Я не стал подъезжать к подъезду, остановил машину на обочине у кафе и поднялся к дому пешком. Две скамейки у подъезда были залиты солнцем и на них, к счастью, не было старушек – этих вечных свидетелей, неусыпных стражников и неподкупных вахтеров. Я нырнул в подъезд незамеченным и тихо поднялся на четвертый этаж. Перед квартирой Лебединской я остановился и перевел дыхание.

Не заперта, подумал я за мгновение до того, как легко надавил ладонью на дверь, и не ошибся. Дверь с тихим скрипом отворилась. Не рискуя попасть на глаза соседям, я быстро зашел в квартиру и закрыл дверь. Провел рукой по тому месту, где еще недавно стоял замок, а теперь лишь зияли дыры от шурупов. Значит, выбили. Отмычки, шпильки, гвоздики ушли в прошлое, и тонкий профессионализм домушников заменила ломовая грубость и наглость.

Знала бы, чем обернется роковая предосторожность, так не стала бы забирать из музея монеты, думал я, глядя на перевернутую вверх дном комнату. Толкнули под машину, потом обчистили квартиру. А я ведь предупреждал ее! Накаркал!

Я смотрел на сваленные в кучу вещи. Из старого шкафа с зеркальной дверью были вывалены книги. Они валялись вперемешку с одеждой, одеялами и постельным бельем, раскрытые нараспашку, выставив веер страниц, отчего напоминали гору битых белоснежных голубей. Я присел на корточки, вызволил из завала толстую книжку в ветхом переплете и крупным золотым тиснением на обложке: «Величайшие подделки произведений искусства». Под ней брошюрка «Античная нумизматика». Пирамидой возвышался многотомник «История древнего мира».

Все это уже в прошлом. Эта долгая и взаимная любовь между историей и Лебединской. Не стало женщины. Выкинули из жизни, словно с лодки за борт. Осталась разгромленная квартира да ноющая боль у меня в груди. И все.

Я шагнул к окну, сдвинул в сторону занавеску, посмотрел на подоконник. На пожелтевших газетах лежал высохший труп мухи, потрепанная адресная книжка и цветок в горшке. Я потрогал землю – еще влажная.

Адресная книжка была ветхой, как Завет, листки из нее вываливались, к тому же адреса и телефоны Лебединская записывала, игнорируя алфавит. Я не представлял, как она могла в ней ориентироваться. А впрочем, фамилий в ней было не так много, в основном организации. Институт истории Крымской Академии наук, Институт Российской истории Российской академии наук, Центр хранения и изучения документов новейшей истории, Отдел культуры при правительстве…

Я перевернул несколько страниц и тотчас увидел московский адрес Анны. Все правильно, улица Трофимова, дом 31. Вот только квартира не 177, а 171. В последней цифре Лебединская ошиблась. Наверное, переписывала с визитки, а там шрифт мелкий и неразборчивый, вот и спутала семерку с единицей.

Книжка меня увлекла. Круг знакомых у Лебединской был огромным. Историки, ученые, преподаватели, археологи, скульпторы… Я сел на пол, просматривая другие адреса и фамилии. А это что?

Я отодвинул руку с книжкой подальше от глаз – мне показалось, что буквы и цифры стали двоиться. Ба! Какая приятная неожиданность! «Арабова Инга: г. Ялта, Южнобережное ш., д. 65/2. Тел. киностудии: 22-54-77».

Я с недоумением покрутил в руках книжку, словно хотел найти ее заголовок или обозначение принадлежности. Это что же получается? Инга и Лебединская были знакомы? Я снова побежал глазами по адресам и тотчас наткнулся на совсем свежую запись: «Дачное, д. 134, Кучер Б. Б.».

Ну, это уже полный шок! Я моргал глазами, не в силах что-либо понять. Вот так компания собралась! У Лебединской были какие-то свои интересы и к Инге, и к Кучеру. Как теперь поверить в то, что Инга случайно сбила Лебединскую у пирожковой? А как объяснить, что актриса была едва ли не последней, кто видел Кучера живым? Черт знает что! Головоломка. Абракадабра. Бред!

Входная дверь вдруг тихо скрипнула. Я вздрогнул и, не думая, зачем это делаю, отшвырнул адресную книжку в сторону и вскочил.

Если бы все это происходило глубокой ночью, то нервная система оказалась бы здорово подпорченной. Сейчас же я почувствовал, как кровь изрядно разбавила добрая порция адреналина, и кулаки сжались сами собой. Я едва не издал воинственный вопль и не кинулся на дверь, чтобы вынести ее вместе с противником на лестничную площадку. Онемевший от ужаса, с огромными выпученными глазами, с бисером пота, прилипшим к наморщенному лбу, в прихожую беззвучно ввалился Виктор.

Мы, глядя друг на друга, окаменели, как две голодные обезьяны при виде банановой рощи. Я был удивлен появлением здесь инструктора, а Виктор был просто сражен наповал.

– Ты? – задал я глупый вопрос. – Зачем ты сюда пришел?

Виктор молчал. Было похоже, что его слова, не успев выйти наружу, застыли, подобно бетону, где-то в районе языка. Он все так же таращил на меня глаза и не произносил ни звука.

Я пришел в себя намного быстрее. Озабоченно отряхнув джинсы, я посмотрел по сторонам, покачал головой и изрек нечто многозначительное:

– Да-а-а… Бардак!

Виктор молчал. Может, облить его холодной водой? – подумал я. Или стукнуть кулаком в живот?

– Ау! – позвал я инструктора. – Ты меня слышишь? Из музея восковых фигур сбежал, что ли?

Мне стало по-настоящему страшно за Виктора. «Сейчас остановится сердце, – подумал я, – и мужик брякнется на пол. Потом я буду очень долго объяснять врачам, как я попал в эту квартиру».

– Ну! Отомри! – громче сказал я и сделал шаг вперед.

Виктор отшатнулся и даже поднял руки, словно хотел закрыть лицо от встречного удара. Судьба подарила мне редкий шанс. Инициатива просто хватала меня за руки.

Я сделал лицо жестким, встал напротив Виктора, широко расставив ноги и сунув руки в карманы.

– Все? – спросил я. – Вляпался? Попался с поличным? Кто тебя послал сюда? Отвечать быстро!

Виктор наконец издал какой-то нечленораздельный звук и отступил еще на шаг.

– Стоять! – рявкнул я. – Еще одно движение – и ты покойник! Быстро отвечать на мои вопросы! Кто тебя сюда послал? Что ты должен был здесь взять?

– Нет! – наконец прорвало Виктора. – Ты что?! Ты что?!

– Я ведь знаю, кто тебя сюда послал! – едко произнес я, ударяя кулаком по воздуху. – Знаю! Браз, да? Ну, сознайся, что Браз!

Виктор так сильно крутил головой из стороны в сторону, что его мясистые губы шлепали и разбрызгивали слюни.

– Послушай!.. Послушай! Не дави! Это не мои дела, я не могу тебе сказать! Не пытай меня! Отвяжись!

Инициатива не дала мне ничего. Она просачивалась сквозь пальцы, как вода. Я шумел, гремел, сотрясал пол, но движения вперед не было. От отчаяния я кинулся на Виктора, схватил его за ворот рубашки и толкнул на дверь.

– Я из тебя кишки выпущу, Витек! – сказал я хрипло. – Ничего ты от меня не скроешь! Ты за все свои грязные делишки ответишь!

Пытался я взять на пушку, однако пушка была ржавой, дырявой и стреляла холостыми. Виктор даже при всей своей природной тупости это понял, оттолкнул меня и быстро вышел из квартиры.

Некоторое время я стоял в пустом коридоре, глядя на электрический счетчик. Накручивая киловатт-часы, на кухне тихо урчал холодильник.

Я быстро зашел на кухню, раскрыл холодильник, с удивлением глядя на недопитую бутылку водки, блюдца с ломтиками сала, сыра, луковицы, недоеденную банку тушенки. Повернулся, пробежал взглядом по столу, заставленному грязными тарелками с остатками засохшей пищи, рюмками с мутным стеклом, пепельницей, полной окурков «Беломорканала» и сигарет с фильтром, которые Лебединская никогда не курила.

Кажется, Браз был пьян. Я смотрел из окна, как он пытается выйти из «Волги», остановившейся под фонарем. Сначала он выставил одну ногу, потом вторую, ухватился руками за дверь, налег на нее, но дверь стала закрываться и едва не прищемила Бразу пальцы. Виктор, опасаясь то ли за целостность пальцев своего нового шефа, то ли за дверь, которую режиссер мог запросто оторвать, подскочил к нему и стал вытаскивать из машины за ворот безрукавки. Кончилось все тем, что Браз неожиданно вывалился из машины и Виктор, не удержавшись на ногах, упал на землю. Это было забавное зрелище, жаль, что я не успел взять видеокамеру.