Победителем уходил «Леонид Соболев» с завоеванной им линии, чтобы вновь вернуться сюда уже осенью, к окончанию сезона тропических дождей.

Капитан понимал, что успех его лайнера не может пройти бесследно, кое-кому он оказался не по душе. Владельцы судоходных компаний почувствовали в нем сильного конкурента. Реакционные круги испугались проводника социалистической пропаганды, советского образа жизни. В любой момент можно было ожидать от недругов провокаций или даже диверсий. Капитан Самсонов знал много тому примеров.

Еще в 1956 году вахтенный помощник Шарапов пресек попытку подвести мину под теплоход «Грузия», доставивший в Австралию сборную СССР на Олимпийские игры.

В одном из госпиталей Фримантла пытались склонить к измене Родине находившегося там на излечении матроса Дальневосточного пароходства.

Учебное судно «Товарищ» не участвовало в параде парусных кораблей, состоявшемся на реке Гудзон. Полиция предупредила заранее: «С моста могут сбросить бомбу. Мы бессильны обеспечить вашу безопасность». И словно в подтверждение этих слов, при полном бездействии полиции к борту одного из советских сухогрузов, стоявшего в американском порту, была подведена взрывчатка.

В Карибском море обстреляли из пулеметов танкер Новороссийского пароходства. Обстрел велся с быстроходного, хорошо вооруженного катера «неизвестной национальности».

В американском порту на флагман Советского пассажирского флота «Максим Горький» провокаторы забросили пластиковую бомбу, получили ранения два матроса.

Таковы объективные факты.

Тревожные мысли не покидали Николая Николаевича до самых последних дней работы на новой линии. Но вот наступила пора расставаться с Австралией. Прощание в Сиднее, затем Мельбурне…

И вот, наконец, порт Фримантл, куда зашли добрать последних пассажиров на Цейлон и Европу. Отход был назначен на час ночи.

Несмотря на позднее время, на причале собралось много провожающих. Сотни серпантинных лент связывало судно с берегом. Кто-то выкрикивал последние напутствия. Сколько уже таких встреч и расставаний прошло у борта «Леонида Соболева»! Одни отправлялись на нем искать счастья из Австралии в Англию, другие — из Англии в Австралию.

Наступила полночь. Но и в этот час посетители все еще не покидали капитанскую каюту. Попрощаться с советским судном пришли представители фрахтующей фирмы и австралийских властей, другие официальные лица — всего человек пятнадцать. Сидя за длинным столом в гостиной капитанской каюты, все по очереди вставали и произносили слова напутствий.

Первым поднялся директор круиза Барри Вудвард, стройный сорокалетний англичанин с улыбчивым лицом.

— Кэптан, — сказал он. — Пришло время сказать гуд бай милой Австралии. Мы изменим ей теперь с одной очаровательной старушкой по имени Англия. Ведь в душе мы уже стремимся к ее берегам.

Самсонов рассмеялся:

— Вы хотите обвинить меня в неверности. Ох уже эти мне современные нравы!

— Западные нравы… Ведь именно так вы хотели сказать, — подхватил Вудвард.

Николай Николаевич чуть насмешливо внимал директору круиза. Он давно наладил с ним отличные отношения, что было необходимо для хорошей работы судна. От Барри зависело немало. Через него передавались все указания пассажирам, он занимался береговыми экскурсиями и представлял интересы туристов и фрахтующей фирмы.

— Итак, я продолжаю, — говорил Вудвард. — Хотите исповеди, капитан? Исповеди Барри Вудварда? Я был первым англичанином, ступившим на эту палубу. Что я испытывал в ту минуту? Гордость? Нет, чувство страха! Я знал до этого русских не больше, чем снежного человека. Я вглядывался в глаза каждому матросу, пытаясь распознать эту таинственную славянскую душу. И не распознал, пока… пока они не запели… Вы помните, Ник, ту непогоду? Палуба на неделю превратилась в дьявольский аттракцион, на котором хорошо тренировать астронавтов. И вот тогда был дан настоящий концерт. С каким мужеством выходили на качающуюся палубу музыкального салона официантки, стюардессы, бармены! Они пели песни своей далекой родины, и пассажиры забывали, что за иллюминаторами штормовая ночь, бушующий океан и дикие валы, обрушивающиеся на судно. Звучали песни солнечной Украины, ледяной Сибири, искрометной Грузии… Вы слышали когда-нибудь «Калинку», джентльмены? В ней та самая русская душа, о которой мы ни черта не знаем!

— Могу ли я войти? — За спиной директора круиза показалась долговязая фигура знакомого сиднейского журналиста.

— О, мистер Лонг! — воскликнул капитан. — Какими судьбами? Неужели вы примчались в Фримантл прямо из Сиднея? Прошу к столу. Рассказывайте.

— Решили проводить нас, Лонг? Хотите сделать на нас еще одну сенсацию? — Барри явно переживал, что упустил внимание слушателей.

— Нет, — ответил ему журналист. — Я не собираюсь никого провожать и тем более делать сенсацию. Русские честно поработали, заслужили себе доброе имя, и в этом нет ничего удивительного. Газетам писать больше не о чем. Я отправляюсь с вами в плавание. Вот билет! — Он высоко поднял над столом синий листок картона.

До отхода оставалось не более получаса. Капитана буквально раздирали на части. Подписывались последние документы — многочисленные счета за обслуживание, продовольствие, топливо. Самсонов переходил от обеденного стола к письменному, перекидываясь репликами с агентом и шипчандлером, делая неуловимые знаки стоящим официантам и успевая при этом следить за опустевшими рюмками и бокалами.

Зная хлебосольный нрав русского капитана, многие из австралийских знакомых не могли удержаться от визита. Каюта наполнялась все новыми посетителями. В 00.30 по трапу поднялись начальник полиции Фримантла и сопровождающий его офицер. Видно, и он поддался соблазну. Или просто захотелось старому служаке пожать на прощание капитанскую руку, пожелать счастливого плавания?

Николай Николаевич сам встретил гостей, поздоровался и ввел в гостиную.

Начальник полиции обвел взглядом всех присутствующих и, выдержав паузу, произнес:

— Нам только что стало известно, что на ваше судно подложена бомба. Взрыв может произойти в любую минуту.

За столом наступило оцепенение. Подошедший к капитану агент распахнул на колене «дипломат», да так и остался стоять на одной ноге, словно завороженный. Застыл, поднеся к губам рюмку, Барри Вудвард. Горящая спичка в руках Лонга замерла, не прикоснувшись к сигарете.

Капитан еще продолжал улыбаться. До него дошел весь ужас сказанного, но он не чувствовал себя в силах прервать улыбку.

Бомба! Вот она — смерть! Сейчас грянет взрыв, и все провалится в бездну, мрак, пустоту. Встретить гибель, сгинуть в этой чужой Австралии, в такой дали от дома…

Вся жизнь мгновенно пронеслась перед мысленным взором Николая Николаевича. Вспомнились залитые солнцем аудитории мореходки и палубы кораблей. Вот он курсант, штурман, молодой капитан. Самый молодой капитан во всем Черноморском пароходстве… Ну, что ж, пробил час оправдать это высокое звание, применить весь опыт, проявить выдержку, самообладание.

— Что вы предлагаете? — спросил Николай Николаевич начальника полиции. Голос его не выдал волнения.

— Всем пассажирам и команде немедленно оставить судно. — Австралиец внимательно следил за впечатлением, которое произвело на всех его сообщение.

Первым сорвался с места Лонг.

— Капитан! Где у вас радиостанция? Мне надо немедленно связаться с Сиднеем!

— Сядьте на место, Лонг, — властно осадил его капитан. — В порту судовая радиостанция опечатана.

— Мы просим предоставить право местным властям в течение двух дней обыскать весь турбоход, — продолжал начальник полиции. — Команда и туристы перейдут в отель. Разумеется, отель — за счет вашей компании. Итак, я жду ключи от всех служебных и жилых помещений.

Николай Николаевич отчетливо представил себе пассажиров, уже видящих сны в каютах. Разбуди их сейчас, среди ночи, — неминуемо начнется паника.