— Ну, а чего этот старик хотел? Предлагал что-нибудь конкретное?

— Предлагал. — Лесник посмотрел на меня как будто с надеждой. Отбрось, говорит, все сомнения и войди в болото. Хоть на пару секунд.

— Как — войди?!

— Ну, погрузись, что ли.

— Да он псих!

— Конечно, псих, — послушно согласился Федор Николаевич. — Я тоже сказал, что псих.

— А он?

— Он говорит, не хочешь — не надо. А поверишь или тягу в себе услышишь — приходи и не сомневайся.

— Какую еще тягу?

— Болото ведь непростое. Раз ты рядом с ним побыл, оно тебя потом за тыщу километров найдет и позовет.

— Бред, — заявил я и задумался.

Мифический старичок предлагал чушь. Я бы рассмеялся, если бы бессонная ночь не убила во мне чувство юмора. С другой стороны, несмотря ни на что, рассказу лесника нельзя отказать в логичности. Я как программист смотрел со своей колокольни. Если принять несколько аксиом о мутации болота, последующие рассуждения выглядят вполне убедительно. В истории математики немало примеров, когда абстрактные и абсурдные на первый взгляд умозаключения приводили к новой картине мироздания.

Это меня беспокоило. Я искренне желал встретить Неведомое, но теперь противился этой встрече, избежать которой не смог…

Небо на востоке заголубело, однако спать расхотелось, хотя я и устал чертовски. Наконец бледнеющие в вышине звезды подсказали ответ. Наверное, Федор Николаевич страдает бессонницей и за долгие ночи перечитал уйму фантастической литературы. Как следствие — разработал свою теорию, а поделиться не с кем. Вот и шатается по лесу в поисках оппонентов. Жена его, конечно, не понимает. Попробуйте предложите собственной жене погрузиться в болото. Все предварительные доводы она не воспримет, а само предложение расценит совершенно однозначно… Да, ему не позавидуешь.

А в общем, молодец. Свою концепцию чужими устами апробирует. А чтобы пострашнее вышло, на себя намекает. Другой бы сразу быка за рога — я, мол, такой-то и такой-то, живу в болоте, пошли со мной. А этот старичком прикрылся, из-за спины выглядывает и в свою грудь пальцем тычет. На "прозрение" меня наводит, психолог! Нет, голуба, не доставлю тебе удовольствия, не испугаюсь.

— Ладно. — Я поднялся, разминая затекшие ноги. — Пора собираться. Светает уже.

Федор Николаевич тоже подхватился.

— Вы уж меня извините, — пробормотал он растерянно. — Всю ночь из-за меня просидели. Вы бы поспали, что ли? А я вам черники принесу.

— Спасибо, но мне пора. На работу скоро. Три дня сюда, три дня обратно. Как раз успею.

— Ну что ж, конечно. Стало быть, не поверили?

— Чему?

— Ну… про старичка?

— Вы знаете, пожалуй, нет.

Лесник кивнул.

— Я тоже сначала не поверил. А когда он исчез, призадумался. Может, и верно, а?

— Все может быть, — согласился я и отправился собирать палатку.

Федор Николаевич мне помог, потом мы попрощались, и я ушел, ни разу не обернувшись.

Как-то незаметно рассвело, небо словно умылось, а верхушки сосен вспыхнули золотыми спичками.

Иногда какой-нибудь предмет вдруг приковывает мое внимание, и я долго смотрю на него, не понимая, зачем это нужно. В голове — ни одной определенной мысли, но я продолжаю смотреть и постепенно осознаю, что происходит нечто непонятное. То ли предмет приобретает черты, которых в нем нет, то ли мой разум наделяет его этими чертами. Появляется желание что-то вспомнить, но непонятно, что именно. В конце концов я отвожу взгляд с чувством досады и душевного дискомфорта. Потом отвлекаюсь, меня поглощают более важные дела, но лишь до тех пор, пока предмет сам о себе не напомнит. Это происходит неожиданно. Через неделю, месяц, а то и год я вновь уставлюсь на обычную вещь домашнего обихода, припоминая, что такое уже было. И опять процесс созерцания ничем не закончится. Лишь много позднее, накопив экспериментальный материал, я начну обобщать, анализировать, строить догадки.

Думается, сам предмет не имеет принципиального значения, но чтобы внести ясность, я его назову. Это чайник. Да, самый обычный, в котором кипятят воду. Именно его прозаичность ставила меня в тупик, и я никак не мог понять, что же меня побуждает выделять его из массы других вещей. За свою жизнь я поменял множество чайников, и каждый пытался меня гипнотизировать. Вполне возможно, здесь играли свою роль ассоциативные связи, ведь чай активизирует умственные силы, и, должно быть, сам вид сосуда с носиком будоражил мозг, заставляя напрягаться в неких исканиях. Эта теория мне нравилась, но был в ней изъян. Совершенно равнодушным оставляли меня чайники электрические, фарфоровые для заварки, а также любые другие, которые не являлись моей собственностью. Меня волновали лишь мои чайники, предназначенные для нагрева на открытом огне. Помню почти проржавевший насквозь рыже-коричневый с огромным днищем, изогнутым носиком и черной железной ручкой. Он сослужил мне добрую службу, но пришлось расстаться. Его сменил закопченый собрат, который, по всей видимости, долго путешествовал на паровозе в компании чумазых машинистов. Я добросовестно драил его содой, но он лишь намекнул, что когда-то был желтым. Тем не менее я оставил его себе, ибо уже тогда считал, что чайник является символом благополучия каждого гражданина.

Были и другие. Жестяные, с погнутыми ручками, помятыми боками, неопределенных цветов и оттенков. Поначалу к каждому новому я относился с подозрением, но потом привыкал. Все они исправно гудели на огне, снабжая меня кипятком, а в холодную пору согревали озябшие руки. Но однажды случилось так, что волею обстоятельств я лишился чайника, не получив ничего взамен. Событие это имело гораздо большее значение, чем может показаться. В нем я распознал безрадостную закономерность своих неурядиц, проистекающую из ошибок, совершенных в прошлом. Столь явная неотвратимость расплаты повергает в уныние и более крепких.

Посетовав на судьбу, я пришел к выводу, что у меня нет иного выхода, как приобрести в магазине новый чайник, расплатившись, разумеется, наличными. Данный способ приобретения чайников мне был не знаком, и у меня появилась привычка доставать кошелек, пересчитывать мелочь и при этом вздыхать. Я не имел понятия, сколько стоит чайник в магазине, и к необходимости нести расходы готовился постепенно. А как-то раз поймал себя на том, что бесцельно топчусь возле чужого чайника, оставленного без присмотра на кухне нашего Дома Общественного Проживания. Я зачарованно смотрел на струю пара, бьющую из носика, и беспокойно прислушивался к глухим ударам собственного сердца… Настал день, когда я все-таки решился.

В магазине меня озадачил более чем скромный выбор. Собственно, чайник был только один — маленький, изящный, никелированный. Он красовался в компании блюдец из необычайно тонкого фарфора и сиял отраженным неоном. Я разглядывал его, будучи в недоумении, пока не понял, что это просто несерьезно. Мне подумалось, что из таких чайников пьют шампанское или, в крайнем случае, разбавленный сироп, да и то предварив это сложной чайной церемонией. Вероятно, блестящей побрякушкой намеревались потрафить утонченным вкусам неких воздушных созданий с хрупкой психической организацией. В раздражении я повернулся, собравшись уходить, но тут приметил незнакомца, который стоял чуть поодаль, проникновенно на меня смотрел, улыбаясь. Увидев, что я обратил на него внимание, он подошел и многозначительно произнес:

— Могу посодействовать в приобретении нужной вам вещи.

Я хмуро оглядел доброхота. Его предложение оказать помощь прозвучало не совсем обычно, но, с другой стороны, ничего странного в этом не было, поскольку у нас принято помогать друг другу.

Незнакомец был худощав, почти одного со мною роста, правда, я был в кепке, а он — без, несмотря на прохладную осень. Тщательно выбритый, старше меня, он отнюдь не производил впечатление человека, с которым не следует разговаривать. Короткое серое пальто и аккуратно уложенный на груди шарфик делали фигуру незнакомца неброской, говорили об интеллигентности, но в то же время намекали на бойцовские качества. Я подумал, что этот человек хорошо знает нашу жизнь и делает в ней ставку на быстрые ноги. Штиблеты, заляпанные уличной грязью, являлись подтверждением моих догадок, и я согласно кивнул.