Именно за эту истраченную без пользы секунду коммунисты задавили своими длинными, пересекающимися под острым углом трассами пулемет корейцев. И немедленно после этого – опять же до того, как он успел хотя бы даже прицелиться в сгрудившуюся вокруг темного квадратика щитка группку людей ярдах в трехстах, из траншей коммунистов поднялась человеческая волна.
Сам не поняв, что кричит, Мэтью выстрелил в кого-то из расчета продолжавшего вести огонь пулемета и приподнялся на четвереньки, не собираясь оставаться в выдвинутой на нейтральную полосу «лежке», грозящей оказаться прямо на пути бегущих китайских или северокорейских солдат. Упавший рядом Закарий торопливо шарил рукой по своей винтовке. Охнув, он повернул к старшему голову, чтобы что-то спросить или сказать, и тут стрельба вспыхнула уже и сзади, и справа.
Как Мэтью и ожидал, услышанный им на исходе ночи звук оказался человеческого происхождения. В другое время его это порадовало бы, но сейчас он просто воспринял стрельбу, раздавшуюся из оказавшегося на том месте замаскированного капонира, как сам собой разумеющийся, не имеющий к нему никакого отношения факт: группка корейцев, приникнув к своему оружию, поливала огнем бегущие фигуры. Это была группа в составе семи или восьми человек, явно из разведроты южнокорейского полка. Разведчики то ли собирались взять пулеметчиков в плен, то ли готовились к чему-то еще, но явно не к тому, что случилось.
Почти все южнокорейцы, вжатые с свой капонир перенесенным на них огнем двух крупнокалиберных пулеметов, имели автоматическое оружие. Это дало Мэтью и Закарий целые секунды. Выстрелив по разу в сторону атакующих и уже не тратя время на перезарядку своих бесполезных в данной ситуации винтовок, они бросились бежать, не потеряв на этот раз ни мгновения. Несколько пуль ударили в плотный снег с разных сторон, но солдаты даже не обратили на это внимания, едва способные слышать собственное срывающееся дыхание и захлебывающийся лай последних автоматов остатков корейского разведвзвода в полутора сотнях ярдов в стороне и за спиной.
– Давай! – успел крикнуть Мэтью, с усилием выдирая одну ногу за другой из попавшейся им по дороге нанесенной ветром снежной полосы едва ли не фут глубиной. Он чувствовал, как горячий обжигающий пот льется по коже, не успевая впитаться даже в нижнюю рубаху. – Давай!
В шаге позади Зак всхрипнул, изнемогая. Полуобернувшись, здоровый восемнадцатилетний фермер, до сих пор помнящий больше названий сортов кукурузного зерна, чем имелось наплечных шевронов во всем его взводе, ухватил товарища за плечо и потащил вперед – к узкой щели хода сообщения. Все это как будто происходило с кем-то другим, и даже сам факт того, что они все-таки успели, не вызвал у рядового Мэтью Снрюса совершенно никакого удивления. Однако шок от всего произошедшего и происходящего все же оказался настолько сильным, что многое снайпер поначалу не отметил. К примеру, того, что напарник совершенно не собирается ему помогать и не переставляет ноги даже на относительно твердой почве, по которой бежать бы и бежать, Мэтью не замечал еще несколько полных секунд.
Многие вещи на войне идут гладко лишь до того момента, когда в отлично разработанные планы не вмешивается не ведающий о них противник. Еще с темноты находящаяся в готовности в передовых траншеях рота одного из батальонов 22-го полка армии Республики Корея ждала нескольких последовательных событий: повторного открытия огня пулеметом-приманкой, выстрела американского снайпера и удара разведгруппы, приданной им на сегодняшний день штабом дивизии. После того, как американцы, возможно, выведут из строя самого пулеметчика, разведгруппа должна была до последнего человека перебить расчет измучившего весь батальон «кочующего пулемета».
Отход разведгруппы и американских снайперов их пехотная рота неполного состава должна была прикрыть огнем. Для этого же ее командир капитан Куми приготовил полувзвод 81-мм минометов, способный отсечь пехоту коммунистов, если те решатся на дневную вылазку, пытаясь выручить своих. Если бы этого не случилось, то он был готов потратить четыре десятка мин просто для того, чтобы показать северным предателям и их китайским друзьям, кто хозяин на этом участке корейской земли. Но потом оказалось, что вражеских пулеметов было два, снайперы с ними ничего сделать не смогли, а его собственный драгоценный пулемет коммунисты задавили в считанные секунды. Их начавшаяся немедленно после этого атака оказалась для него неожиданной, но люди были готовы к бою и взводы открыли огонь даже без приказа: большинство солдат и младших командиров роты воевали не первый месяц (а многие – и не первый год) и что надо делать, они знали отлично.
То, что коммунисты атаковали утром, а не в самом начале ночи, было для них весьма нехарактерно. Да и силы их были совсем не такими, чтобы сбить с позиций батальон или хотя бы одну его роту. Пехотная атака коммунистов хотя бы без пары поддерживающих ее танков или тяжелых самоходных орудий и даже без артиллерийской подготовки тоже смотрелась как что-то ненормальное, особенно к 1953 году. И хотя их выдвинутые вперед пулеметы немедленно и намертво прижали разведчиков и часть стрелков к земле, огонь его собственных средств, включая мгновенно забросавших нейтральную полосу минами минометов, оказался настолько действенным, насколько это вообще было возможно.
Вражеская атака захлебнулась почти сразу, пехота противника залегла в полусотне метров от своих окопов и тут же начала понемногу отползать назад, оставляя на прошиваемой пулями, изрытой воронками земле буро-серые пятна неподвижных или с трудом шевелящихся тел. Только после этого где-то в глубине позиций противника раздалось занудное мяуканье русских среднекалиберных минометов, и с десяток уже их мин врезались в землю среди занимаемых бойцами его роты траншей, вздымая фонтаны из щебня и смерзшегося снега. Плотный огневой налет длился меньше полуминуты и прекратился почти немедленно после того, как капитан шагнул в сторону изготовленной к передаче рации, намереваясь связаться со штабом батальона и просить передать его требования об авиаударе по проявившей себя вражеской батарее – для артиллерийского огня цель не подходила, потому что о том, где точно она находится, он не имел понятия. Отдельные выстрелы и короткие автоматные очереди продолжали звучать с обеих сторон, но наметанным слухом капитан без труда определил, что на этом бой, собственно, уже и закончился.
Больше всего это было похоже даже не на бой, а на разведку боем. Насколько он мог предположить – в достаточной степени успешную. С некоторым стыдом капитан Куми осознал, что разволновался от самого факта вражеской атаки на его позиции гораздо больше, чем это было нужно. Подобрать подходящие формулировки для сегодняшнего доклада в штабе батальона труда не составило. «Сосредоточенным ружейно-пулеметным и минометным огнем отразили атаку превосходящих сил», «Противник в беспорядке отошел на удерживаемые им позиции, оставив на поле боя до 30 убитых» (это если считать не слишком тщательно) – и так далее. Рапорт сегодня же уйдет наверх, в штаб их прославленной 3-й дивизии, а потом и 2-го корпуса, влившись в общую статистику «боев местного значения». Но в рапорт обязательно включат и те, другие формулировки, о которых капитану даже не хотелось пока думать. Бездарно потерянный им пулемет. Убитые и раненые солдаты, каждый из которых мог быть его земляком или дальним родственником. Растерзанная группа разведбатальона дивизии, и так едва успевшая оправиться от потерь, понесенных в январских боях. И хотя многие будут понимать, что сам капитан, опытный и спокойный офицер, ни в чем, собственно, не виноват, все равно это запомнят ему надолго.
Пройдя, пригибаясь, по траншее и обменявшись несколькими словами со своими остывающими после боя солдатами, возбужденно смеющимися или жадно курящими, но продолжавшими держать пальцы на спусковых крючках винтовок, капитан Куми подсчитывал потери. Бледный солдат-новобранец, легко раненный в руку, – трясет целой рукой и не переставая рассказывает участливо сгрудившимся вокруг него товарищам о том, что он подумал и почувствовал, когда его толкнуло, тут же стало больно и наконец-то совсем не страшно. Вице-капрал с наполовину оторванным двойным белым шевроном баюкает разодранное плечо. Кровь сочится между пальцами, но он молчит, и только желваки ходят под кожей осунувшегося лица. Ну что, это все? Подбежавшие одновременно командиры взводов подтвердили: да, рота на этот раз отделалась легко. Одного из взводных не было – сказали, уполз вперед. Впрочем, это он видел и сам, этого взводного было не трудно узнать по тому, что его каска была выкрашена не в обычный серо-стальной, а в ярко-черный цвет: дурацкая, но живучая мода молодых офицеров.
