– Господин Кирилл, если не ошибаюсь?
– Что вам надо? – спросил я.
– Кажется, вы с Ингой обо всем договорились?
– О чем? – Я загнал ключ в замок и с металлическим лязгом провернул засов.
– М-м-м, – промычал незнакомец в некотором замешательстве. – Моя фамилия Браз. Касьян Браз. Я кинорежиссер.
– Ах да! – вспомнил я и постарался придать лицу приветливое выражение. – Дело в том…
Я совсем не был готов лгать, но заселять к себе киношную группу не было никакого желания.
– А вам письмо. Пляшите! – не дослушал меня Браз и поднял руку с конвертом над головой. – Вы меня извините, но мальчик хотел воткнуть его между дверью и ручкой, а это не совсем надежно… Кстати, а почему вы не навесите почтовый ящик?
Он был мил и приветлив, и я, при всем своем желании раздавать во все стороны оплеухи и сыпать ругательствами, все же продемонстрировал сдержанность и воспитанность.
– Вы один? У вас много вещей? – спросил я, открывая дверь и пропуская Браза вперед.
– Вещей у нас пять «КамАЗов», – ответил Браз, оглядывая двор, но никак не реагируя на строительный беспорядок. – Но это так, к слову. Все там, под горой. Поливные машины, ветродуи, генераторы, юпитеры, камеры, пленки, пленки, пленки… Вы кино любите?
Я опустил глаза, взглянув на узкий конверт без марок, на котором был отпечатан лишь мой адрес, помял его, проверяя на ощупь. Если письмо – то на страницу, не больше.
– Пойдемте наверх, я покажу вам комнаты, – сказал я.
– Да, конечно… Здесь у вас очень хорошо, очень! И тихо. Что, собственно, и требовалось.
– Инга говорила, что вас будет трое, – напомнил я.
– Девочка преувеличила! – улыбнулся Браз, заходя следом за мной в бар. – Только я и Инга.
– А оператор?
– Он там, под горой! Понимаете, я тоже остался бы там, но просто физически не могу спать в палатке. Мне нужно ощущение крепкой стены, а не матерчатой перегородки. А Инга – избалованная девочка. Она не может без душа, без фена… Какая интересная у вас лестница! Готовая натура, ничего не надо добавлять, только свет – и можно снимать… Инга права, здесь очень, очень уютно. Вы все строили сами или это естественный элемент крепости?
Мы вышли на этаж. Я кивнул на двери.
– Выбирайте любой номер по правой стороне и можете располагаться.
– Правда? Как хорошо! У меня ноги просто гудят. А горячая вода идет без перебоев?..
Он меня утомил; его ноги передали свой гул моей голове. Ничего больше не объясняя, я зашел к себе в резервацию, упал в кресло и надорвал конверт.
Внутри лежал бумажный четырехугольник, совпадающий размером с конвертом. Четкий курсивный текст был отпечатан на струйном принтере:
«Дорогой друг! Понимая, что вы расстроены потерей, что ломаете голову, пытаясь вспомнить, где оставили столь полезную вещь, спешу вас успокоить и обрадовать. Декоративный колпак, который вы сегодня потеряли в результате…(зачеркнуто) вВишневом проезде в14.10 справогопереднегоколесаучебной «шестерки» вишневого цветапод номером 54—27 КРД, вданныймомент лежит у меня дома, и яиспытываю не меньшее желание вернутьего вам, чем вы – обрести еговновь. Яхотел вернуть еговамсразуже, но вашамашина покинула томестостоль стремительно, что я даже не успел вам посигналить. Пытаясь васдогнать, япоехалзавамиследом, номой старый «Запорожец» не способендолгое времягнать сбольшой скоростью, иврайонеавтовокзала, приблизившись квам почти вплотную ивнимательнорассмотреввас, сидящего за рулем, яначал безнадежноотставать, и, не доезжаядоДолины Роз, явынужден был прекратить гонкуисойтисдистанции. Ксчастью, ваше лицооказалось мне знакомым – владелец единственнойвнашем городе респектабельной гостиницы, объект вечной завистиипростосимпатичныймужчинавмоей памятизасел прочно. Потому спешу отправитьвам это письмо, надеясь, что оно вас осчастливит. Яне откажусьот скромного вознаграждения засвои труды ипреданность. Подумайте, скольковам посилам мне заплатить, а я скородам вам осебезнать. Сглубоким почтением – N».
Яскомкал письмо и кинул его в угол. Ненавижу подобный педерастическийстиль, полный скользких намеков, плохо скрытой поганой улыбочкии безразмерного словесного самолюбования. Написал бы коротко и ясно: «Гони бабки, сука, не то колпак окажется у следователя на столе!»
Я ходил по комнате от окна к столу и обратно. Когда попадаешь в неприятную ситуацию, сначала надо предположить самое худшее, самое тяжелое развитие событий, а потом из этой модели искать выход. Чем вся эта история может для меня обернуться? Вызовом к следователю. Какими фактами он будет располагать? Единственным: я был за рулем «шестерки» спустя несколько минут после наезда на Лебединскую, и я гнал машину из города.
Я остановился посреди кабинета, глядя на свое отражение в круглом зеркале, помещенном в середину корабельного штурвала. «В этом поступке криминала нет, – сказал я своему отражению, которое пыталось припереть меня к стене. – И то, что я был за рулем машины в районе автовокзала, вовсе не доказывает, что я сбил женщину».
«Допустим, не ты, а твоя ученица совершила наезд, – продолжало наступать отражение. – Но почему ты погнал машину за город и отдал ее в автосервис, чтобы уничтожить следы преступления?»
«Я не знал, что Инга совершила преступление. Она плакала и не могла ничего сказать вразумительно. Я подумал, что она врезалась в дерево или столб, и, чтобы успокоить ее, отдал машину в ремонт за свой счет».
«Но Инга утверждает, что рассказала тебе о наезде».
«Нас с Ингой ничто не связывает. Мы знакомы всего два дня. Она для меня, как и я для нее, – чужой человек, и у меня не было никаких причин заниматься укрывательством преступления. Я не пошел в милицию только потому, что не знал о наезде в Вишневом проезде».
«Ты видел, как она срывала оставшиеся колпаки с колес и кидала их в траву?»
«Я воспринял это как проявление банальной женской истерики».
«Автослесарь из «Rodeo-motors» рассказал, что ты был очень взволнован, а когда он намекнул тебе об истинном происхождении вмятины на раме радиатора, ты схватил его за горло и принялся душить, угрожая ему расправой».
«Никаких его намеков я не понял. А разозлился потому, что слесарь потребовал слишком большую цену за ремонт».
«Игнат Варданян утверждает, что ты интересовался сводкой происшествий. Зачем тебе это было нужно?»
«Меня взволновала гибель Кучера, с которым я был знаком, и хотелось узнать подробности».
У отражения исчерпались вопросы. Я подошел к нему, подышал на зеркало и протер рукавом. Теперь этот N пусть размахивает своим колпаком, как флагом на баррикаде.
Глава 12
Уже стемнело, когда пришел Виктор. Я не стал заводить его в дом и торопиться что-либо объяснять. Придвинул ему шезлонг, сам сел на стульчик, закинул ногу на ногу и приготовился слушать.
– Ну, ты даешь! – покачал головой Виктор. Мое молчание его разоружило. Похоже, что он заготовил лавину ругательств, под которой намеревался похоронить любую мою попытку оправдаться. Но я не оправдывался, и Виктор уже сам не знал, что ему делать со всем своим базарным лексиконом.
– Может, коньячку с кофе? – предложил я.
– Да какой тут коньячок! – махнул рукой Виктор. – У меня столько неприятностей, что не до этого сейчас.
Связи между моим предложением и его неприятностями не было никакой, но Виктор никак не мог по-другому перейти к больному вопросу.
– Инга к тебе не заходила? – спросил я.
– Заходила! – качнул головой Виктор. – Но лучше бы…
– Что она сказала? – перебил я.
– Сказала, что ты ее высадил у автошколы, а сам куда-то поехал.
– Ага, – кивнул я. – Значит, я ее высадил, а сам поехал… Ладно!
Я встал, сунул руку в карман, вытащил связку автомобильных ключей и подбросил ее на ладони.
– Поехали, – сказал я.
– Куда?
– За твоей машиной.
– А где она? – нахмурился Виктор.
– Сейчас все узнаешь.
Ну, дрянь! – думал я, едва сдерживая в себе злость, чтобы не начать крушить все на своем пути. Значит, она решила все свалить на меня!