Крис перестала слушать после слова «попортил». С ней у него было все не так. У них было не так. У нее с ним — любовь.

— Он хочет на мне жениться. Он меня любит.

— Вот как? И уже предложение сделал? — Прин ткнула ей в лицо обручальное кольцо. Острое и опасное.

Крис не ответила. Тело ее вдруг онемело и налилось тяжестью. Хотелось лечь и спать — долго-долго. Но мысли, словно бьющие бампером машины, таранили мозг. Эти вторники и четверги — с кем занимается Сэнди? И тот запах вчера? Что он маскировал? И, да, это ведь его машина стояла на площадке перед домом.

Прин потушила сигарету, оставила ее в пепельнице, которую Крис никогда раньше не видела, и поднялась.

— Нам пора, а то опоздаем на самолет.

— На самолет?

— Вот именно, — раздраженно бросила Прин. — Послушай. — Ее тон немного смягчился. — Еще ведь рано, да? Ладно, не важно. Они там сами во всем разберутся. Но нам нужно идти. Я сказала миссис Арчер, что мои родители берут нас на благотворительный вечер, и что за нашим столиком будет Джеки О.[20] Знала, что сработает. У миссис А. пунктик насчет знаменитостей. Я сказала, что мы только что узнали, и что ты поехала в город за платьем, но в спешке забыла ее предупредить. Проглотила без возражений. Когда вернемся, объясню, что полиция получила предупреждение о заложенной бомбе, и секретная служба, конечно, не разрешила Джеки присутствовать.

Та часть Крис, что слушала Прин, подивилась изобретательности однокурсницы.

— Идем. Я уже сто лет как вызвала такси, так что машина наверное ждет.

Прин повезет ее домой, в Нью-Йорк. Это Крис поняла. Но зачем? Утешить? Ободрить?

В самолете, прежде чем развернуть последний номер «Воуг», Прин сказала:

— Он тебе тоже трепался насчет Юга, да? Какие у него родители и все такое? Не знаю, может, Сэнди и впрямь из Биг-Изи[21], но только не из того, что на Миссисипи, а какого-нибудь другого, на Гудзоне или в Хобокене.

Крис закрыла глаза и, сложив руки на животе, приказала себе уснуть.

В Ла-Гуардиа Прин затолкала Крис в еще одно такси. Был час пик, и поездка в город превратилась в бесконечное путешествие. Прин злилась. Крис пребывала в состоянии оцепенения, полусна, и время для нее будто остановилось.

— Опоздаем!

— Куда опоздаем?

— Не беспокойся. Не успеешь и глазом моргнуть, как все будет сделано, проблема исчезнет, и ты сможешь вернуться к своим цветочным горшкам.

Крис плохо знала Нью-Йорк. Бывая здесь с семьей, она посещала музеи, выставки, бродвейские шоу и кое-какие, тщательно отобранные, достопримечательности. Глядя из окна, она не находила ничего, что пусть даже отдаленно напоминало бы Эмпайр-стейт-билдинг или «Бонуит Теллер». Район, в котором они оказались, не имел ни малейшего сходства с Восточной Семьдесят первой улицей, где у подруги ее матери был свой дом и где они всегда останавливались во время визитов. Наконец Прин остановила такси и, когда они вышли, сказала водителю:

— Счетчик не выключайте и ждите здесь. Мы скоро будем. Обещаю, не пожалеете.

Они здесь жить не могут, подумала Крис. Семья Принс очень богатая, и если миссис Арчер купилась на сказку о Джеки, то только потому, что они и впрямь вращаются в тех же кругах, что и бывшая первая леди. И почему Прин попросила таксиста подождать?

Прин нажала кнопку у двери, и им открыли. Крис едва не вывернуло наизнанку — в вестибюле стоял запах мочи и чего-то похуже. Ей вдруг стало страшно, и она схватила Прин за руку.

— Где мы? Что происходит?

— Не беспокойся. Я с тобой. И я прослежу, чтобы все было в порядке. Хотя могла бы отправить тебя одну. А теперь идем. Подняться нужно всего на один пролет.

На следующей площадке Прин толкнула какую-то дверь. Дверь была стеклянная, но не прозрачная. Никакой таблички Крис не увидела. Помещение за дверью походило на комнату ожидания в медицинском учреждении, но обставлено было так, словно мебель собирали на помойках — ни одного одинакового стула, а сидения на некоторых порезаны. Сидевшая за столом женщина лет тридцати курила и читала газету. Прин подошла к ней, крепко держа Крис за руку.

— Она следущая, а я с ней. За компанию. — Она протянула плотный конверт.

— Возьмите номерок и ждите. — Женщина за столом лишь на мгновение оторвалась от газеты.

Крис старалась не смотреть на тех, кто был в комнате, но все же заметила, что все они женщины, человек десять. Некоторые молодые, две совсем юные, другие постарше. Одна примерно такого же возраста, как ее мать.

— Нет, сейчас, — сказала Прин. Говорила она уверенно, как человек, всегда добивающийся своего. На газету легла пятидесятидолларовая купюра. Женщина подняла голову.

— Хорошо. Сюда. — Она показала на одну из двух дверей у себя за спиной.

Прин потащила Крис за собой. Ноги не слушались. В голове билась только одна мысль: я не должна туда входить. Не должна! Дверь закрылась за ними, и откуда-то издалека донесся голос Прин.

— Вам придется ее отключить.

Крис напряглась, ожидая удара, но какой-то мужчина грубовато поднял ее и без лишних церемоний положил на медицинский стол. На нем был белый халат, как у врача, но только грязный, с красными пятнами. Крис попыталась встать, но Прин и кто-то еще удержали ее.

— Это же тебе самой нужно, — сказала Прин. — Расслабься.

Перед ней появилась эфирная маска и что-то еще, страшное. Последним, что она помнила, был чей-то крик:

— Не убивайте моего ребенка!

Кричала она сама.

Хелен Принс с нетерпением ожидала выпускного и всего того, что будет потом. Она получит диплом с отличием — было бы и лучше, если бы не споткнулась на устной защите, к удивлению куратора, весьма довольного ее письменной работой. Друг семьи уже договорился, что ее примут на лето в одну из престижных галерей Парижа, а по возвращении ее ожидает тепленькое местечко в городе. Предлагали и контракты в модельном бизнесе, причем, как в Бостоне, так и в Нью-Йорке, но она еще не решила, стоит ли ступать на эту дорожку. Ее фотографии уже появлялись в «Таун энд кантри»; звали и потом, но хочется ли ей быть моделью со всеми вытекающими из этого последствиями? Модель — это ведь всего лишь манекен. Всего лишь еще одно лицо и фигура. Пожалуй, нет, у нее другие планы, куда масштабнее. Эндрю переводится из гарвардской школы права в Колумбийский университет. Она подождет до осени и разорвет помолвку. Он уже давно начал ей надоедать, но поднимать шум сейчас не хотелось. Родители обожают Эндрю, но в тех кругах, куда она метит, он будет только обузой, тем самым камнем на шее.

А вот с Пелэмом она не ошиблась. Жалеть не о чем. Но оставались еще кое-какие дела. Прин перечислила их про себя, загибая длинные, белые, как и все ее тело, пальцы. Она старалась не попадать под солнце, прекрасно сознавая, какой эффект производит бледная кожа в сочетании с темными волосами и фиалковыми глазами. Бедняжка Элейн. Никто не верит, что они близняшки. Безымянный палец — Мэгги. Средний палец — Бобби. Об остальных за годы учебы она уже позаботилась. С них хватит… пока.

В последнем подсунутом под дверь комнаты Бобби письме сообщалось, что оригинал ее признания в воровстве ляжет на стол президента колледжа уже завтра. Прин видела родителей Бобби, таких же жалких, как и их дочь. Подкатили к общежитию на новеньком, сверкающем «Роллс-ройсе». Жалкие и вульгарные. Эти вполне заслужили то, что она сделает с их дорогой дочерью.

Мэгги тоже ожидало письмо. С фотографиями. Крошка Мэгги быстро перешла от невинных таблеток к вещам посерьезнее, и Прин все тщательно задокументировала. Миссис Хоуорд появилась в общежитии вслед за Доланами. Подошла к столу дежурной и попросила вызвать ее дочь, Маргарет Хоуорд. Потом отправилась к воспитательнице — покачиваясь на высоченных каблуках, в жутко-ярком облегающем платье для коктейля. Все, абсолютно все не так. Несчастная. Наверняка мечтает услышать речь президента студенческого совета, Маргарет Хоуорд, на выпускной церемонии. Только не бывать этому. В последнее время Прин с трудом скрывала неприязнь и физическое отвращение к Мэгги — здоровенной, толстой, неуклюжей, постоянно чего-то ожидающей. Что ж, она свое дело сделала. Как и другие.