30 июня 1941 года Ватутин был на Северо-Западном фронте. В те тяжелые дни под Псковом он докладывал в Ставку о потере управления войсками, о силе ударов противника, о том, какие меры он предпринимает для укрепления фронта. Ватутин был назначен начальником штаба фронта и сделал все, что можно, чтобы остановить противника, сорвать его планы.

А Манштейн действовал в Прибалтике. Но на этот раз результаты его деятельности были более чем скромными и не шли ни в какое сравнение с триумфальным маршем фашистских армий в Бельгии и Северной Франции…

Летом 1942 года Ватутин возглавил войска Воронежского фронта, который вел тяжелые оборонительные бои. Сил было мало. Обстановка складывалась для нас очень неблагоприятно. Тогда командующий фронтом был по-особому расчетлив и строг. Хорошо запомнился такой эпизод.

Ватутин вел переговоры по телефону с командующим 60-й армией И. Д. Черняховским. Командарм докладывал о тяжелых боях, о потерях и, очевидно, просил подкреплений.

— Вы имеете все возможности для того, чтобы остановить противника наличными силами. Вот у Маркиана Михайловича Попова обстановка гораздо сложнее, а он подкреплений не просит, — ответил Ватутин.

Когда обстановка под Воронежем несколько стабилизировалась, Н. Ф. Ватутин один за другим нанес несколько контрударов по врагу. Мне приходилось слышать от многих генералов, что к Ватутину нельзя идти с проектом приказа, где предусматривается только пассивная оборона. Он просто не признавал таковой.

— Не заслоняться от врага надо, а бить его, — не раз говорил Ватутин. — И задачи своим частям ставьте в предвидении новых контрударов.

Юго-Западный фронт. Здесь я видел Ватутина в тот момент, когда вводили в прорыв танковые соединения. Он ждал, когда можно будет сказать слово “родина” — сигнал для танковой атаки. Ватутин произнес это слово, подхваченное сотнями радистов танковых экипажей, и стальные машины ринулись в прорыв. И снова Манштейн был бит.

Лето 1943-го. Битва на Курской дуге в самом разгаре. На КП фронта приехал с фотопланшетом начальник разведотдела воздушной армии подполковник Ф. С. Ларин. На фотографии четко обозначены свежевырытые окопы. Едва Ватутин взглянул на фотографию, как облегченно вздохнул.

— Вы видите, — воскликнул Николай Федорович, — противник переходит к обороне! Теперь для нас наступила пора перейти в контрнаступление.

Тут сказалась еще одна черта полководческого таланта Ватутина. Если в обороне он непрерывно контратаковал, сковывая противника, то при попытке врага перейти к позиционным действиям он просто громил его, не давая ему передышки.

И вот теперь Днепр! Когда наши войска были еще на дальних подступах к реке, Николай Федорович воспользовался паузой и побывал в Чепухино, навестил свою мать Веру Ефимовну, односельчан. Вернувшись, он оживленно рассказывал о родном селе, о своих родных братьях Павле, Афанасии и Семене. Павел стоял в строю своей батареи, когда генерал инспектировал дивизию. Повидаться не пришлось. Да Николай Федорович и не знал, что брат служит в этой дивизии, а когда Павла отпустили для свидания, командующий фронтом уже уехал в другое соединение.

Афанасий приезжал после контузии, погостил и уехал в свою саперную часть, но даже и словом не обмолвился, чтобы генерал его оставил при себе. Семен танкист. Пишет, что воюет неплохо…

— А у вас, Степан Акимович, где родные? — спросил Ватутин.

— Мать в Белоруссии осталась, а братья тоже на фронте. Жена — в эвакуации.

— Да, поразбросала война людей, — вздохнул Николай Федорович. — И все равно каждого в родные края тянет. Вчера на дороге мы обгоняли трактор с орудием. Смотрю, на лафете тяжело раненный боец лежит. “Что, брат, тяжело? — спрашиваю его. — В госпиталь тебе надо!” А раненый, приподнявшись на локте, ответил: “Ось, подывлюсь трохи на Днипро, тоди и в госпиталь”. Я стал убеждать бойца в необходимости ехать в госпиталь, но тут за него заступился старший сержант: “Разрешите, товарищ генерал, ему остаться. Он родился тут, не хочет умирать, не увидев Днепра”. “Зачем же умирать? — с укоризной сказал я старшему сержанту. — Вот вылечится, выздоровеет и увидит Днепр!”

И Ватутин добавил:

— С такими людьми нигде не пропадешь. Я верю; к празднику будем в Киеве! Надо вернуть людям солнце, украденное фашистами.

В конце октября перегруппировка войск фронта с букринского на лютежский плацдарм была завершена. За несколько суток удалось скрытно перебросить на расстояние сто пятьдесят — двести километров крупные силы танков, артиллерии и пехоты. Истребительные авиакорпуса прикрыли войска во время движения к районам сосредоточения. Им была поставлена задача — не пропустить ни одного воздушного разведчика противника, не дать возможности немецко-фашистскому командованию вскрыть подготовку наших войск к наступлению с лютежского плацдарма.

Штаб 2-й воздушной армии работал в те дни напряженно. Его офицеры оказывали практическую помощь командирам авиационных частей и соединений в подготовке удара на Киев, выезжали в сухопутные войска для организации взаимодействия. 1 ноября Военный совет фронта рассмотрел и утвердил план взаимодействия частей и соединений 2-й воздушной с войсками 38-й армии.

Предусматривалось, что боевые действия авиации начнутся ночью, накануне наступления. Легкие ночные бомбардировщики У-2 в течение ночи нанесут удары по оборонительным позициям противника в районе Пуща Водица, будут изнурять врага, дезорганизуют его систему управления, разрушат оборонительные сооружения. За тридцать минут до атаки шестьдесят три бомбардировщика Пе-2 должны разгромить опорные пункты противника на окраине Вышгорода. С переходом войск 38-й армии в наступление планировалось подавление огневых средств противника непрерывными ударами штурмовиков. В течение первых двух часов на участке прорыва намечалось использовать сто пятьдесят самолетов Ил-2 5-го штурмового корпуса и 291-й авиадивизии.

Во втором вылете предстояло уже поддерживать сухопутные войска при прорыве второй оборонительной позиции противника. С вводом в прорыв 3-й гвардейской танковой армии ее наступление предполагалось обеспечивать силами 5-го штурмового и 5-го истребительного авиакорпусов. Детальное планирование действий авиационных соединений во многом облегчило последующую работу командиров и штабов.

Пункт управления в Ново-Петровцах имел связь со всеми аэродромами и самолетами, находящимися в воздухе. Неподалеку от села стояла наша приводная радиостанция, на которую выходили все группы самолетов, следовавшие к целям.

Поздно вечером 2 ноября у командующего войсками фронта состоялось совещание, на котором были даны последние указания, установлен час атаки.

На рассвете 3 ноября сухопутные войска и авиация были приведены в полную боевую готовность. На многих аэродромах перед первым вылетом состоялись короткие митинги. На старт были вынесены овеянные славой знамена авиационных частей, сражавшихся с врагом на Дону и Волге, на Курской дуге и под Харьковом. Перед строем летчиков и техников был зачитан приказ Военного совета фронта. В приказе подчеркивалось громадное значение Киева для нашей страны, говорилось о братской дружбе русского и украинского народов. Приказ требовал, чтобы каждый солдат и офицер проникся чувством ответственности за выполнение почетной боевой задачи.

В 8 часов 40 минут после артиллерийской подготовки наши войска атаковали противника. Как и предполагалось, еще в ночь перед наступлением на оборонительные позиции врага самолеты 208-й бомбардировочной авиационной дивизии сбросили бомбовый груз. Экипажи тихоходных У-2 всю ночь не давали фашистам покоя. Особенно успешно действовали экипажи офицеров Ковецкого и Бушина.

К сожалению, утром 3 ноября землю окутал плотный туман. Первый вылет бомбардировщиков и штурмовиков пришлось несколько задержать. Как только рассеялся туман, по основным узлам сопротивления на участке прорыва 38-й армии был нанесен массированный удар, в котором участвовало шестьдесят четыре бомбардировщика Пе-2 и сто три штурмовика Ил-2. Удар с воздуха серьезно нарушил систему огня противника. Части 38-й армии получили возможность быстрее продвигаться в глубину вражеской обороны.