– Поехали отсюда! – сказала Инга и нетерпеливо стукнула кулаком по панели.

Не заставляя девушку повторять, я резко взял старт и быстро набрал скорость. Инга подняла стекло и включила кондиционер, хотя в салоне было совсем не душно. Я нашел на дециметровом канале Токкату ре минор Баха. Инга опустила солнцезащитный щиток, в который были вмонтированы светильник и зеркало, и стала красить губы бледно-розовой помадой. Я насвистывал под фонограмму органа Домского собора. «Ниссан» с легкостью взлетал на горки, а затем проваливался на спусках, вынуждая на мгновение останавливать дыхание. Инга, глядя на себя в зеркальце, завинтила помаду и кинула ее в сумочку.

– Нет, не то! Надо что-то повеселее… Ты не станешь возражать, если я сейчас приглашу тебя в ресторан?

Я косился на нее, глядя, как она меняет цвет губ с бледного на ярко-красный, а потом накладывает на веки густые фиолетовые тени вечернего макияжа. В живых осталось двое, думал я, невольно удивляясь тому, как легко женщина может изменить свою внешность. Осталось всего двое от той своры, которая хотела, чтобы я поделился золотом. Эта свора пожирает сама себя.

Инга держалась за правую сторону руля, а я за левую. Мы рулили оба.

– Ско`ко живу, – объясняла мне Инга, – ни разу… не видела `ких м`чат`х пффф…

У девушки что-то случилось с дикцией, и я не совсем хорошо понимал ее слова.

– Чего ты не видела? – уточнил я.

– Ты меня любишь? – перешла на другую тему Инга и слепила из губ клубничку. – Тогда целуй!

– Ты куда рулишь! – крикнул я. – На столб!

– Ну и фиг с ним! – решила Инга, но руль отпустила и подняла с пола не допитую в ресторане бутылку шампанского.

Я отобрал бутылку в тот момент, когда Инга выдернула пробку и уже прицелилась губами к горлышку.

– Хватит пить!

– Жалко, да?

Хорошо, что мы были на машине. В таком состоянии я не донес бы Ингу до дома, и нам пришлось бы дожидаться утра на пляже. В голове у меня шумело, глаза слипались от усталости. Инга притулилась к моему плечу и, икая, стала вздрагивать.

– Ты поможешь мне раздеться? – пробормотала она. – И под душиком помоешь, ага?

Я подъехал к воротам гаража. Они были раскрыты настежь.

– Все-таки я выгоню его! – сказал я, въезжая в черное нутро гаража.

– Кого его? – спросила Инга, приподнимая голову и дурными глазами глядя вокруг.

– Доходягу.

– Кто это такой?! – требовательно спросила она. – Па-ччч-ему не знаю?!

– Мой рабочий. Выходи и перестань орать, а то разбудишь всех соседей.

Инга стала вылезать из машины, зацепилась каблуком о порожек и растянулась на полу гаража.

– Послушай! – недовольно произнесла она, поднимаясь на ноги. – Что ты здесь понаставил?.. Пройти спокойно нельзя! Чуть не упала.

Я закрыл ворота гаража, взял Ингу под руку и вывел через дверь во внутренний дворик. Ресторан и моя щедрость совершенно неожиданно подкинули проблему. Я вел шатающуюся Ингу и уже не был уверен, что она сможет адекватно воспринять то, что я для нее приготовил. А если дать ей выспаться, не вызовет ли у нее подозрение тот факт, что я так долго не поднимал тревоги?

Но Инга, к моему удивлению, еще была способна соображать и заметила то, что не всякая трезвая женщина заметит.

– А почему калитка открыта? – спросила она. – Кто здесь болтался в наше отсутствие? А? По рогам ему!

Я остановился как вкопанный. Ингу немного занесло, и она обняла пружинистый кипарис.

– Чертовщина какая-то, – пробормотал я. – Ключи от калитки есть только у меня.

– Ну! – подтвердила Инга, отталкивая от себя кипарис. – А я о чем говорю!

Она хотела взять меня под руку, но я кинулся вперед, плечом распахнул чугунную дверь настежь и, словно наткнувшись на препятствие, застыл перед дверями в бар. Потом словно какая-то сила кинула меня на колени. Со сдавленным стоном я ударил кулаками по краю аккуратной ямки посреди цветника, будто начал неистово молиться, схватил землю в пригоршни и швырнул ее в лицо Инге. Девушка, как привидение, неслышно приближалась ко мне. Я еще никогда в жизни не видел, чтобы человек мог так быстро протрезветь.

– Что?! – едва слышно произнесла она.

– Ничего!! – крикнул я, вскочил на ноги и стал неистово топтать цветы, потом прислонился к стеклянной стене и сделал вид, что зарыдал.

Инга взяла меня за плечи и повернула к себе. Ее и без того бледное лицо в свете луны казалось зеленым.

– Ты мне можешь объяснить? – тихо сказала она. Я почувствовал, что каждое слово дается ей с трудом. – Что произошло? Чего ты психуешь?

– Сейчас ты будешь психовать, – с мстительной угрозой произнес я, убирая руки Инги со своих плеч. – Здесь, в этом цветнике, я закопал свое золото. И вот… осталась только ямка.

Казалось, что до Инги не сразу дошел смысл моих слов. Она нахмурила брови, рассматривая мое лицо так, словно на нем проявились следы какой-то тяжелой болезни, и вдруг изо всей силы ударила меня по щеке.

– Мерзавец! Негодяй! – крикнула она, отвернулась и пошла по двору, откидывая ногой пластиковые стулья.

Нет, вы только посмотрите на нее, подумал я, потирая пылающую огнем щеку.

Инга дошла до бетонной стены, уперлась в нее лбом и негромко засмеялась. Потом взяла себя в руки, замолчала, вытерла ладонями щеки и вернулась ко мне.

– Извини, – произнесла она, избегая смотреть мне в глаза. – Но это самое ужасное: человеку дают надежду, а потом отнимают ее… Для таких случаев заводят огромного сторожевого пса. Я подарю тебе щенка ротвейлера или мастифа. Хотя… хотя собака тебе уже ни к чему.

Она потянула на себя стеклянную дверь бара, раскрутила над головой сумочку и закинула ее за спину.

– Шляпа ты, Кирилл! – сказала она неожиданно повеселевшим голосом. – Кто ж золото в землю зарывает?

– Я. И еще, кажется, Буратино.

– Вот потому-то жизнь вас и наказала.

Нет, жизнь наказала меня за другое: я нарушил свое правило – после полуночи не пить, и утром страдал от головной боли и жажды. Вдобавок телефонный звонок курлыкал на редкость противно, отчего мне казалось, что кто-то сверлит мне череп мощным бошевским перфоратором.

– Ну? – раздраженно спросил я, приложив трубку к уху, которое после нежной ладони Инги несколько увеличилось в размере.

– Это я, – прозвучал молодой мужской голос.

– Попова свинья, – ответил я в рифму. – Представляться надо!

Какой же я бываю противный, когда неважно себя чувствую!

– Это Володя… Ну, короче, автослесарь. Из «Rodeo-motors».

– А-а! – кивнул я, почесывая волосатую грудь. – Теперь узнал. Ну, как жизнь, Володя из «Rodeo»? Что нового?

– Я это… Короче, помнишь, ты мне говорил про своего другана, которого братки замочили? В общем, я тут кое-что вспомнил.

– Давай выкладывай!

– Не знаю, пригодится тебе эта информация или нет, – невыносимо растягивая гласные, сказал Володька. – Короче, после того, как он тачку конфисковал, выехал на асфальт… ну, короче, на шоссе, и тут к нему баба молодая подсела. И я так думаю…

Он замолчал, подыскивая слова. Я ему помог:

– Короче…

– Да! – обрадовался подсказке Володька. – Короче, баба эта не из наших краев. Прическа каре, очки по моде, шкары, платье до трусов, короче, прикид понтовый. Я тогда сразу подумал, что не случайно она к нему подсела. Печенкой чувствую, что братки ее подослали.

– Она голосовала?

– Нет, не голосовала. Я так подумал, что она его специально ждала… Ну как? Такая информация пригодится?

– Пригодится, Володя из «Rodeo»! Звони!

Я положил трубку на стол и пошел в душ. Перед зеркалом я остановился, посмотрел на свое отталкивающее отражение и подумал: а что? Приятно получить ненавязчивое подтверждение собственному таланту предсказания.

Выдавив немного крема для бритья на кисточку, я стал старательно намыливать свое отражение, чтобы поскорее убрать его с глаз долой.

Роман самостоятельно поставил крест на нашей конспирации, без предупреждения пришел ко мне, упал в кресло и, направив на себя вентилятор, посмотрел на меня, как на карточного шулера.