«МиГи» продолжали набирать высоту. Как обычно, даже несмотря на подвешенные под ними огромные баки, этот процесс сопровождался совершенно восхитительным ощущением того, что твой собственный желудок уменьшается в размерах до некрупного яблока. Ничего сходного с этим истребителем в отношении скороподъемности Олег до сих пор не встречал. Если они столкнутся с палубниками американцев второй день подряд, те будут к этому уже готовы – а ведь возможно, что только эта неготовность врага им вчера и помогла.
Забавно, как повторяется и перекручивается история. В 1944-м молодой и злой старший лейтенант Лисицын дрался с авианосными «Хеллкетами» над ледяной Атлантикой, отчаянно и навсегда удивляя их именно горизонтальной маневренностью своего выкрашенного в темно-серый и синий «Яка-третьего». Сейчас, спустя восемь с половиной лет, он, возможно, дерется с теми же самыми бойцами, тоже постаревшими и заматеревшими, пересевшими с «Адских кошек»[273] на «Пантеры». Но на этот раз он способен удивить их маневренностью вертикальной – и с достаточно заметным успехом это делает.
Несколько успокоенный, он отвернулся от машины Владлена, сконцентрировавшись на аэронавигации: на такой скорости несколько градусов погрешности за минуты уведут их из нужного «коридора», а учитывая расход топлива, это недопустимо. На земле рассвет только собирался наступать, но с высоты казалось, будто они летят прямо в расплавленный, сплюснутый сверху шар солнца. Свет контрастно выделил вершины наиболее высоких сопок, и они казались сейчас ярко-белыми островами в море туманно-серого полумрака с проплешинами и вкраплениями черного и бурого – в основном лесов и пожарищ. «Остров» по-корейски – «сиом», как остров сам по себе. Но если у него есть название, то это уже не «сиом», а «до» – таких составляющих Олег, как штурман, насмотрелся на картах больше, чем необходимо. Забавно, что «море» по-корейски – «баба». Чуть ли не единственная корейская «баба», которую они здесь увидели, причем тоже впервые с момента прибытия. Ну, теперь пойдет. И море, и все остальное. Сбивший палубный «Скайрейдер» во вчерашнем бою молодой старший лейтенант будет представлен к ордену – такие на этой войне правила, так командование пытается поощрить агрессивность своих летчиков. Но если командующий корпусом пошел на то, чтобы разрешить их полку пересечь береговую черту и даже драться с кем-то именно над морем – это значит очень много. В частности, катапультироваться из подбитых машин они в такой ситуации тоже не имеют права – потому как подобравшим спасшегося летчика почти со стопроцентной вероятностью окажется американский геликоптер или гидросамолет, а не какой-нибудь корейский сампан, желанная цель для любого вражеского воздушного патруля или сторожевика.
Значит… Значит, проигрывать нельзя. Да только когда это было можно?
В 7 часов 40 минут утра 4 марта 1953 года с аэродрома Аньдун был произведен групповой взлет четырнадцати истребителей «МиГ-15Сбис» из состава 1-й эскадрильи и звена управления 913-го ИАПа. Это было не больше, чем решили поднимать на удар позавчера. В ходе обсуждения итогов дня, когда были измусолены последняя разведсводка и ставшие известными задачи корейской авиации, эту деталь плана было решено оставить прежней.
Вторая эскадрилья, уходившая прикрывать корейских моряков, давно растаяла в небе, когда из «кармана ожидания» вырулили машины Марченко и его ведомого. В небе повисла еще одна зеленая ракета, в шлемофонах рявкнуло голосом Разоренова, сегодняшнего руководителя полетов, взвыли двигатели, и в течение следующих минут каждые десять–пятнадцать секунд в небо поднималась очередная пара. Сначала взлетели шесть самолетов ударной группы, за ней – два четырехсамолетных звена группы прикрытия. Эскадрилья Семёнова, назначенная прикрывать последних, осталась на земле в «готовности № 1» – ждать.
Вырабатывая топливо из подвесных баков и продолжая набирать высоту, «МиГи» шли на максимальном режиме двигателей. Полет с 600-литровыми баками не имел ограничений по скорости, она была за 800 километров в час, и вместе с разгоном весь путь до последнего крупного ориентира перед целью, обозначающего начало снижения, занял полчаса. В 8 часов 11 минут утра «МиГи» 1-й эскадрильи сбросили подвесные баки – те, кувыркаясь, сгинули в скользящем внизу тумане. До подхода к линии фронта оставались уже минуты. Разорвав строй из четырнадцати стремительных машин, способных оставить на экранах вражеских радиолокаторов один слитный след, прикрывающая группа снова начала набирать высоту.
Было еще не полностью светло, и видимость затруднялась отдельными полупрозрачными облаками, опустившимися до высоты почти полутора тысяч метров, а также достаточно густым туманом, обычным для этих мест. Туман скапливался в виде отдельных пятен и полос, также затрудняя навигацию, но все же совершенно не делая ее невозможной. С земли эскадрилью и «штабную» пару, лидирующую ее третье звено, вели непрерывно, удерживая на двух разделившихся по вертикали группах самолетов внимание сразу нескольких радарных станций с опытными операторами.
– Отработали ребята, отработали, уходят… – отчетливо прозвучало в наушниках шлемофонов. – Зенитный огонь ожидается слабый. По крайней мере одна автоматическая пушечная установка в две пятьсот–три к юго-западу от точки. «Тринадцатый», осторожнее на выходе, осторожнее…
И через минуту: «Авиации противника в воздухе не наблюдается…» Этого командир идущего в острие строя своей группы и ждал. В 08:13 он увидел далеко впереди и справа мерцающее пятно пожара. Примерно через 20 секунд такое же пятно мелькнуло и впереди-слева, но тут же исчезло. Выход на цель судя по всему был осуществлен абсолютно верно и отличался от запланированного времени лишь на несколько минут. Любой другой исход столь прямолинейного в целях экономии топлива маршрута был бы позорищем и для него, и для штурмана полка, готовившего маршрут, и для летчиков. Поэтому здесь не было даже повода испытать удовлетворение – в отличие от осознания факта, что ранее ночные бомбардировщики из смешанной авиадивизии ВВС КНДР, нанесшие удар десятью минутами раньше, сработали абсолютно точно.
Немедленно после этого все до единой мысли исчезли у майора Марченко из головы – остались одни рефлексы.
– Я «Тринадцатый», начинаем! – выкрикнул он в ларингофон, бросив несколько коротких, напряженных взглядов по сторонам. Радары радарами, но собственным глазам любой из пилотов того поколения всегда доверял как минимум не меньше, и майор исключением до сих пор не был.
– Цель вижу! «Девяносто третий»?
– Я «Девяносто третий», цель вижу!
– «Семьдесят первый», цель вижу!
Это были капитаны Федорец и Хойцев. Больше ничего ждать не было нужно.
– Работаем! – выдул он сквозь зубы, уже переводя свою машину в пикирование с углом тангажа 30 градусов. Курс упирался прямо в цель – темное пятно, располагающееся ровно посередине условной прямой линии, если провести ее между двумя очагами пожаров. За сколько-то там минут до их выхода на цель корейские «По-2», никогда не имевшие проблем с точностью бомбометания, уложили по нескольку мелких зажигательных бомб в свои собственные цели, давая истребителям нужный ориентир. «Целью», насколько было известно, являлось предположительное расположение штаба лисынмановского батальона. После некоторого обсуждения было решено, что даже просто попытка ударить по нему, вне зависимости от того, убьют они кого-то или нет, принесет гораздо больше пользы, чем прочесывание пушечным огнем какого-нибудь большого отрезка траншей. Опять же, если даже забыть о том, что простое появление «МиГов» над линией фронта должно было стать шоком для противника.
Штурмовка в подобных условиях была совершенно необычной задачей для советских реактивных истребителей в Корее. Но это – если забыть об их с Лисицыным предположении о том, что полк, возможно, должен сыграть роль приманки в чем-то, что имеет большее значение, нежели все их возможные потери. Это давало некоторую свободу действий и было если не приятно, то остро. Так, как бывало раньше.
