Наконец, к своему огорчению, он осознал, что так ничего толком и не совершил. Пришел на станцию, купил билет до Кенсингтона, спустился на платформу, уселся на скамейку и вот — спустя почти пять часов оказался на ней же.
Странно как-то получилось, что они закрыли станцию, даже не попытавшись разбудить его. Во сколько он обещал прийти домой? К двенадцати? Ну, теперь, когда заявится, достанется ему…
Достанется? Эта мысль камнем стукнула его по затылку: а попадет ли он вообще домой? Подобно человеку в ванной, когда отключают воду, он тупо уставился перед собой, замер от страха. И этот холод — ему показалось, что его заперли в морозильник. Нет, пора отсюда выбираться.
Он встал, чуть качнулся и затем двинулся вдоль платформы, придерживаясь для ориентира рукой стены. Пальцы скользили по изорванным рекламным плакатам, обычно таким ярким и выразительным, а сейчас лишь бессильно невидимым. Пол чувствовал, что так до конца и не протрезвел, но это было ему даже приятно. Он знал, что где-то здесь должен быть эскалатор, ведущий наверх. Ну, а уж там-то он отыщет какое-нибудь окно или что-нибудь в этом роде.
Однако едва его пальцы коснулись холодной двери, отделявшей платформу от лестницы, он понял, что оказался в ловушке. Дверь была заперта, причем наглухо. «Служба безопасности лондонского метро». Пол забарабанил кулаками по двери, и звуки ударов подобно гонгу эхом отозвались в дальнем конце платформы, улетев затем в туннель. Это напугало его еще больше, и к тому же он сильно зашиб руку.
— Помогите! Выпустите меня отсюда! — завопил он на грани истерики, хотя и понимал, что надеяться на помощь нечего. «Помогите!» — так кричат в кино, на благотворительных плакатах или где-нибудь за границей, но никак не в метро. Да и потом он отлично знал, что никто не услышит его — над ним было несколько сотен футов земли.
Часы показывали 3.45. Смирившись со своей участью, он повернулся и медленно, все так же держась за стену, побрел назад к скамье, на которой ему суждено было провести остаток ночи.
— Лондонский метрополитен желает Полу Лансеру спокойной ночи и выражает надежду на то, что он найдет все необходимое для удобного ночлега, — почти пропел Пол, словно стараясь убедить себя в том, что все это действительно очень весело и вообще не что иное как очередное приключение. Однако его наигранное веселье улетучилось в один миг; сердце ожесточенно заколотилось — он был почти уверен в том, что только что услышал произнесенное в кромешной темноте слово «Что?». Он остановился и внимательно прислушался. Ни звука. «Все эта водка», — с радостью и облегчением подумал он.
Добравшись, до скамейки, он плюхнулся на нее. Ничего, достаточно мягко, почти как на диване.
Скамья шевельнулась. Вздрогнув от ужаса. Пол резко выгнул спину и снова вскочил на ноги. «Да, ведь сколько бы ты ни пил, на Лейчестер-сквер никогда не было мягких скамеек», — пронеслось у него в мозгу — значит, он сел на какого-то другого человека.
Очнулся Пол, лишь когда пробежал в темноте добрую половину платформы. Но ведь раньше он никого здесь не замечал… Он остановился, пытаясь отдышаться, и услышал эхо собственных шагов. Быстрых шагов. Но ведь он же стоит на месте, даже не шевелится, а шаги все слышатся клик-клик-клик-клик. Кто-то идет за ним! Вспомнив один из комиксов про «зеленых беретов», он быстро скинул туфли и в одних носках побежал по платформе. Ну, теперь-то преследователь его потеряет, ему ни за что не узнать, где он есть.
Однако шаги — клик-клик-клик-клик — продолжались, причем теперь они были похожи на походку человека, опаздывающего на работу и все же не желающего переходить на бег. И звучали они как-то странно, словно существовали сами по себе, вне всякой связи с невидимым, но контролирующим их мозгом, будто шаги робота, отбившегося от рук создавшего его хозяина. Получается, совет «зеленых беретов» насчет носков не помог, комиксы оказались ерундой, ложью для сопляков. Полу же исполнилось семнадцать, он пил водку в Сохо, а комиксы — чушь собачья!
Левой лодыжкой он задел урну, стоявшую у края платформы. Страх кулем грохнулся куда-то вниз желудка, но сделал это совсем неслышно и не помешал Полу разобрать, что шаги продолжали приближаться. Оставался только один выход. Сунув туфли в карманы пиджака, он подошел к краю платформы и прыгнул на рельсы. Электричество давно отключили, так что бояться ему было нечего. Пробежав около сотни метров, он остановился и прислушался. Тишина.
Пол перевел дух и начал уже было поздравлять себя с победой, как вдруг где-то за его спиной раздался характерный стук; кто-то тоже прыгнул на рельсы. И вот угрожающие шаги теперь уже почти бегущего стали приближаться, спотыкаясь и на мгновение замирая в отдалении. Пол бросился вглубь туннеля, но преследовавшие его звуки нарастали с тревожащей быстротой.
По счастливой случайности Пол вспомнил, что в стенах туннеля имеются углубления, ниши, в которые могут становиться работники метро, когда мимо проходит поезд. Вот бы ему найти такое место, спрятаться в нем, и тогда эта надвигающаяся угроза, возможно, прошла бы мимо, не заметив его! Пол протянул руку в сторону и, не отрывая ее от стены, как и тогда, на платформе, быстро пошел вперед. Вот оно, это углубление, он все-таки отыскал его. Поднявшись на ступеньку, Пол втиснул свое тщедушное тело в нишу, вжав спину в стену. Не более метра в глубину и почти столько же в высоту, но все же лучше, чем ничего.
Пол ощущал движение воздуха в туннеле, легонько давившее сейчас ему на грудь. Он старался сдерживать дыхание, стоять не шевельнувшись, чтобы, не дай Бог, не выдать себя неосторожным вздохом напрягшихся легких. Ноги заболели и, пошевелив пальцами, он почувствовал дырки в своих носках. И носил-то всего какую-то неделю, а ведь на этикетке обещали, что ими чуть ли не вечность можно пользоваться! Разумеется, это было весело, но Пола сейчас совсем не рассмешило. На всякий случай он осторожно вынул из кармана одну туфлю и стал нащупывать стальную подковку на каблуке.
Шаги зазвучали прямо напротив ниши. «Проходи! — беззвучно взмолился он. — Ну проходи же!..»
Эхо вернуло ему его же слова. Все! Он выдал себя, раскрылся. Теперь конец, игра окончена. Он с силой вцепился в туфлю.
Шаги тут же замерли. Человек тихонько откашлялся и стал переминаться с ноги на ногу, явно раздумывая над тем, откуда же до него донесся этот голос. Пол совсем перестал дышать, но был уверен, что его с головой выдают бешеные удары сердца, слышимые во всех концах туннеля. И ничего с ним не поделаешь: чем больше ты их сдерживаешь, тем сильнее они звучат.
Оба замерли, совершенно недвижимые. Патовая ситуация, «Если бы это было в кино, — подумал Пол, — здесь обязательно бы сделали перерыв, и мальчишки начали разносить мороженое». Он с нетерпением ждал, что услышит долгожданный голос: «А сейчас мы объявляем короткий…» Но нет, все было тихо. Ничто не нарушало тишины. Напитки и мороженое не предлагались.
Пол весь изошел и начал уже подумывать, не броситься ли ему из своего укрытия вперед и что есть сил садануть неизвестного туфлей по голове, телу, по чему попадется. Что угодно, только не это пассивное, изматывающее бездействие, ожидание неизвестно чего. Но странно — он не мог заставить себя пошевелить даже пальцем, тело отказалось подчиняться командам мозга. Он мысленно взирал на свои члены подобно командиру, окидывающему взором взбунтовавшееся войско: отчасти разгневанный фактом явного неподчинения, но и где-то умиротворенный тем обстоятельством, что перспектива скорой смерти чуть отодвинулась.
Краем глаза он скользнул по светящемуся циферблату часов: 4.30. Ноги Пола затекли и основательно замерзли, хотя мозг почти полностью отрешился от нависшей опасности, притаившейся за краем ниши. Иногда бывает, что страх парализует какие-то зоны сознания. Возможно, в этом заключалась одна из хитростей природы; подобным образом предохранить рассудок в минуты кризиса от опасности помешательства.
Но вот человек на рельсах снова стал двигаться, медленно перемещаться туда-сюда, как бы ища что-то, оброненное им на земле. Десяток шагов туда, столько же обратно, опять туда и снова обратно. Он явно не спешил. Вероятно, удовольствие для него заключалось не столько в осуществлении зловещего плана, сколько в его предвкушении. Если это так, то он явно растягивал это удовольствие. Он даже не предпринимал попыток отыскать Пола, заговорить с ним. Как обжора, сшивающийся возле праздничного стола, принюхивающийся к стоящим на нем яствам и предвкушающий скорое пиршество.