Вот так при всей конспирации мы выглядели белыми воронами в парижской толпе. Эх, эти русские «авось» да «и так сойдет». А ведь от подобных мелочей мог зависеть наш успех или провал.

Да и мы хороши. Стараемся топать вразвалочку, но быстро забываемся. Многолетняя привычка берет свое. Начинаем шагать в ногу, принимаем военную выправку. Действует отработанный рефлекс.

— Мы, парижские водители такси, — продолжал тем временем Петро, — знаем многое. Может быть, больше, чем поп на исповеди. Но нас опасаться не стоит. Мы не провокаторы. И ребята, которые везут других ваших товарищей, — тоже. Я их специально позвал. Мы члены Союза возвращенцев.

«Что ж, — подумал я, — в этом случае нам повезло. Однако могло и не повезти. Осторожность, осторожность!»

Неожиданно машина остановилась. За нами стали еще две.

— В чем дело, Петро?

— Цветочный магазин…

— Спасибо, Петро.

Я вышел, из двух других тоже вылезли по одному человеку. Сказал им, в чем дело. Мы взяли скромные, хорошо подобранные букеты и двинулись дальше.

Мы долго стояли у серой каменной стены, на которой проступали рельефы лиц и фигур расстрелянных здесь героев Коммуны. Мы видели следы пуль, выщербивших камень, которые еще не сгладило время, дожди и снег. Мы находились на могиле прадедов наших, чья жизнь, борьба и даже смерть отдавались в наших сердцах и болью, и гордостью.

Цветы, цветы у подножия стены. Скромные букетики, одинокие яркие тюльпаны, алые пышные гвоздики цвета крови и верности.

Не сговариваясь, мы почтили минутой молчания память последних защитников Коммуны… Перед нашим взором — мемориальная доска:

Мертвым Коммуны

21-28 мая 1871 г.

Потом был Собор Парижской богоматери, Пантеон с саркофагом Наполеона, могила Неизвестного солдата, Булонский лес, и Елисейские поля, и панорама Парижа с трехсотметровой высоты Эйфелевой башни.

Петро виртуозно управлял машиной. А на улицах Парижа это совсем не просто. Пока мы ездили, он не болтал, а спокойно и веско говорил о своих думах и делах своих товарищей.

В Союзе возвращенцев в основном состоят молодые парни и мужчины от двадцати пяти до тридцати пяти лет. Они твердо решили вернуться на Родину. И не просто возвратиться, а заслужить эту честь с оружием в руках, сражаясь на стороне республиканцев против испанских мятежников и фашистских интервентов.

— Много наших парней, — продолжал Петро, — уже в Испании и сражаются в рядах интернациональных бригад против Франко. На прошлой неделе еще восемь человек уехали. Готовится еще группа. Но когда они отправятся — сказать трудно. Очень сложно попасть в Испанию. Вроде бы под боком, а пройти через границу нелегко.

Честно говоря, мы с сомнениями воспринимали слова шофера.

При встрече с Васильченко я сообщил ему и о Союзе возвращенцев, и о Петро. Но к моему удивлению, наш военный атташе Васильченко подтвердил, что такой «Союз» существует и многие из его членов действительно сражаются в интернациональных бригадах, а некоторые заслужили право получить советское подданство и уехали в Советский Союз. На замечание о нашей экипировке Васильченко только рукой махнул:

— Сообщали. И не раз. Обещали принять меры. Но, судя по вашей одежде, все осталось по-прежнему.

В Париже мы отдыхали, а вернее, нервничали. Всемирная промышленная выставка оглушила нас шумом разноязычной толпы. Выиграли в одном аттракционе две куклы и килограмм карманных часов «Тип-топ». Да, именно килограмм! Я не оговорился. Часы какой-то японской фирмы продавались в магазинах Парижа по двадцать франков за килограмм.

На другое утро обладатели этого килограмма жаловались, что просыпались ночью от ритмичного стука часов, лежащих на тумбочке.

День потратили на новую экипировку. Купили легкие летние костюмы, шляпы «Барсолина», галстуки разных цветов и оттенков, легкую обувь — и исчезли близнецы. Мы уже не отличались от толпы.

И снова музеи — Лувр, Версаль… Об отъезде в Испанию от Васильченко ни слова. Мы поистине вели жизнь туристов. А я надоедал Васильченко своими посещениями и откровенным канючанием:

— Когда? Когда поедем? Наконец он не выдержал:

— Гусев, договоримся… Вы больше сюда не ходите. Не действуйте мне на нервы. Сам хочу, чтоб быстрей уехали. Там вас ждут не дождутся. Но когда вы отправитесь в Испанию, зависит не от нас. Не так-то просто миновать французскую границу. Когда все будет готово, вам сообщат. Пока отдыхайте.

Хорошо сказать: «Отдыхайте!» А отчего мы устали? От какой такой работы?

Ох, и трудно же вести жизнь праздных бездельников! Ездим, осматриваем дворцы, музеи, достопримечательности… А ведь нас ждут не дождутся!

Ребята стали хандрить. Первый признак — раздражительность. Потом стали предпочитать музеям и достопримечательностям чтение в номере гостиницы на кровати.

В один из вечеров, когда военные летчики со скептическими улыбками снобов обсуждали, как убить время, появился в моем номере сотрудник из аппарата военного атташе и пригласил меня на разговор с Васильченко. Я летел в посольство на крыльях.

Войдя в кабинет, лихо щелкнул каблуками сандалий.

— Как дела? — улыбнулся Васильченко. — Как отдыхаете?

«Опять просто разговор, — подумал я. — Проявление заботы…»

Сникнув, уселся в кресло:

— Прибавляем в весе, жиреем. Еще неделя-другая — и мы не втиснем наши казенные части в кабину «ишака»…

— Даже так? — снова улыбаясь, сказал Васильченко.

— Загостились мы в Париже…

— Не загостились, — ответил Васильченко. — Уезжаете завтра.

Я вскочил.

— Сядь, сядь, Гусев. Вы не только разжирели, но и нервишки подпортили. Подтяните крепления… До Тулузы поедете поездом. Вся группа. Но в разных вагонах. По два-три человека. До вокзала вас проводит наш товарищ. В поезде… Ну, если возникнут непредвиденные обстоятельства, вам помогут французские товарищи. Они едут этим же поездом. И в одних вагонах с вами. Понятно? Головы не терять.

У меня в висках стучало от счастья.

— В Тулузе — это юг Франции, — продолжал Васильченко, — французские товарищи укажут машины, в которые вам надо сесть. Если что непредвиденное произойдет в Тулузе, эти же товарищи скажут, как поступать дальше. Доверяйте им вполне!

«Вот уж поистине приключения чаще всего выпадают на долю тех, кто их меньше всего желает», — подумал я.

— Дальше, — твердым тоном продолжал Васильченко, — вы отправитесь без документов. Понятно? Вот, получи билеты, раздай, а паспорта сдашь мне. Не волнуйтесь. С вами едут друзья и ни при каких обстоятельствах в обиду вас не дадут. Васильченко поднялся:

— Вот так, — он протянул мне руку.

Мы обнялись на прощанье. Он пожелал нам счастливого пути, успешных боев и благополучного возвращения.

В отеле все оказались в сборе. Никто не соблазнился прогулкой по Парижу. Рассказав о делах, раздал билеты и собрал паспорта.

Беспокоило всех одно: как же мы поедем без документов?

Я ответил весьма мудро:

— Раз так надо, значит, по-иному нельзя.

Билеты оказались в четырех разных, даже не соседних вагонах. Распределились, кто с кем поедет. Назначили старших. Но мне их роль представлялась весьма смутно. Вся наша надежда — французские товарищи, которых мы не знали. Но они-то нас, очевидно, знают! Иначе как же они смогут нам помочь?

Вряд ли кто из ребят спал в ту ночь. Волновались: как-то пройдет для нас этот последний, но, очевидно, самый трудный этап пути?

Зло брало. Сотни немецких, итальянских летчиков воевали на стороне Франко. Эскадрильи из легиона «Кондор» участвовали в боях, и бомбардировщики, и самолеты-разведчики. Им-то уж наверняка не ставилось таких препон, как нам. Скорее, наоборот. Воздушный мост Италия — Испания работал словно на пожар, порты Португалии беспрепятственно принимали немецкие «торговые» транспорты…

Рассвело. Первая группа — Годунов, Скляров и я — уже были готовы к отъезду. Но до отправления поезда оставалось еще несколько часов. Мы плотно позавтракали. Стрелки часов, если на них смотришь слишком часто, вроде и не двигаются. Однако пришел конец и нашим ожиданиям.