— Иди, Артем Ильич. И постарайся не умирать.

В Военно–космической академии Сухова не учили ближнему бою, хотя, разумеется, он умел стрелять из табельного оружия и штатных огневых средств морской пехоты. Кто бы мог подумать, что командующему эскадры предстоит отстреливаться в корабельном коридоре, прячась за трупами моряков! Пришлось…

Петр Иванович лежал за телом срезанного лазерным лучом морпеха, сжимая в руках его табельный «магнум». Ноги мертвеца застряли в люке с перекошенной взрывом крышкой, и он не мог уплыть по коридору.

Юниты, что залегли в двадцати метрах впереди, не знали, все ли русские мертвы, и не решались подняться — выжидали. Ждал и Сухов. Шевельнешься раньше времени — срежут, как в тире. Опоздаешь — головы будет не поднять. Приподняться и точно выстрелить нужно в единственную подходящую долю секунды. Это и называется: правильный момент.

Военмор слышал, как переговариваются вражьи морпехи. Интеллектуальная система его скафандра перехватила их волну. Они боялись — и это грело. Чуть–чуть. Главное было — вовремя поднять голову и выпалить из «магнума».

Переборки были испятнаны следами попаданий: черные кляксы, борозды, пробоины. Кое–где в них зияли глубокие дыры. В невесомости по коридорам плыли всевозможные незакрепленные предметы, обломки, мусор, куски человеческих тел. Попасть в кого бы то ни было, скрытого этим чертовым облаком, весьма непросто.

Сухов ощутил спиной движение. Повернул голову. Рядом примостился лейтенант Богун из БЧ–шесть. Он был без бластера, зато сжимал в руке термическую гранату. С потерей хода гипер–команда крейсеру больше не нужна. Ее техники разбрелись по кораблю в поисках геройской смерти.

— Прорвемся, командир! — с лихорадочной веселостью воскликнул Богун.

Поздно было подносить палец к прозрачному забралу шлема. «Дурак! — со злостью подумал Петр. — Они нас тоже слушают и теперь знают, что здесь копится народ. Сейчас чем–нибудь шарахнут».

«Валим», — показал кавторанг жестом и поднялся на ноги. Пригибаясь, он кинулся за переборку, которая на треть перегородила коридор. Медицинский отсек был разворочен прямым попаданием торпеды. Все лекарства, приборы и госпитальные койки улетели в космос.

Магнитные подошвы ботинок прилипали к полу, тормозя бег. Требовалось значительное усилие, чтобы сделать следующий шаг. Впрочем, Сухов быстро приспособился к новым условиям. А вот стрелять на таком бегу было несподручно.

Лейтенант Богун замешкался. А затем позади рвануло. Кавторанга что–то ударило в спину и повалило на пол. Не будь на нем магнитных ботинок, его покатило бы по полу. Интеллектуальная система пробубнила, что на спину и затылок шлема попали капли горящего фосфора. Спецкостюм выдержал.

Командир «Могилёва» так и не узнал: это Богун подорвал гранатой юнитов или же они попали в него и сдетонировал запал. Не исключено: кто–то из юнитов в очередной раз зацепил ногой растяжку противопехотной мины, а потом в коридоре все начало рваться.

Петр занял удобную позицию за приварившимся к полу контейнером и отстреливался минуты две. Справа из–за спины его поддерживал огнем начальник БЧ–три, потом замолк. Кавторанг отполз к развилке коридоров и залег под нависающим краем еще одной развороченной переборки. До сгоревшего реакторного отсека осталось всего ничего, а там сквозь огромные сквозные дыры в обшивке можно разглядеть зависшие рядом с «Могилёвом» юнитские корабли. Но дальше уйти можно только через космос.

Командир «Могилёва» решил больше не отступать. «А чем тут хуже, чем там?» — подумал Сухов и выстрелил в промелькнувшую в перекрестье прицела верхушку юнитского шлема. Попал или нет? «Главное: чем позже, тем лучше. Смерть не торопят — она приходит сама».

В ответ на его выстрел юниты открыли шквальный огонь. Лазерные лучи прожигали обшивку. На воздухе при искусственной гравитации она бы плавилась и стекала вниз, но в невесомости расплав кипел, собираясь в пузыри. Эти багровые пузыри беспорядочно летали по коридору. Прежде чем остыть в вакууме, они сжигали все на своем пути. Доставалось и нашим, и вашим.

Ситуация то и дело менялась. Теперь по правую руку от Сухова появился мичман Панин из БЧ–два. Он без остановки садил из ручного ракетомета. На «Могилёве» обнаружилось немало разного старья — давным–давно списанного оружия, которое прихватил на войну со Старой Земли личный состав. Порой это был удивительный антиквариат, но всегда в рабочем состоянии.

Реактивный выхлоп раскаленных газов гасил инерцию, и стрелка не отшвыривало назад при каждом выстреле. Ракеты бухали в коридоре, их осколки рвали и без того дырявые переборки в клочья.

Старый крейсер расползался на глазах. Вряд ли его хватит надолго. Рано или поздно он развалится на несколько кусков, и все люди (живые и мертвые) разлетятся в разные стороны. Они будут плыть в ледяной пустоте под безразличными взглядами звезд — до скончания веков.

Мичман менял кассету за кассетой, отправляя в юнитов ракеты с тепловыми головками, пока меткий выстрел из бластера не срезал ему голову вместе со шлемом. Обезглавленное тело Панина удержали магнитные подошвы ботинок, и оно продолжало стоять, сжимая рукоять ракетомета.

Ненадолго кавторанг остался один. Юнитские десантники притихли — то ли переводили дух, то ли решили перегруппироваться. А потом у них в тылу загрохотало. Петр увидел две ослепительные вспышки и услышал звуки, несмотря на царивший в коридорах вакуум. Звуковые волны легко распространяются по полу, потолку и переборкам. В том числе и по той искореженной переборке, к которой прислонился Сухов.

Петр увидел впереди по коридору военмора в спецкостюме. Тот призывно махнул рукой, а в наушниках раздался голос кондуктора Спивакова:

— Сюда, командир! Надо выбираться!

Перебежками кавторанг двинулся к нему. По дороге Сухов увидел тело разрезанного в поясе старпома Пирожникова. Его торс медленно несло к лежащим на полу убитым юнитским десантникам, а ноги уплывали в обратную сторону.

Адъютант позвал командира и тут же залег, но не стрелял — бой продолжался вдалеке. Когда Сухову оставалось до кондуктора не больше десяти шагов, что–то взорвалось у командующего эскадры прямо под ногами. Спецкостюм защитил Петра от осколков, но взрывная волна швырнула его в переборку. Бой для кавторанга был закончен.

Нанесенный русским удар был внезапен и неотразим. Нет, не только полковнику Ригерту достались артефакты с захваченного Суховым хаарского рейдера. У юнитов был целый набор непонятных вещиц.

После гибели Восьмого флота Адмиралтейство в одночасье призвало на флот сотню «головастиков» из Массачусетского технологического института. «Чтобы разобраться наконец во всем этом дерьме», — как сказал начальник Штаба ВКС генерал–адмирал Обама Фостер. И они, вырванные из лабораторий, свежеиспеченные лейтенанты и каплейты, разобрались довольно быстро. Получив карт–бланш, «головастики» разобрали артефакты на винтики и кое–что даже сумели собрать снова.

Среди совершеннейших непоняток обнаружилась пара действующих приборов, которые могли застопорить все работающие реакторы в радиусе тридцати одной тысячи четырехсот пятнадцати километров. Откуда взялось такое число? Быть может, это радиус материнской планеты хаарцев. Или любимое число изобретателя. Кто их знает…

Юниты нанесли ответный удар, и мятежники оказались к нему не готовы. Это ведь типично для русских. В России и выпавший снег — сущая катастрофа, хоть ложится он каждую зиму. А тут действительно было что–то новенькое.

Юниты ударили одновременно на двух фронтах. В течение четверти часа были парализованы три корабля Первой русской эскадры, выдвигавшиеся для атаки базы Четвертого флота на планете Сьерра–Морена, которая якобы потеряла прикрытие, и конвой, ведомый к Старой Земле крейсером «Могилёв».

В результате тяжелых боев в плен попали три тысячи военморов, включая высший комсостав Российской империи. Маятник качнулся в другую сторону. Не удержать…