Человеки быстро осваивают чужие технологии, но куда быстрее они перенимают чужие пороки. Они неплохо умеют сражаться, что еще больше усиливает их и невероятную самоуверенность. Они всерьез считают себя непогрешимыми.

Толерантность — превыше всего. Можно повторять этот лозунг с утра до вечера, но так и не заставишь себя полюбить человеков. Или хотя бы примириться с фактом их существования. Этот гадкий народец воплощает в себе все, что ненавистно любому разумному существу: ограниченность, самовлюбленность, наглость и нетерпимость. Победоносный марш человеков по Галактике следует остановить — и как можно быстрее. Пока они не успели натворить великих бед.

Эти надменные и жалкие двуногие еще вчера лазали по деревьям и кидались друг в друга плодами и калом. И вот они уже пытаются вершить судьбы Галактики. Они успели переименовать ее согласно собственной физиологии — в Млечный Путь. То бишь путь сосущих гадкую белую жидкость, которая сочится из их рыхлых тел.

А мы, одна из величайших рас Галактики, стечением трагических обстоятельств вынуждены бежать, бросая насиженные гнезда, оставляя на поругание родные, любовно обустроенные планеты. Мы вынуждены терпеть злодеяния и мерзости, творимые человеками, ибо мы твердо знаем: возмездие не за горами. Дикое и гнусное человечество станет буфером между страшным злом и всей цивилизованной Галактикой. Оно неотвратимо будет затянуто в циклопическую мясорубку и перемолото… или же невероятным усилием, запредельным напряжением сил сломает ее.

В любом случае обе злокозненные силы будут ослаблены борьбой и перестанут угрожать самому существованию разума в нашей Галактике. Мы очень на это надеемся. Ведь больше Великому Хаару надеяться не на что.

Петра Сухова вызвал к себе командующий Шестым флотом адмирал Джеймс Гамильтон Кобурн. Вот такое звонкое было у него второе имя. Вызвал без объяснения причины. Пришлось лететь, оставив свой новый корабль на старпома.

В последние недели старик прочно окопался на головной базе Шестого флота в Нарвике — в том, что выстроен на планете Фенноскандия. Эта малонаселенная водная планета находилась далековато от солнца, и почти всю поверхность ее океанов сковывали вечные льды.

Город–крепость Нарвик поднимался изо льдов скальными уступами. Его крутые черные стены, увенчанные радарными решетками и зенитными батареями, массовый зритель не раз видел в голливудских фильмах. Именно так, по мнению режиссеров и продюсеров, должен выглядеть замок галактического злодея или инопланетного агрессора.

Из космопорта в Нарвик Сухова доставил глайдер береговой охраны. Летели на рассвете. Ледяной туман сгустился в непроницаемое облако в сотни километров длиной. Поднимающийся из–за ледяного панциря бледный диск солнца только к вечеру испарит туман, что дышал сейчас на людей убийственным холодом. А пока солнечные лучи лишь расцветили ледяную взвесь слабым желтоватым сиянием.

Машина неслась при нулевой видимости на одном радаре — чего проще врезаться на полном ходу в горный пик или хотя бы распороть о верхушку брюхо. Не о такой смерти мечтал славный военмор. Однако обошлось.

На посадочной площадке командира «Котлина» встречал адъютант командующего в чине кавторанга. Одет он был в утепленный комбинезон с капюшоном и все же, стоя на пронизывающем ветру, промерз до костей.

Отдали честь, поздоровались. Адъютант прихватил Сухова за локоть и повлек за собой.

— С–скажите с–спасибо туману, — пробормотал он сквозь плотную ткань ворота, что закрывала ему рот.

— За что? — осведомился Петр. Холодрыга начала пронимать и его.

— Б–беляны редко нап–падают, п–пока не расп–погодится. — У адъютанта уже зуб на зуб не попадал.

Военмор краем уха слышал о легендарных белянах — крылатых хищниках весом до полутонны. Они взлетали с помощью биологического реактивного движка и набрасывались не только на огромных полярных птиц, но и на все, что поднималось в воздух: глайдеры, боты и гравиплатформы.

Адъютант командующего подвел Петра к толстенным, броневым дверям штабного бункера, вызвал охрану и побежал отогреваться.

По пути к кабинету адмирала Петра Сухова проверили три раза. Сетчатка глаза и генетическая карта — пройденный этап. Эти методы безнадежно устарели. Современные спецы научились до последней клеточки и цепочки ДНК подделывать человеческое тело — мама родная не отличит. Проверять следовало личность. Так сказать, бессмертную душу.

Сухов знал, что уникальная психограмма человека давно расшифрована и поддается имитации. Самое очевидное и вроде бы самое простое — проверить человека на знание собственного прошлого: так называемого неформального «вчера», всяких там интимных деталек, о которых никогда не говорят посторонним людям. Но для успешной проверки нужно иметь под рукой кого–то из близких или хотя бы хорошего знакомого, который знает эти самые детальки.

Более трудоемкий, но и гораздо более реальный путь — проверка с помощью личностного теста. Человека помещают в «музыкальную шкатулку» и опрашивают несколько часов, сопоставляя нынешние ответы с полученными в прошлые проверки. При этом делают поправку на возрастные и ситуационные изменения. Одно плохо — слишком долгая история. А комфлота ждать не любит…

Потому Петра Сухова проверяли по укороченной и малоэффективной схеме — трижды проделали одну и ту же процедуру: брали образец ДНК и сверяли с имеющейся в базе данных генкартой, требовали старый и новый пароль, а еще спрашивали, как называли преподавателя баллистики в Морском кадетском корпусе. По сути, делали все это лишь для очистки совести и для галочки.

Сухов впервые лично встретился с комфлота. Высокая честь. Однако от такой внезапной чести явно попахивало опасным заданием. У Петра Ивановича на такие вещи нюх был отменный.

Адмирал Кобурн занимал кабинет заместителя начальника базы по снабжению. Тот был публично повешен два месяца назад. Вешали, разумеется, его безмозглого клона — казнить самого преступника не велит доведенный до абсурда гуманизм. А вот пожизненно гнобить вора в одиночной камере со всеми удобствами — вполне гуманно.

Кабинет, в отместку за прегрешения его бывшего владельца, был напрочь лишен былой роскоши и напоминал обиталище следователя военной прокуратуры. Главным его украшением служил висящий на стене военно–космический флаг ООН — белое полотнище с голубыми лучами, которые испускала помещенная в центр флага галактика Млечный Путь. Безбашенные военморы, которым флаг казался слишком мирным, случалось, пририсовывали под звездной спиралью скрещенные абордажные сабли.

Адмирал сидел у стены за квадратным столом, обшитым карельской березой — драгоценные пластины отдирать не решились. Перед столом выстроились четыре стула с низкими спинками. Петру они показались детскими.

— Господин адмирал! Капитан третьего ранга Сухов по вашему приказанию прибыл.

— Рад вас видеть, Пиотр, — произнес в ответ Кобурн и зашевелился на венском стуле, вроде бы собираясь встать, чтобы поприветствовать военмора, но в последний момент раздумал. — Вольно. Садитесь.

Петр Сухов выбрал стул прямо напротив адмирала, сел с опаской — выдержит ли его вес. Тот скрипнул, но устоял.

— Вы довольны кораблем, Пиотр? — осведомился Кобурн приличия ради.

— Спасибо, господин адмирал. Не жалуюсь, — коротко ответил капитан третьего ранга.

— Вот и славно. Ведь фрегату «Котлин» поручается ответственная миссия, — заговорил комфлота торжественно. Если вслушаться как следует, в голосе его звучала и нотка печали. — Вы должны проникнуть в звездное скопление Дриады, незаметно проскочить мимо хаарских патрульных судов и в назначенном месте подобрать десантный катер с разведроботами.

На Сухова дохнуло холодом. Дриады — гиблое место. Оттуда не вернулся еще ни один корабль.

— Вопросы есть, господин капитан третьего ранга?

— Так точно, сэр.