Итак, обряд обрезания — очень распространенный, древний. Возник он в незапамятные времена, еще тогда, когда люди употребляли только каменные орудия (каменный век). Он возник, несомненно, из обычаев человеческого жертвоприношения. Ведь боги разных народов так же, как в свое время библейский еврейский бог, требовали, чтобы в жертву приносили первенцев не только от скота, но и от людей. Во второй книге Моисеевой — Исход бог требует себе:

«И сказал господь Моисею, говоря: освяти мне каждого первенца, разверзающего всякие ложесна между сынами Израилевыми от человека до скота, — (потому что) мои они. Отделяй господу все (мужского пола), разверзающее ложесна; и все первородное из скота, какой у тебя будет мужского пола, (посвящай) господу; а всякого из ослов, разверзающего (утробу), заменяй агнцем; а если не заменишь, выкупи его; и каждого первенца человеческого из сынов твоих выкупай» (XIII, 1, 2, 12, 13).

Значит, сначала считалось, что богу обязательно надо приносить человеческие жертвы. Потом, когда возникли меновые отношения, когда можно было покупать и продавать, тогда человека стало можно выкупать, заменять его животным. Но вместе с тем пережитки кровавых жертвоприношений остались. Если нельзя всего человека принести в жертву, то хотя бы часть его: отрезать кусок пальца, кусок губы, уха или хотя бы надрезать их, чтобы кровь текла, и кровью помазать изображение бога, жертвенник его или край жертвенника. Обрезать крайнюю плоть считалось особенно важным. Увечить половые органы — органы размножения — считалось особенно серьезной жертвой. С течением времени обряд калечения младенцев был перенесен на более взрослый возраст, так как многие младенцы этой операции, по-видимому, не выдерживали. Обряд этот отнесли к таким моментам, когда совершались важные события в жизни человека, как переход от детства к возмужалости.

Прошли уже тысячи, десятки тысяч лет с того времени, когда возник этот обряд. Он давным-давно потерял всякое значение. Христиане, если они празднуют праздник обрезания господня, празднуют его теперь совершенно лицемерно. Никто из них над собой этого обряда уже не совершает. Но миллионы верующих у магометан, у евреев, все еще под властью религии, все еще под властью раввина, муллы, которые за каждую такую кровавую операцию берут себе плату, все еще совершают над собой и своими детьми этот кровавый обряд обрезания крайней плоти полового члена, подвергают мучениям ребенка и очень часто подвергают детей опасности смерти от этой операции. Правда, еврейские раввины пытаются часто объяснить этот обряд медицинскими, гигиеническими соображениями, заботой о здоровье: будто бы обрезанные половые органы меньше подвержены заразным заболеваниям (их будто бы легче содержать в чистоте). На самом деле статистика половых заболеваний у обрезанных и необрезанных вовсе не показывает здесь различия, так что это соображение, конечно, меньше всего можно принимать всерьез. Вот почему широкие слои еврейских трудящихся уже не совершают обряд обрезания над своими детьми, справедливо считая этот обряд пережитком далекого варварства. В древние времена, согласно указаниям библейского бога, их просто-напросто убили бы за это, за то, что они не хотят увечить своих детей, а мы должны помочь верующим изжить этот суеверный, дикий обряд звериной человеческой жизни каменного века.

О детстве Исаака библия рассказывает только историю о том, как папаша чуть было его не зарезал для того, чтобы зажарить своему богу. Затем идет очень большой пропуск в биографии (жизнеописании) этого патриарха, приблизительно в тридцать лет, и затем библия рассказывает о том, как папаша Исаака посылал свата, одного из своих рабов, чтобы взять ему жену из родственного племени. Чтобы успешнее выполнить сватовство, сватушка взял подарки, «калым» за невесту: 10 верблюдов и украшения из драгоценных металлов. А дальше рассказывается романическая история о том, как этот самый раб загадывал: ежели выйдет девица, напоит из кувшина раба и верблюдов, тогда он и возьмет ее в жены своему молодому господину (а этому «молодому господину» было 40 лет, — глава XXV, стих 20). Как выбирал раб жену своему господину? Во-первых, нужно было выбрать из родственного племени, во-вторых, покорную, в-третьих, работящую. Невеста эта вряд ли польстилась бы на рассказы о святости Исаака.

Сватовство начинается с того, что преподносятся дорогие подарки:

«Когда верблюды перестали пить, тогда человек тот взял золотую серьгу, весом полсикля, и два запястья на руки ей, весом в десять сиклей золота» (какая точная бухгалтерия!)[38] (XXIV, 22).

Родители Ревекки, должно быть, тоже были падки на золото. Брат Ревекки, Лаван, «когда он увидел серьгу и запястья на руках у сестры своей», принял очень радушно свата. Но без богатого калыма в те далекие времена нельзя было получить невесту хотя бы даже и самому «святому» патриарху Исааку. Поэтому:

«Вынул раб серебряные вещи и золотые вещи и одежды и дал Ревекке; также и брату ее и матери богатые подарки. И ели и пили он и люди, бывшие с ним, и переночевали» (Бытие, XXIV, 53–54).

Так за золото и серебро и за подарки богатый библейский скотовод Авраам купил своему сыну Ревекку.

Затем библия рассказывает про рождение двух близнецов Иакова и Исава. Исав — зверолов, человек полей, а Иаков — маменькин сыночек, живущий в шатрах. Нет никакого сомнения в том, что в рассказе об Иакове и Исаве, как и в рассказе о Каине и Авеле, отразилась борьба различных племен и различных культур: рассказ напоминает переход от охотничьего периода к скотоводческому, и библейский писатель простодушно рассказывает:

«Исаак любил Исава, потому что дичь его была по вкусу его (значит, просто был любитель дичины, объедала, лакомка. — Ем. Я.), а Ревекка любила Иакова» (XXV, 28).

А дальше рассказывается, как тихоня Иаков надул охотника-дикаря Исава:

«И сварил Иаков кушанье; а Исав пришел с поля усталый, и сказал Исав Иакову: дай мне поесть красного этого, ибо я устал… Но Иаков сказал: Продай мне теперь же свое первородство. Исав сказал: Вот я умираю; что мне в этом первородстве? Иаков сказал: поклянись мне теперь же. Он поклялся ему и продал первородство свое Иакову. И дал Иаков Исаву хлеба и кушанья из чечевицы, и он ел и пил, и встал, и пошел; и пренебрег Исав первородством» (Бытие, XXV, 29–34).

Вот и весь рассказ. При патриархальном строе старший в роде, наследующий большую часть имущества, конечно, имеет превосходство. А батюшки всякие в школах на уроках закона божия обыкновенно увлекались, расписывая добродетель Иакова и пустоту Исава: вот, дескать, какой был человек — за чечевичную похлебку продал свое первородство!

Но попробуйте поставить этого самого Иакова за образец — и что получится? Получится эксплуататорская, кулацкая, ростовщическая мораль: ежели к тебе придет голодный и усталый человек и попросит у тебя есть, то ты его прижми хорошенько и обяжи его заплатить тебе дорогой ценою за ту чечевичную похлебку, которую ты ему даешь, хотя бы это был брат твой.

Следующая глава (XXVI) буквально повторяет рассказ о том, как Исаак, подобно своему папаше, не прочь был спекульнуть своей женой:

«Исаак поселился в Гераре. Жители места того спросили о (Ревекке) жене его, и он сказал: «это сестра моя», потому что боялся сказать: «жена моя», чтобы не убили меня, думал он, жители места сего за Ревекку, потому что она прекрасна видом. Но, когда уже много времени он там прожил, Авимелех, царь филистимский, посмотрев в окно, увидел, что Исаак играет с Ревеккою, женою своею, и призвал Авимелех Исаака и сказал: вот это жена твоя, как же ты сказал: она сестра моя? Исаак сказал ему: потому что я думал, не умереть бы мне ради ее (какое благородство, какая храбрость! — Ем. Я.). Но Авимелех сказал: Что это ты сделал с нами? Едва один из народа не совокупился с женою твоей, и ты ввел бы нас в грех» (XXVI, 6–10).