор Бурденко начал раскопки этих рвов. Днем, когда я туда приехал, уже докопались до трупов. Разрытый ров (всего таких рвов за зданием тюрьмы 5–6) длиной до 20 м, на большую глубину весь завален трупами. Точное количество трупов трудно определить, но их очень много.
Бурденко, со свойственным его профессии отношением к этим вещам, оживился, когда обнаружил следы пулевых ранений в черепах и трупы со сломанными руками и ногами, так как это важно с точки зрения медицинских доказательств немецких зверств. Вообще же это совершенно страшное зрелище. В яме в беспорядке лежала груда трупов мужчин, женщин и детей. На некоторых еще полностью не разложившихся лицах видны следы ужасных мук, которым подвергались эти люди перед расстрелом.
Арестованный особистами могильщик тюрьмы, бывш[ий] военнослужащий Красной Армии, попавший к немцам в плен, подробно показывает о массовых расстрелах и о том, как он закапывал полуживых.
Арестовали местного жителя Савина (до оккупации без определенных занятий). Пока что он признался в том, что по заданию немецкой жандармерии разыскал и выдал им двух братьев, партизан Илюхиных Николая и Александра, которые 14 января 1942 г. были немцами расстреляны.
После долгих поисков нашли бывшего начальника отдела здравоохранения Городской управы Ильинского. При обыске у него обнаружен написанный им при немцах документ антисоветского клеветнического характера. Он сидит на допросе бледный как полотно, весь от головы до пят дрожит, говорит, что он предатель, но более конкретного пока не сказал.
Арестованный Труфанов, инженер, при немцах — начальник Орловского радиоузла, дает подробные показания о своей связи с отделом пропаганды штаба немецкой армии и об активной антисоветской работе, которую он по заданию этого отдела вел. Труфанов называет ряд лиц, проводивших активную антисоветскую пропаганду. Эти лица разыскиваются. […]
Получили сведения об арестах в некоторых районах области, недавно освобожденных от противника. Там есть много интересных арестованных, но, к сожалению, связи с районами никакой нет. Придется самим туда выехать и разобраться на месте.
Получили телеграмму от т. Судоплатова о «сюрпризах», оставленных немцами. Дали задание агентуре выяснить, в каких местах перед отходом возились немцы, где они разрывали и проч. Пока что больших взрывов не было, но мины продолжают рваться на протяжении всего времени в разных местах города.
Артиллерийской перестрелки уже не слышно. Фронт отодвинулся на 30–40 км, только ночью на горизонте видно пламя горящих деревень, оставленных немцами.
г. Орел
9 августа 1943 г.
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Настроение подавляющего большинства жителей Орла хорошее. Это видно из целого ряда обыденных, бытовых деталей, которые больше убеждают, чем патриотические высказывания. Так, например, когда наша хозяйка привела в порядок комнату и вынула из сундука ковры, которые в течение двух лет были пересыпаны нафталином и спрятаны в погребе, для меня ее настроение стало совершенно ясным. Таких и подобных фактов очень много.
Пока населению хлеба не дают, но жители относятся к этому терпеливо, зная, что немцы перед уходом взорвали все, в том числе и имевшийся в Орле хлебозавод.
Особо следует сказать о молодых женщинах. Они чувствуют себя очень плохо. Объясняется это следующим: бойцы и командиры, пришедшие в Орел, как правило, не общаются с местными молодыми женщинами и девушками. Военнослужащие открыто заявляют: «Мы не хотим быть кумовьями немцев» — и обвиняют девушек в отсутствии патриотизма.
Одна из девушек (поведение ее при немцах не вызывает никаких подозрений), с которой сегодня я долго беседовал, с большой горечью рассказала мне, что один майор Красной Армии заявил ей, что орловские девушки за плитку шоколада продавали Родину. Она понимает, что это справедливо в отношении ряда женщин, которые недостойно себя вели, но она протестует против того, чтобы всех мерить по одной мерке. […]
Но также очень много фактов патриотического поведения девушек.
Страшным бичом в городе была отправка в Германию. В апреле-мае месяце с. г. немцы объявили принудительную эвакуацию в Германию всего женского населения от 16 до 26 лет за исключением лиц, занятых на службе в военных, пропагандистских, административных и медико-санитарных учреждениях. Для подавляющего большинства женщин это было страшной трагедией, и они всеми способами пытались уклониться от эвакуации. Так, девушки, для того чтобы не уехать в Германию, перед их освидетельствованием на медицинской комиссии, курили чай, делали уколы, которые создавали опухоль, умышленно заражались кожными заболеваниями (чесотка, экзема). В городе до сих пор очень много девушек, больных экземой. Дело даже доходило до того, что некоторые умышленно обваривали себе руки кипятком, а некоторые, которым все это не помогало, — кончали жизнь самоубийством (в Орле зафиксировано несколько таких случаев), […]
Сегодня разыскали агента гестапо Тимонова. При обыске у него обнаружено заявление-анкета, где он в антисоветском духе излагает свою биографию и пишет, что просит его принять в агенты гестапо. Тимонов, конечно, немедленно сознался и дал подробные показания. Из этих показаний, в частности, видно, что обнаруженная нами анкета является копией анкеты, сданной им в гестапо, после чего он завербован сотрудником гестапо и по его заданию выявлял коммунистов.
Не меньший интерес представляет и жена Тимонова — Горбачева, которую мы также арестовали. Она являлась содержательницей конспиративной квартиры гестапо и сводила сотрудников гестапо со своими приятельницами, которых гестаповцы вербовали. Горбачева пока лишь созналась в том, что являлась содержательницей конспиративной квартиры.
При очистке тротуаров, заваленных кирпичами и обломками взорванных зданий, обнаружены списки работников управы и работников полиции. При проверке этих списков оказалось, что большинство уехало или угнано немцами, некоторая часть уже арестована нами, остальных активно разыскиваем.
При объезде близлежащих районов обнаружили много оборудованных лагерей для военнопленных. Из разговоров с местным населением выяснилось, что эти лагеря немцы приготовили к началу летнего наступления. Немецкие офицеры говорили среди населения, что к августу месяцу в этих лагерях будет более 100 тыс. человек. Оказалось, что с начала немецкого наступления и до их отступления из-под Орла в эти лагеря привезли… 30 человек.
г. Орел
10 августа 1943 г.
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Сегодня с рассветом выехали с Домаревым в Кромы (линия Орел-Курск). По этой дороге немцы в последние дни уходили из-под Орла. Сейчас линия фронта проходит в нескольких километрах западнее г. Кромы. Все мосты, и даже маленькие (шириной не более полуметра), взорваны. Железнодорожное полотно, железнодорожные станции, будки стрелочников, абсолютно все железнодорожные сооружения также взорваны.
По обеим сторонам шоссе сплошь, как фонари на улице Горького, стоят жерди с фанерными табличками «мины». Движение только по середине дороги, при малейшем отклонении в сторону рискуешь подорваться на мине. Особенно сильно минированы подступы к переправам на линии взорванных мостов. Несмотря на то что в этих местах видно множество свежих следов движения машин, мины иногда взрываются и на проезжей части.
На первой переправе за Орлом я увидел место, на котором незадолго до нас подорвался генерал-майор и два полковника. Они сошли с машины, чтобы осмотреть один из не убранных еще немецких трупов, и тут же все были смертельно ранены. На второй переправе у нас на глазах подорвался грузовик, что заставляло с некоторой тревогой думать о наших перспективах. Но ко всему этому быстро привыкаешь, и когда на обратном пути из г. Кромы в Орел впереди нас подорвался танк, у которого вдребезги раздробило правую гусеницу, я спокойно размышлял над тем, что если бы на эту мину наскочили мы, то от нашего «Виллиса» вместе с пассажирами осталось бы только мокрое место.
