– Так держать!

Команда практически бесполезная – за оставшиеся секунды тихоходный корабль не уйдет далеко от того курса, который враги определили для себя в своих прицелах. Полностью нагруженный «Скайрейдер» несет 2700 килограммов: больше этого из палубных самолетов не поднимает ни один.

– Сброс! Руль лево на борт!!!

Бомбы – маленькие черные капельки, похожие на перезревшие сливы, оторвались от всех четырех штурмовиков почти одновременно и повисли рядом с ними. Через растянутую в невозможный резиновый жгут долю секунды пилоты начали выводить свои машины, даже не открыв огонь из бортового оружия, не выпустив ракеты. Бомбы падали, падали, падали прямо на них. Стофунтовки? Или Двухсотпятидесятки? Им хватит одной такой…

Взрыв! Описать его невозможно, его надо видеть, чувствовать рядом с собой. Корабль тряхнуло и подбросило, когда в 30–40 метрах на правой скуле встали два чудовищных водяных столба. Остальные бомбы легли левее и по корме, – то ли удался их примитивный маневр уклонения, то ли просто повезло. Совокупный гидродинамический удар ухнул по корпусу как огромный молот, вышибая заклепки, вминая в шпангоуты листы мягкой судостроительной стали. Взвыли осколки, дико взвизгнуло пробиваемое ими железо, повалились на палубу несколько человек спереди и сбоку. Крупный осколок подрубил ноги стоящему рядом с Алексеем матросу-сигнальщику, и тот рухнул как сноп. Из артерий выплеснуло черным – толчок, другой, и кровь угасла. Упавший матрос даже не всхлипнул – его убила еще боль. Когда такой осколок попадает в тело, он пробивает его насквозь, добираясь до того, что удерживает человеческую жизнь. Этот мог достаться кому угодно из стоящих здесь….

– Право на борт!

Вытирая с лица жесткие, горькие брызги морской воды, Алексей хотел сказать: «Самый полный!» – но они и так держали его. Больше нагружать дизель было некуда. Столбы опали, превратившись в бурлящие пенные холмы, какие остаются от взрывов глубинных бомб на значительной глубине, когда мощи заряда уже не хватает, чтобы вытолкнуть воду наружу. Штурмовики разворачивались – гораздо более резко, чем минуту назад. Оба зенитных полуавтомата и «ДШК» продолжали бить по ним буквально взахлеб. Трассы скользили выше, ниже, по сторонам, даже прямо сквозь строй самолетов, но ни одна не попала, не уткнулась в цель. Это было бы чудо – и именно поэтому его не случилось. За чудо пока сошло и то, что они выдержали первый заход.

– «ДШК» – дробь! – приказал он, но Ли не понял, и пришлось тратить еще секунды, чтобы объяснить. Ствол крупнокалиберного пулемета наверняка уже перегрелся, но менять его было некогда, следующий заход мог начаться уже через секунды. Алексей предположил, что заложившие очередной вираж на безопасной для себя высоте «Скайрейдеры» не торопятся потому, что их пилоты обмениваются комментариями и впечатлениями, но это была просто догадка.

– Ли, – снова позвал Алексей. – Передай на рацию, что мы ведем бой, что пока живы…

О сказанном он тут же пожалел: штурмовики опять ринулись вниз, в пологом пикировании расходясь парами влево и вправо. Одна пара, скорее всего, станет бомбить как в первый раз, с диагонального ракурса, а вторая будет заходить в борт.

– Будет заходить в борт! – прокричал Алексей в полный голос. – Огонь! Баковый автомат развернуть влево! Огонь!

«ДШК» на надстройке снова взвыл своим дурным голосом, выплевывая стальную струю. Младший лейтенант-кореец рядом тоже что-то кричал, раскручивая над головой руку; вставший на замену убитого сигнальщик непрерывно тянул какую-то скороговорку, все равно недоступную пониманию военсоветника. Руль опять положили «право на борт», и нос минзага начал медленно отворачивать от приблизившегося берега.

– Ну же! Давай!

Алексей буквально выл, глядя, как снаряды плюющейся беглым огнем пушки проходят мимо – маленькие, похожие на всплывающие в небо маковые зернышки. Воображение подсказывало ему: вот сейчас 45-миллиметровый снаряд попадет в какую-нибудь из черных хищных машин, и они получат еще одну передышку, а потом, может быть, подойдут «МиГи»! Он скомандовал «Прямо руль», увидел, как крылья «Скайрейдеров» окутались белым, и в тот же момент что-то сбило его с ног, повалив на палубу. Не понимая, что его придавливает, почему ему не подняться, он уже лежа почувствовал, как корабль одно за другим получил два попадания.

Грохот, вой – это было, это было то, чем это сопровождалось. Палуба буквально изогнулась – он почувствовал это всей спиной, одновременно увидев, как серое небо перечеркнули летящие обломки. И только потом перегруженные барабанные перепонки «пробило» – и Алексей стал слышать еще и людей.

Отпихнув от себя безвольное тело Ли, он, шатаясь, сумел подняться на одно колено. Ветроотбойный козырек был вскрыт грубо, наискосок, вывернутый так, как можно вывернуть консервную банку. Вскочив на обе ноги, Алексей понял, что и все остальное на его корабле выглядело почти так же. «Тонем», – отчетливо подумал он. На этот раз были не бомбы. Ракетные снаряды, 127-миллиметровки – скорее всего обычные, осколочно-фугасные. Два их попало или три?

– Ли! – позвал он и только тогда вдруг неожиданно и четко понял произошедшее. Младшего лейтенанта-моряка видно не было совсем, но тел вокруг хватало. Посмотреть второй раз на тех, кто уцелел из расчета баковой зенитки, Алексею пришлось себя заставлять. Бойня. Прошлись 20-миллиметровками, разумеется. Сколько американские авиапушки дают выстрелов в секунду, он точно не помнил, но судя по открывшейся картине – больше чем нужно… И теперь разворачиваются снова, что тоже понятно и предсказуемо.

Поразительно, но «ДШК» за спиной все еще стрелял. Посмотрев назад, а потом снова на вражеские самолеты, Алексей вспомнил о переводчике и снова наклонился к нему. Он ощущал себя странно – похоже на временное сумасшествие, как будто все происходит не с ним, а с кем-то другим, а он управляет своим телом только «для порядка», по привычке.

Китайский офицер что-то невнятно сказал, но советник ничего разобрать не смог, потому что тот лежал боком, лицом от него. Подсунув и так-то перепачканные кровью ладони под плечи переводчика, Алексей с усилием перевернул его на спину – так, как только что лежал сам, но тот неожиданно начал хрипеть и биться. Испугавшись, капитан-лейтенант вернул тело Ли в прежнее положение и только теперь догадался посмотреть, куда и как именно того ранило. Дотронуться до изодранной спины было страшно – из прорех шинели текла дымящаяся на холоде живая кровь, свисали какие-то тряпичные клочья: то ли исполосованное сукно, то ли… Кровь была алая – легкие.

– Я хотел… – неожиданно сказал Ли по-русски. – Я так и хотел…

Голос был тихий, полный ничем уже не сдерживаемой боли. Чудо, что он еще говорил.

– Что, Хао? Что?

Понять – перегнувшемуся вперед, наклонившемуся над его лицом Алексею это почему-то показалось чрезвычайно важным. Этот парень спас ему жизнь, то ли сообразив, то ли почувствовав в последнюю секунду, как это все будет. Закрыл собой от осколков, выкосивших почти всех на палубе и на мостике. В Отечественную за такое давали Героя… да и здесь, в Корее, давали.

– Что? Что?!

– Тогда, в январе, помните?..

Ли произнес еще несколько бессвязных слов и снова открыл закатившиеся глаза. Изо рта у него негусто текло смешанной со слюной кровью, сразу скатывающейся вниз, по щеке, и ниже, по плечу.

– Когда в самый первый день… Или во второй… В Нампхо… Вы обняли матроса-моториста… Мы тогда и знакомы не были почти, но я…

Он снова замолчал. Алексей решил, что Хао уже умер, но тот закончил прервавшуюся фразу, пусть и таким невнятным голосом, что разобрать его стоило больший усилий.

– Я тогда, в ту секунду поклялся… Что если мне выпадет… судьбой… закрыть вас… я…

Можно было только догадываться, чего стоило ему заставить себя говорить на чужом языке в последние минуты своей жизни. И все же он сказал «вас». Еще несколько бессвязных слов – и все. Его бессменный переводчик несколько раз подряд сильно дернулся всем телом и просто перестал дышать. Глаза его омертвели за какую-то секунду. Самого момента Алексей почти не уловил, потому что как раз в это время американские штурмовики сработали по ним третий раз, наконец-то окончательно подавив их последнюю огневую точку – «ДШК».