Вот так новости! Какое отношение эти высокопоставленные чиновники имеют к предъявленным ему обвинениям? Или эфэсбэшникам в действительности нужно от сотрудника нефтяной компании совсем другое?

О «разведдопросе» Алексей Пичугин рассказал на следующий день следователю, но протокол об этом в деле отсутствует.

Несмотря на чрезвычайно плохое самочувствие Алексея Пичугина и категорические требования его адвокатов, Юрий Буртовой отказал в проведении немедленного медицинского освидетельствования заключенного на предмет применения к нему психотропных средств. Обследование было проведено более чем неделю спустя, что было уже бессмысленно.

Результатом воздействия химических препаратов стали провалы в памяти, головные боли, галлюцинации, повышенное артериальное давление, перепады психического состояния, сильнейший фурункулез, повышенная температура. Алексей Пичугин потерял около тридцати килограммов веса, а на его голове образовались шишки, не исчезнувшие до сих пор.

В свою очередь, Генпрокуратура и Басманный суд отказались удовлетворить ходатайство защиты об отводе Юрия Буртового как руководителя следственной группы.

31 июля 2003 года Алексей Пичугин направил официальное заявление в Генпрокуратуру, где уведомил, что в случае появления у следствия любых его признательных показаний, данных в отсутствии представителей защиты, все эти показания являются самооговором. Алексей вынужден был сделать подобное заявление после того, как Генпрокуратура заявила, что факты применения к нему 14 июля психотропных средств не нашли подтверждения.

«Я была у него [на свидании в “Лефортово”] на следующий день, 15 июля, и видела, что он был не в себе», – рассказала мне Алла Николаевна.

«Вы видели у него следы от инъекций?» – уточняю я.

«Да. Видела», – твердо отвечает моя собеседница.

«Что предприняли?»

«Я тут же сообщила адвокатам, и адвокаты к нему сразу пошли и потребовали, чтобы Алексея обследовали. Но обследование сделано не было»[36].

Мать и адвокаты – лица заинтересованные, скажет читатель. Можно ли доверять их утверждениям?

Да, можно, потому что эти утверждения подкрепляются свидетельством третьего, независимого, лица.

Выше я упомянула двоих сокамерников Алексея Пичугина, которые видели, в каком состоянии его вернули с «разведдопроса». Одним из них, как я уже писала, рассказывая о первых днях сотрудника ЮКОСа в «Лефортово», в то время был Игорь Сутягин. Это имя назвал сам Алексей все на том же судебном заседании 23 апреля 2008 года.

Полутора годами позже знаменательного выступления Алексея Пичугина в Мосгорсуде в свет вышла книга тюремных рассказов Игоря Сутягина «На пол-пути к сибирским рудам». Я написала Игорю Вячеславовичу письмо-размышление, навеянное его литературным творчеством. И приложила к нему свою книгу-хронику суда над Алексеем Пичугиным[37] – в надежде на то, что повествование о дальнейшей судьбе бывшего сокамерника ученому будет небезразлично. На ответ не рассчитывала, понимая, что тяготы лишения свободы оставляют мало возможностей для эпистолярного общения с посторонними.

Однако Игорь Сутягин ответил мне. Прислал не только множество слов поддержки для Алексея Пичугина, но и обещание о нем написать. Позже были неожиданное этапирование ученого в другую колонию и еще более неожиданные его освобождение и высылка в Великобританию. Эти перипетии, как мне казалось, поставили точку в еще не написанном рассказе о встрече в «Лефортово».

Я снова ошиблась. Игорь Вячеславович выполнил обещанное. Его рассказ «Три школы», задуманный, как выяснилось, еще в колонии, а написанный и присланный мне автором по электронной почте, впервые увидел свет на портале «Права человека в России» (HRO.org) 24 ноября 2010 года.

Личный опыт Игоря Сутягина, также описанный в рассказе, приводит к печальному выводу о том, что случай Алексея Пичугина – не единичный.

Эта публикация вызвала сильнейший резонанс в российских и зарубежных СМИ и крайне негативную реакцию наших компетентных «органов». Так, некий неназвавшийся источник РИА «Новости» в спецслужбах заявил, что утверждение о применении спецпрепаратов не соответствует действительности, а Игорь Сутягин начал пиар-кампанию, чтобы привлечь к себе внимание. «...Искренне восхищаюсь смелым и благородным поступком Игоря Вячеславовича, который давно говорил, что считает своим долгом выступить в Вашу защиту. И не побоялся навлечь на себя гневную реакцию спецслужб, которая последовала, – писала я Алексею Пичугину в письме от 27 ноября 2010 года, вместе с распечаткой рассказа Игоря Сутягина отправленном в «Черный дельфин». – Показательно, однако, что официальные чины усиленно опровергали только эпизод с Игорем Вячеславовичем. Значит, в отношении Вас нечем крыть?

О том, что описанные методы воздействия применялись и к Игорю Вячеславовичу, я узнала впервые, что ввергло меня в еще больший шок...»

И спустя несколько дней, тревожное:

«...Я узнала, что адвокаты во время свидания зачитывали Вам рассказ Игоря Вячеславовича и что Вам было тяжело возвращаться мыслями в те дни... Мне очень больно, что Вам вновь пришлось пережить страдание... Тем не менее, мне хочется верить, что сам факт того, что Игорь Вячеславович выступил Вашим свидетелем, его поддержка были нужны и важны для Вас».

Ответа, как мне показалось, не было целую вечность, в течение которой я мучилась сомнениями: если воспоминания о «разведдопросе» настолько тягостны для Алексея, то стоило ли мне вообще вызывать их своими письмами?

Наконец, долгожданное письмо пришло.

«Здравствуйте, Вера! Сегодня 14 декабря, вторник.

Позавчера вечером получил Ваше письмо от 27 ноября и статью, а также рассказ Игоря Вячеславовича о делах давно минувших дней... Спасибо Вам, дорогой друг, за этот бесценный подарок!.. Его значение для меня невозможно переоценить...

Глубочайшие и самые искренние слова благодарности и признательности Игорю!.. Не буду говорить о своих мыслях и чувствах, они хорошо понятны Вам... Всем сердцем желаю Игорю и его близким долгих, счастливых лет. Дай Бог!

Надеюсь крепко пожать его руку и сердечно поблагодарить за высочайшие человеческие качества при личной встрече. Верю, что она впереди...».

Машина для выбивания нужных следствию показаний с давних лет по настоящее время доведена до совершенства, будучи управляемой «физиками», «химиками» и «психологами».

Впрочем, и совершенный механизм иногда дает сбой. Ни Игорь Сутягин, ни Алексей Пичугин на лжесвидетельство не пошли. И это дает надежду на то, что когда-нибудь безумная машина, переламывающая человеческие судьбы, остановится, а невиновных судьба будет сводить только на свободе.

Три школы

Вы никогда не пробовали закусывать коньяк – борщом? Да-да, красным горячим жирным украинским борщом. Без сметаны. Не пробовали? Не пробуйте – мой вам совет. Вернее, не мой даже – специалиста в этих делах спецназовца Саши. И курите поменьше – никогда не берите последнюю сигарету из пачки!

Считаете эти советы странными? А они не такие уж и странные! И очень, между прочим, не лишние в жизни. Чтоб объясниться, начну, пожалуй, с начала – к чему мне гнаться за оригинальностью! Начало было в ноябре 1999 года – меня отвели на беседу к штатному психологу калужского управления ФСБ. Подполковник Юрий Иванович К. был симпатичным, располагающим к себе человеком – несомненный признак профессионализма именно психолога. И еще невысокий подполковник был очень серьезным мастером НЛП. Так, по крайней мере, характеризовали его охранявшие меня оперативники УФСБ – Юрий Иванович и до нашей личной беседы не один раз захаживал в следственное отделение, сидел тихонько в уголке на допросах. Нейролингвистическое программирование как способ воздействия на волю и действия человека вообще крайне интересная вещь. Однако влияние ее, судя по всему, в Федеральной службе безопасности считается отнюдь небесспорным. Иначе как объяснить, что на третьей нашей с Юрием Ивановичем встрече появился коньяк?