Ели — в случае с Феб и Мэгги со здоровым аппетитом — молча. Если разговор и вспыхивал, то касался только безопасных тем, пищи и погоды. Впрочем, и о них говорили немного. Царившая за столом тишина не дышала покоем и не располагала к комфорту. Это явно не был тот случай, когда старые друзья настолько увлечены обедом, что в разговоре просто нет необходимости. Здесь тишина как будто шептала: «Поедим побыстрее и разбежимся». Все спешили. За фасадом молчания Фейт ощущала бурлящую энергию — и страх. Он прорвался дважды. «Ты когда-нибудь выходила из дому в такую бурю?» — спросила Крис у Элейн и получила короткий, сдержанный ответ: «Нет». И почти сразу же последовала реплика Феб: «Неужели никак нельзя помощь на помощь? Не можем же мы провести несколько дней под одной крышей с…». Она не закончила предложение, но все поняли, о чем речь. Труп. Элейн объяснила — чтобы подать сигнал бедствия, нужно поднять перевернутый флаг, но в данных метеорологических условиях это практически невозможно и бессмысленно. Потом хозяйка улыбка — то ли ободряюще, то ли снисходительно, Фейт так и не смогла интерпретировать выражение ее лица. Она предложила подать в гостиную кофе и ликеры, но большинство отказались. Люси налила себе бренди и, не сказав ни слова, удалилась. Рэчел и Крис ушли вместе, едва закончив с обедом. Остались только Элейн, Феб и Мэгги, сбившиеся, как кучка уцелевших после кораблекрушения, поближе к огню. Камин Фейт растопила сама. Этому полезному умению она была обязана Тому, который никак не мог поверить, что разведению огня, как и правилам футбола, ее не научили в детстве. Сие открытие только подкрепило его убеждение, что Нью-Йорк есть всего лишь пересадочная станция, но никак не конечный пункт жизненного пути.

Прежде чем убрать со стола, Фейт постучала в дверь комнаты Гвен и спросила, не принести ли ей чего-нибудь. Она даже попыталась перечислить меню, но затворница оборвала ее, сказав, что если что-то понадобится, она позвонит в кухню. Лишенный связи с внешним миром, дом имел отличную систему внутренней связи. Как и в отеле, позвонить можно было в любую комнату, включая кухню. Фейт так и подмывало ответить, что обслуживание номеров прекращается из-за непогоды. Ей тоже не терпелось укрыться в своей комнате. Задержавшаяся в гостиной группа уже разошлась, и необходимость в ее присутствии отпала. Никто не пожелал выпить еще чашечку кофе, хотя все перед уходом наполнили бокалы. К счастью, Гвен позвонила тогда, когда Фейт заканчивала мыть посуду. Мисс Мэнсфилд пожелала получить бутылку «пеллегрино», сэндвич БЛТ[18] на белом тосте и шоколадное пирожное с орехами. «Одно». Далее последовали уточнения: «бекон с хрустящей корочкой» и «не слишком много лука». Немного странный выбор. Предпочтения детства? Она взяла поднос, прошла к комнате, постучала и услышала: «Оставьте, спасибо». Спускаясь вниз, чтобы закончить с посудой, Фейт услышала голос Элейн, окликнувшей ее с другого конца коридора и попросившей «уделить секунду». Фейт ожидала выражения признательности за помощь в трудной ситуации, когда ей пришлось выйти за границы обязанностей кухарки, но она снова ошиблась.

— Оставьте в кухне свет — на случай, если кому-то захочется перекусить посреди ночи. Завтрак и ланч подавайте так же, как сегодня, «а-ля фуршет».

Сказано это было так, словно ничего не случилось, словно Бишоп-Айленд всегда принимает гостей в стиле английского загородного дома, а хозяйка привычно инструктирует слуг. Сравнение заставило вспомнить об исчезновении Брента.

— Вам не кажется странным, что мистер Джастис так и не появился? Вас это не беспокоит? — спросила Фейт.

Элейн Принс нахмурилась.

— Я же сказала, что волноваться не стоит. Он немного чудаковат, и бурю пережидает по-своему. — Ступайте.

Куда, едва не вырвалось у Фейт.

И вот теперь, после еще одной бессонной ночи, она подошла к окну. Было темно, но все же не так, как накануне, и картина разрушений просматривалась яснее. Стоявшие вдоль края лужайки лиственницы были вырваны с корнем и сдвинуты силой ветра, но так аккуратно, словно их разложили для посадки. Дождь все еще хлестал, но гроза, пресекавшая все ее попытки уснуть, утихла. Буря теряла силу, и Фейт ощутила прилив облегчения, почти восторга. Скоро они поднимут флаг, к острову подойдет катер, и их заберут с острова. Она старалась не думать о Томе и детях, потому что когда думала о них, ею овладевало отчаяние. Увидит ли она их когда-нибудь? Бишоп-Айленд представлялся местом, совершенно оторванным от земли, местом, столь далеким от всех, кто был близок и дорог, что она могла и не вернуться домой. Виной этому была не только буря, лишившая ее сна, но и паника. Увидев наконец лучик надежды на близкое окончание кошмара, Фейт поспешно оделась. Флаг, скорее всего, лодочном сарае. Надо спросить у Элейн и поднять его как можно скорее. Может быть, собрать вещи? Нет, время еще будет. Ей нужна чашка кофе, а еще больше привычная рутина — хруст бобов, шум льющейся воды и запах. Она представила, как он поднимается вверх, расплывается по дому, просачивается за каждую дверь, принося весть о том, что все в порядке, все нормально. Пока варится кофе, ничего не случится.

Коридор был пуст, и, проходя по нему, Фейт не услышала ни малейшего шелеста, ни малейшего звука. Поднос Гвен стоял у двери, и она подняла его. На нем не осталось ни крошки.

— Спасибо, что пришла так быстро. Сейчас я позову остальных.

— Остальных? Ты же сказала, что хочешь обсудить что-то в частном порядке.

— Конечно, только это не займет много времени… — Гвен Мэнсфилд была довольна собой и испытывала такой же подъем, как если бы провернула удачную финансовую операцию или уволила служащего — за обман или, что еще хуже, за робость. Она оставила предложение недосказанным, зная, что если пауза затянется достаточно долго, гостья не выдержит и заполнит ее. Гвен вернулась за стол и села — вставать пришлось, чтобы открыть дверь, — но ноутбук закрывать не стала. В комнате было тепло, в камине потрескивали дрова. Розовый ковер на полу и цветочные обои схожих тонов создавали атмосферу уюта, резко контрастировавшую с бушующей снаружи бурей. Гвен бросила взгляд в окно. Тяжелые парчовые шторы, призванные оберегать сон гостя от утреннего света, еще покоились на сияющих латунных розетках.

— Отвратительная погода, — сказала она.

— Ты ведь позвала меня посреди ночи не для того, чтобы вести разговоры о погоде? В чем дело? Я хочу поскорее лечь спать.

— Всему свое время. — Она снова взяла паузу и улыбнулась, как играющая с мышкой кошка. Нет, вернее, не кошка, а пума.

— Я действительно слишком устала, чтобы играть в игры.

— Так не играй. — Гвен с удовольствием отметила, какое смятение и тревогу вызвали ее слова. Может быть, позабавиться еще немного, поведя партию в том же духе? Выглядело заманчиво, но жертва могла уйти, а это испортило бы все впечатление.

— Я позвала тебя, чтобы сказать первой. До того, как узнают другие.

— Сказать что?

— Я знаю, что Прин убили, и знаю, кто ее убил.

Гостья шумно вдохнула.

— Именно поэтому мы все здесь — из-за того, что кто-то убил Прин.

— Да ты с ума сошла! Там был несчастный случай. Полиция провела расследование! На башне с ней никого не было!

— К тому времени, как туда прибыла полиция, да, не было. — Гвен поднялась.

— Я иду спать. Спокойной ночи!

— Не думаю, что ты это сделаешь. Рано. Знаешь, здесь было ужасно скучно. Без Интернета, оказывается, и заняться нечем, вот я и решила написать небольшую повесть. О нескольких девушках, которые учатся вместе в колледже. И едва я начала писать, как все вдруг прояснилось. Я поняла. Можешь назвать это просветлением, интуицией, как угодно. — Она улыбнулась уже открыто, как победитель. — А может быть, я всегда знала.

Осталось выяснить одно — спланировала ты это или действовала под влиянием момента. Думаю, никакого плана не было. Просто все сошлось, время и место. Каждая из нас могла бы поступить так же, откликнуться на тот же импульс. Наверно, потому нас и собрали сюда. Причина была у каждой. Но может быть я и ошибаюсь. Может быть, ты все спланировала заранее. Заманить Прин на башню было не трудно. — По стеклу ударила сломанная ветка. Гвен спокойно посмотрела в окно. — И, в конце концов, у тебя был самый сильный мотив. — В ее голосе послышались уважительные нотки, как будто она собиралась поздравить ночную гостью с хорошо выполненной работой.