— Мы купили эту машину на трудовые деньги. Берегите ее. Я верю, что со временем в нашей стране будет самый могучий в мире воздушный флот. Порукой тому — любовь народа к авиации, забота о ней родной партии и Советского правительства.

В тот же день самолет поднялся в воздух и более часа летал над Сокольниками. С гордостью смотрели на него трудящиеся района.

А год спустя наша эскадрилья пополнилась новыми самолетами. В их числе были “Л. Б. Красин”, “Наркомвоенмор”, “Товарищ Нетте”. И снова был митинг, на котором выступили видные работники различных наркоматов: С. С. Каменев, С. А. Меженинов, С. И. Аралов, представители нашей части.

1 мая 1925 года состоялся массовый воздушный парад, в котором участвовали восемьдесят восемь самолетов. Через два дня на Центральный аэродром прибыл Наркомвоенмор М. В. Фрунзе. У машин застыли ряды летчиков авиационных частей Московского военного округа. Я в то время исполнял обязанности командира эскадрильи и должен был отдавать рапорт. Вскоре к нашей колонне подошел Михаил Васильевич с сопровождающими его командирами. Докладывая наркому, я очень волновался. Заметив это, Фрунзе улыбнулся и опустил мою правую руку, которая все еще была у козырька фуражки. Сразу стало как-то легче, исчезла скованность, и я свободно ответил на вопросы наркома о боевой подготовке, о летных качествах самолетов.

Михаил Васильевич выслушал доклады всех командиров отрядов и эскадрилий, обошел строй летчиков и, видимо, остался доволен порядком на линейке. В заключение он сказал:

— Каких только самолетов здесь нет: “ньюпоры”, “мартинсайды”, “юнкерсы”. Но мы очень скоро покончим с этим. Красный Воздушный флот будет иметь свои, советские боевые машины.

Несколько позже, выступая на III съезде Советов по вопросам военного строительства, М. В. Фрунзе особенно подчеркивал необходимость создания сильной советской авиации. По его докладу было принято решение: “Съезд констатирует, что увеличение роли авиации в военном деле и неуклонный рост ее во всех странах требуют исключительного внимания к вопросам планового укрепления и развития Красного Воздушного флота.

Отмечая успехи, достигнутые в этом направлении, съезд предлагает Правительству в кратчайший срок провести в жизнь план развития военных воздушных сил и одновременно принять меры к поднятию авиапромышленности, в том числе моторостроения до размеров, обеспечивающих необходимое развитие как гражданского, так и военного Воздушного флота”.[1]

Уже в 1925 году наша промышленность освоила серийный выпуск авиационного мотора М-5 мощностью четыреста лошадиных сил. Этот двигатель устанавливался на новые самолеты Р-1. Появление отечественных крылатых машин с радостью было встречено всем народом, особенно авиаторами. Мы чувствовали повседневную заботу партии и правительства об укреплении могущества Военно-Воздушных Сил. Это позволяло, непрерывно совершенствовать боевую подготовку, летное мастерство.

Наша гражданская авиация уверенно выходила на международные линии. В том же году, например, шесть самолетов, пилотируемые М. А. Волковойновым, М. М. Громовым, А. И. Екатовым, И. К. Поляковым, Н. И. Найденовым и А. И. Томашевским, совершили перелет из Москвы в Пекин. Вслед за ними П. X. Межерауп на самолете Р-1 в рекордно короткий срок достиг Анкары, а Я. Н. Моисеев проложил воздушную трассу между Москвой и Тегераном.

В составе боевых авиационных частей служили в ту пору известные летчики, герои гражданской войны. Я очень близко знал невысокого, коренастого командира 2-й истребительной эскадрильи имени Ф. Э. Дзержинского Алексея Дмитриевича Ширинкина. Летом обычно наши части перебазировались в Климентьевские лагеря, находившиеся километрах в ста от Москвы.

Чуть окая по-уральски, Алексей Дмитриевич рассказывал мне о своей жизни.

— Вырос я в небольшом рабочем поселке, рядом с Нытвенским металлургическим заводом. Заводской народ ютился в закопченных деревянных домишках. В недавнем прошлом это были работные люди графа Шувалова. В дымных кузнях, у литейных печей изнывали мастеровые от непосильного труда. Может, и мне пришлось бы разделить их участь, если б не старший брат Павел, работавший на Гатчинском аэродроме. В нашей семье росло восемь детей. И вот старший брат, чтобы переложить часть забот отца на свои плечи, написал письмо: “Пришлите Алешку в Питер…”

Алексею Ширинкину удалось попасть в Гатчинскую летную школу, которую он успешно закончил. Молодой летчик сразу же получил назначение на фронт. За боевые подвиги в воздушных схватках он был награжден четырьмя Георгиевскими крестами и удостоен звания “поручик”.

После Октября А. Д. Ширинкин одним из первых офицеров перешел на сторону революции, а в марте 1918 года стал коммунистом. Партия доверяла ему ответственные посты. В годы иностранной интервенции он командовал отрядами, авиагруппами, эскадрильями, героически дрался с врагами Советской власти. “Красный орел” — так называли сослуживцы этого бесстрашного воздушного бойца, получившего три ордена Красного Знамени.

После каждого летного дня Алексей Дмитриевич обязательно заходил в штаб, где его неизменно встречал Алексей Иванович Мельников, бывший офицер, всегда подтянутый, любивший службу человек.

— Начальник штаба, есть что подмахнуть?

“Подмахнуть” в лексиконе Ширинкина означало подписать бумаги. Мельников с улыбкой отвечал в тон Ширинкину:

— Все подмахнул, Алексей Дмитриевич. И за вас, и за себя. Скажите, какие отряды завтра будут летать?

Ширинкин отдавал короткое распоряжение на очередной летный день, называя время вылета каждого самолета, — памятью он обладал феноменальной.

Журнал “Красная Нива” от 6 мая 1923 года так оценивал деятельность Алексея Дмитриевича Ширинкина: “Он глубоко верит в правоту рабоче-крестьянской революции — это не бесшабашный удалец, готовый в порыве гнева рубить врага направо и налево. Ширинкин — сознательный, окрепший в своих убеждениях воин революции, осознавший и прочувствовавший весь политический смысл борьбы классов”.

В эскадрилье А. Д. Ширинкина служили летчики Петр Пумпур, Евгений Птухин, Иван Богослов, имена которых стали особенно популярны после событий 1936 1937 годов в Испании. В небе Мадрида, Гвадалахары и Валенсии родилась их боевая слава.

Невысокий русоволосый Птухин — в отряде его все любовно называли Женей выделялся среди других незаурядным летным мастерством. Петр Иванович Пумпур был немного старше Птухина по возрасту и производил впечатление солидного, знающего себе цену командира. В авиации он начал работать мотористом, затем научился летать. Петр Иванович не любил суеты, все делал обстоятельно.

Известно, что XIII съезд РКП (б) утвердил мероприятия, вылившиеся затем в военную реформу. Красный Воздушный флот, как и вся Красная Армия, становился школой обучения и воспитания людей, кузницей сознательных, беспредельно преданных Родине бойцов. Это было время, когда партия, руководствуясь ленинскими заветами, взяла курс на большую перестройку Вооруженных Сил и дальнейшее укрепление обороноспособности Советского государства.

В. И. Ленин так говорил об опыте строительства Красной Армии в период гражданской войны: “Он прошел, закономерно развиваясь, от случайной, расплывчатой коллегиальности через коллегиальность, возведенную в систему организации, проникающей все учреждения армии, и теперь, как общая тенденция, подошел к единоначалию, как к единственно правильной постановке работы”.[2]

Осенью 1924 года в Большом театре состоялось собрание высшего начальствующего состава Московского гарнизона, посвященное военной реформе в Красной Армии. С докладом выступал М. В. Фрунзе. Его появление на сцене было встречено старыми военспецами, занимавшими первые ряды партера, настороженно. Однако это нисколько не смутило Михаила Васильевича. Не заглядывая в конспект, он убедительно говорил о военной реформе.

Мне запомнилось высказывание М. В. Фрунзе о единоначалии: