На самом деле помещения, в которых жили китайские летчики, оказались не так уж и далеко от аэродрома. Вероятно, это было логично – жить в стороне, в не привлекающих лишнего внимания убогих домишках-пятистенках. Дополнительная безопасность, какой бы она ни была, того стоила. В конце концов, к началу 1950-х годов прежняя ситуация несколько изменилась, и подготовка пилота современного истребителя стала обходиться значительно дороже, чем сам этот истребитель. Подобный подход раньше был применим только к особым летным специальностям: ночники, палубники, «всепогодники», обученные к полетам в «слепых» условиях, пилоты арктической авиации. Сейчас дело обстояло несколько иначе, и подполковник Лисицын понимал, что здесь это вполне оправдано: на этой войне воевали исключительно профессионалы. Именно из-за этого любой домик в пределах первого километра от взлетной полосы и рулежек аэродрома Догушань будет для врага целью гораздо более привлекательной, чем даже капониры с истребителями, в которые еще надо попасть. А так… В двухстах километрах дальше от линии фронта стремление к комфорту и полноценному отдыху наверняка перевесило бы, но здесь все было верно. Так и надо.

В конце концов, достаточно неплохо можно было устроиться и тут. Обшитые досочками стены, бязевые занавески, простые и бесхитростные карандашные и акварельные рисунки, прилепленные к стенам кусочками засохшего мякиша или чем-то подобным. Нормально. Взяв в руки пылающую жаром чашку, протянутую одним из ребят-китайцев, Олег все-таки не выдержал и улыбнулся, пусть и грустно. Чай перед вылетами, чай после вылетов – нормальная такая война. Дома в дополнению к обычному роскошному ужину был бы коньяк, но времена действительно изменились, и теперь пилоты реактивных машин алкоголь на войне не пьют – слишком уж это, оказывается, влияет на возможность результативно работать.

– Видели «По-2», товарищ подполковник? – спросил Владлен, качающий в руках собственную чашку.

– Да, видел, конечно… – Этот самолет, в отличие от других, стоял на поле ничем не укрытый – то ли собирался в вылет, то ли на самом деле был просто габаритным макетом, точнее он не разглядел. В любом случае мысль о том, чтобы в 1953 году, в прямом соседстве с сотнями «Сейбрджетов» и «Тандерджетов» подняться в воздух на фанерно-перкалевом биплане, вызвала у Олега оторопь, поэтому он прошел мимо самолета не повернув головы. Забавно, но в теории он знал, что не прав – эффективно бороться с ночными «По-2» американцы так и не научились. Но вот все-таки…

– Думаешь, не справятся до завтра с твоей машиной?

– Может, и справятся, – почти равнодушно пожал плечами узбек. – Но только все равно дивизионного инженера нужно в полк вызывать, без этого Сам даже раздумывать не будет, давать разрешение на боевую эксплуатацию, или нет.

– Разбирать?..

Оба помолчали, думая. Доставлять поврежденный истребитель в тыл, возможно, придется: его повреждения все-таки оказались серьезными. А для этого нужно, чтобы он мог выдержать перегон. Теоретически, можно разобрать и вывезти его в «крате», огромном ящике, способном войти в железнодорожный вагон, но…

– Может, и обойдется, – предположил парень, отхлебнув чай с таким звуком, что Олег поморщился.

– Может, и так, если инженеры согласятся, – кивнул он, проглотив остаток все равно прозвучавшей в его голове фразы, чтобы не обидеть молодого. – Чего гадать? Все равно несколько дней ремонта минимум. Найдется уж, на чем тебе летать, было бы желание…

«Соседи» переговаривались всё более свободно и громко, так же бросая на них частые взгляды, в которых улавливалось сложное смешение чувств: от почтения до настороженности. Самый молодой из летчиков поднялся, поднес к ним чайник, долил. Очередная серия кивков, неловких улыбок, невнятных, не складывающихся в слова звуков. Худосочная дверь неожиданно распахнулась, и в нее буквально ворвалась группа людей в таких же бурых неопрятных куртках, какие были на пришедших с ними летчиках. Увидев двоих советских пилотов, они застыли на месте и начали переглядываться и смущенно улыбаться – совершенно как школьники, пришедшие в класс и заставшие там незнакомого взрослого человека. Сын учительницы, Олег такое видал не раз и что делать, знал.

– Ли-Си-Цын, – четко произнес он, поднявшись и стукнув себя кулаком в район сердца. – Сет-Тасот.

Владлен, вставший, как и положено, рядом, эхом назвал свой позывной. «Товарищ подполковник, ну куда же их командир делся?» – спросил он после этого.

Китайцы загомонили, представляясь: вроде бы это были летчики соседнего полка той же 14-й ИАД ВВС НОАК. Им явно хотелось пообщаться – и с редкими гостями-союзниками, и со своими. Последнее было написано на их лицах настолько отчетливо, что Олег просто махнул им рукой: «Давайте». Сначала один, а затем несколько других из пришедших, кивнув, последовали его совету. Осталось двое, в которых долг гостеприимства на минуту перевесил стремление узнать, как было в этом бою, в который ушли шестеро, а вернулись четыре. Но не имея возможности общаться, чувствовали они себя настолько неловко, что, один за другим пробурчав что-то извинительное, тоже утянулись в угол. Дравшиеся рядом с ними истребители этого полка, включая того высокого скуластого пилота, которого Олег запомнил с самого первого момента на земле, показывали руками, – что с ними было. Уж это-то в переводе не нуждалось точно. То и дело, они указывали на Олега с Владленом, и каждый раз все окружающие их дружно вздыхали и вздрагивали, оборачиваясь и провожая взглядами движения их ладоней.

Так продолжалось довольно долго: уцелевшим в бою парням явно хотелось выговориться. Постепенно происходящее начало вызывать у Олега некоторое раздражение. В конце концов, их пригласили на ужин и изъявление благодарностей. Если они не могут найти никого, говорящего по-русски, то уж накормить их все-таки было можно. Можно только представить, о чем говорят в родном 913-м. Штурман полка, старая «Собака», повел эскадрилью да и потерял летчика в первом же бою. И сам теперь пропал – празднует, вероятно… Молча выругавшись, Олег отставил в сторону надоевшую ему чашку и решительно встал. Владлен, молодец все-таки, сам встал тут же, не потеряв ни секунды.

– Где ваш командир? – спросил подполковник по-русски приостановивших обмен возбужденными восклицаниями и снова обернувшихся к ним китайских летчиков. – Понимаете? Чанг?

Черт, ему было даже не похлопать себя по тому месту, где располагается погон: в китайской армии знаки различия отсутствуют принципиально. Максимум, чем командир полка или дивизии может отличаться от рядового, – это ткань, из которой будет пошит его френч, да еще иногда красная повязка на рукаве. Встретивший их сначала в том туннеле китаец был староват для строевого летчика, да и держался он по-командирски – но как объяснить, что именно он им нужен?

Китайцы быстро и негромко сказали друг другу несколько слов, и ближайший из них снова улыбнулся и потянулся к чайнику. Олег чуть не взвыл от злости. Такое впечатление, что чай на этой войне расходуется в больших объемах, чем керосин. Нет, ему это надоело. Глупо было ожидать, что здесь найдется человек, знающий или русский, или по крайней мере немецкий – но это уже не его проблема. Он шагнул к двери, и летчики пригласившего их полка замахали руками, что-то возбужденно ему втолковывая. Обиделись, мол, уговаривают остаться. Ладно, еще минуту.

Шатаясь из одного угла имевшей всего два окна комнаты в другой, злясь на себя и на эту чертову войну, за считанные минуты забравшую еще несколько жизней молодых, веселых, смелых ребят, подполковник остановился у единственного, насколько он мог видеть, в этой комнате плаката, изображающего новейший советский бомбардировщик «Ил-28» во всех трех проекциях. Склонив голову набок и поглядев на короткий ряд свисающих неравномерными вертикальными столбцами иероглифов, явно дающих какие-то технические или количественные характеристики (обозначающие семерку и десятку простые крестообразные «Кии» и «Шии» сразу бросились в глаза даже ему), Олег застыл, размышляя. Конечно, в паре мест к работе художника можно было придраться, но в целом пропорции были соблюдены весьма неплохо. Плакат был явно не самодельный, а типографский, но при этом по его нижнему краю тянулась длинная, в два ряда цепочка написанных от руки цифр – уже «нормальных», арабских, и очень похожих на расчет радиуса действия с боевой нагрузкой 2 и 3 тонны. Эти цифры он узнал прежде всего по тому, что они были показаны как «2000» и «3000» и даже обведены. Возникал вопрос: почему этот плакат настолько важен, что он является единственным в этой комнате – комнате отдыха, как он понял? Да, китайцам вроде бы передают «Ил-28», и сколько-то у них наверняка уже есть. Более того, на аэродромах советского Дальневосточья их становится все больше и больше. Так что, наверное, логично, что китайские пилоты зазубривают их силуэты. Но все равно – тревожно.