Светя мобильником, я осторожно двинулась по дому. Он оказался большим, добротным и хорошо сохранившимся. Через распахнутые двери комнат была видна мебель, какие-то валяющиеся вещи. Да уж, будь такой дом заброшен в городе, тут мигом бы все растащили, разломали и изгадили. А в лесу – словно и не заброшен вовсе, а просто хозяева на зиму уехали. Может быть, так и есть?

Однако мобильник надо беречь, зарядить его тут негде. А без света страшно. Может быть, где-то в доме сохранились какие-нибудь свечи, спички? А вот за этой дверью, похоже, кухня? Точно. Вон газовая плита с кастрюлями, а в раковине – куча посуды.

Тут до меня дошло – хозяева-то, похоже, не просто уехали. Кухня оставлена в таком виде, будто отсюда или спешно бежали, или… Даже не знаю, что думать, но что-то ужасное здесь явно произошло.

Я вошла на кухню. Где есть газовая плита, там должны быть и спички. И они нашлись – в ящике кухонного стола, там же были и свечи, и много прочих вещей.

Свечу удалось зажечь. Ее яркий – по сравнению с мобильником – свет озарил кухню. Мои догадки подтвердились – здесь все было так, как если бы хозяева просто вышли на часок, но по какой-то форс-мажорной причине не вернулись.

А теперь мне нужно найти какой-нибудь уютный закуток, чтобы согреться. Спать нельзя, просто полчасика отдохну… Меня там не хватились еще? А если хватились, то догадаются ли здесь искать? Эти тревожные мысли не давали покоя, и я все время прислушивалась. Но в доме было тихо, и за его пределами тоже.

А если все же кинутся? Или уже кинулись и моя судьба зависит от считаных минут? Нет, отдохнуть все же надо. Выбрать место поукромнее и держать ухо востро.

Укромным местом мне показалась угловая комнатушка – маленькая, с двумя окнами, выходящими в разных направлениях. Отсюда и видно хорошо, и слышно. И, если что, выскочить можно будет – оба окна легко открывались.

А еще здесь обнаружился диван, покрытый сверху запыленным пледом. И стол, на котором лежали ворохом какие-то бумаги, тоже покрытые толстым слоем пыли. Свет моей свечки выхватил из этой кипы край карандашного рисунка.

Я залезла на диван прямо в сапогах, закуталась в плед. Прислушалась – нет, ничего не слышно. Теперь главное – не спать. Полчасика, не больше, чтобы согреться – и бежать дальше.

Я аккуратно пристроила свечку на полу и подтащила поближе к себе кипу листов, лежащих на столе. Карандашные рисунки на тетрадных листах были сделаны умелой рукой опытного художника. Я одно время увлекалась рисованием, причем именно карандашом, и у меня неплохо получалось, но до этого художника мне было далеко. На нескольких верхних рисунках я увидела дом – похоже, тот самый, в котором сейчас находилась, только в более счастливую для него пору. Небольшой коттедж в два этажа, на верхнем – пузатый балкончик, у входа клумба, и все это в обрамлении кружащихся осенних листьев. Уютный теплый домик, способный укрыть и от непогоды, и от беды, – именно это, похоже, хотел сказать художник.

Что же здесь могло случиться? Почему он брошен?

Дальше пошли портреты. Молодые парни и девушки позировали перед художником то поодиночке, то парами, а на одном листке была нарисована, похоже, вся компания – девять человек, пять парней и четыре девушки, все веселые и беззаботные. А художник, безусловно, талантлив: одни и те же лица были опознаваемы в разных ракурсах, и в каждом читался характер. Вот этого очкарика скорее всего считали ботаном и занудой, но на самом деле он совсем не прост и еще себя покажет, только подождите. А вот крепкий накачанный парень, лицо суровое, с таким не шути – а глаза-то добрые. А вот блондиночка с манерно поджатыми губами. Нет, не нравится мне эта блондиночка, листаем дальше. Те же персонажи, в разных ракурсах… о, а вот новая личность – колоритная брюнетка с жестким волевым взглядом. На меня чем-то похожа, хи-хи! Да здесь подпись имеется: «Дорогому, несравненному Сережке – я сама собственной персоной!» И ниже – «Светочка С., 1998».

Это и есть художница, что ли? Я проглядела предыдущие рисунки и в углу некоторых нашла инициалы – С. С., более напоминавшие штрихи рисунка и потому мною прежде не замеченные.

Почему же Светлана не подарила портрет своему несравненному Сережке? И остальные рисунки не забрала? Насколько я смогла представить, в девяносто восьмом году сюда приехала компания молодых людей, скорее всего чтобы весело провести выходные или отпуск, а потом что-то случилось, и они спешно бежали, бросив все. Прошло больше десятка лет, а дом стоит, будто только что покинутый, его не посещали ни хулиганы, ни мародеры – это очень странно.

Я листала рисунки дальше, стараясь как можно тише шуршать бумагой. Те же лица, то вокруг костра, то ловят рыбу, то смакуют шашлык. Пожалуй, я угадала.

Последним рисунком была степь. Желтая осенняя степь, закатное тусклое солнце. Вот и все. Ах нет, вон еще какая-то бумажка на углу стола. Или это от шоколадки?

Я все же не поленилась, дотянулась и взяла старую шоколадную обертку… Что это такое?!

На обороте обертки нетвердой рукой еле заметными штрихами была изображена страшная оскаленная пасть. То есть не совсем так – это была страшная морда непонятного зверя, у которого тем не менее были опознаваемые человеческие глаза и – вместо привычных в таких случаях клыков – нормальные человеческие зубы. Тварь с ухмылкой глядела в окно машины, в которой, по замыслу художника, находились зрители. А рядом толстая когтистая лапа ударяла в стекло, расходившееся сетью трещин.

Я отшвырнула листок и вскочила. Мне и без того было страшно, а тут еще это! А память услужливо подсунула рассказ бабы Ани – о жутких монстрах, в которых превращаются здешние хозяева жизни. Я ей, признаюсь, не слишком поверила именно по данному пункту, но теперь, увы, догадывалась, что случилось в этом доме. Вот оно что! Праздники у них, значит, весной и осенью, а на рисунках как раз осень. Может, потому дом никто и не тронул – все вокруг знают, что здесь творится, вот и не приближаются сюда. А я…

С трудом удалось подавить панику. Спокойно, сейчас ведь не осень и не весна, сейчас зима, и никаких обрядов вроде не предвидится. Но все равно задерживаться здесь не стоит. Я уже согрелась, так что пора уходить.

Вот только куда? Впрочем, можно подняться на второй этаж и посмотреть – может, где-нибудь видно дорогу.

Так я и сделала. Поднявшись на второй этаж, я обнаружила еще и лесенку, ведущую на чердак, забралась туда. Чердачок оказался крохотным, под самой островерхой крышей, зато чердачные окошки смотрели во всех направлениях. Со всех сторон меня окружал лес, чуть дальше я увидела реку, а в противоположном от нее направлении… Так и есть! Там лес заканчивался, а за ним светился огонек! Вот радость, там есть люди! Это точно не Холмище, оно осталось далеко, а все остальное – подходит!

Я бегом сбежала вниз, покинула печальный дом и, не щадя больше сапог, пошла прямо через лес в направлении заветного огонька.

Лес и правда скоро закончился, сменившись голой, лишенной растительности и снега землей. Огонек горел впереди, теперь его было хорошо видно, но он оказался гораздо дальше, чем я предполагала. Я спешила к нему, не думая ни о голоде, ни об усталости, я их просто не чувствовала, тем не менее у меня почему-то сильно закружилась голова, и я какое-то время шла, как в тумане. Шла куда-то в гору, слабо воспринимая действительность, старалась только не терять из виду спасительный огонек впереди. Точнее, вверху, так как подъем стал достаточно крутым, а огонек, казалось, не приближался. Нет, все же приближался, но очень-очень медленно. Это, наверное, потому, что я все же устала… Между тем небо стало светлее – близился рассвет.

Огонек оказался освещенным окном небольшого домика, построенного из дикого камня. Он стоял в одиночестве, никакого другого жилья поблизости не наблюдалось. Я огляделась вокруг и с удивлением увидела, что нахожусь на вершине огромного круглого холма – без снега и растений, голая земля, из которой местами выступал камень. Да что там холм, тут гора целая! По логике вещей, эта вершина должна быть заметной издали, но почему же я ничего не видела? Странное какое-то тут… все!