Поразило Алексея и то, что переводчик ни словом, ни жестом не высказал раздражения или хотя бы огорчения по поводу того, что самолет, который он встречал, опоздал по крайней мере на шесть часов.

– Меня зовут Хао Мао-ли – сказал он вместо этого и сделал странную паузу на несколько секунд – как будто дожидался какой-то заранее приготовленной собеседником реакции. – Но вы, товарищ военный советник, можете называть меня просто «товарищ Ли» или «командир взвода Ли», – это будет вполне хорошо.

Отпустив крепко пожатую руку переводчика, Алексей подал ему свои документы, и когда тот вернул их, удовлетворенный осмотром, – поднял с земли чемодан. Переводчик, помахивая рукой, указал направление, и Алексей пошел за ним – куда-то в сторону от стоящего перед распахнутыми створками ангара самолета, от которого небольшими группками расходились прибывшие и встречающие. «Вань-Ю Ши» Шурина нигде видно не было – скорее всего, он уже отыскал своих. С самой первой его шутки с обращением на китайском украинец показался Алексею бывалым и приспособленным к местным обстоятельствам человеком.

К проходу в окружающем летное поле заграждении из плотно, в несколько рядов кольев, уложенной колючей проволоки они с «командиром взвода» шли минут пять. Алексей устал от перелета и ему хотелось в туалет, но спросить об этом переводчика сразу он не догадался, так что теперь приходилось терпеть.

– Если вам куда-то надо, товарищ военный советник, – неожиданно сказал переводчик сам, – то остановитесь здесь, – он показал на проволоку. – А я подожду впереди в десяти метрах. Хорошо?

– Да.

Алексей кивнул и поставил чемодан на жухлую, покрытую утренним инеем траву. Про «куда-то» сказано было чисто по-русски, но «впереди в десяти метрах» прозвучало слишком, по его мнению, правильно – нормальный человек так не скажет. Именно так, наверное, вычисляют вражеских шпионов.

Догнав Ли, Алексей спросил у него, где он так хорошо выучил русский. Даже при том, что переводчик, отвечая, опустил глаза, было видно, что он польщен.

– В Чжун, товарищ военный советник, – сказал он. – Это моя деревня, двадцать километров от Харбина. У нас всегда было много русских, и даже в школе был русский учитель.

– Белогвардеец?

– Нет, просто железно-до-рож-ник. Он был хороший человек, хорошо нас учил. Мы учили русские песни, и у меня хорошо получалось, он хвалил.

Расцветали яблони и груши, – с заметным акцентом, но с точными интонациями пропел Ли. – Поплыли туманы над рекой… Вы любите петь, товарищ военный советник?

– Не очень, честно говоря, – смутился Алексей. – Точнее, люблю, наверное, но плохо пою.

– А это неважно, – опять улыбнулся тот. – Мы же не для денег поем, а для души, верно?

К этому времени они дошли до стоящего на обочине грузовика, в котором Алексей без труда узнал старый «ГАЗ-АА». Из кузова выпрыгнули двое солдат.

В этом не было ничего особенного, но опытный кадровый офицер капитан-лейтенант Вдовый вдруг с недоумением осознал, что сам он документы переводчика не проверил. Более того, на командире взвода не имелось обычной (как, во всяком случае, было в Пекине) для комсостава китайской армии цветной нарукавной повязки. Это можно было списать на непроходящую усталость от измотавшей его дороги, но такая ошибка слишком уж шла вразрез со всеми инструкциями о бдительности, которые он старался пропускать мимо ушей, как сами собой понятные. Вот как свяжут его, увезут куда-нибудь в Сеул и начнут иголки под ногти заталкивать, выпытывая, сколько граммов сахара положено в Советском Союзе по доппайку младшим офицерам, приписанным к плавсоставу надводных кораблей третьего-четвертого ранга…

Сказанное про себя, разумеется, это было иронией. Вряд ли кому-то придет в голову выкрадывать советского офицера из Фынчена, откуда даже до границы с КНДР было еще порядочно – не то что до линии фронта. Но в груди все равно неприятно кольнуло.

– Что-то не так, товарищ военный советник? – обеспокоенно спросил переводчик. Алексей столкнулся с ним глазами и понял, что никакое смущение не может иметь места, если речь идет о деле. Им предстоит много работать вместе, но авторитет новый военный советник при штабе ВМФ КНА должен, разумеется, зарабатывать не тем, чтобы стесняться исправить допущенную оплошность.

– Будьте добры, переводчик Ли, покажите мне и свои документы, и документы солдат, – твердым голосом потребовал он.

Командир взвода с пониманием кивнул и, не оборачиваясь, подал солдатам короткую команду. Стоявший до этого с карабином поперек бедер рядовой закинул оружие за плечо и сунул руку под куртку, в нагрудный карман гимнастерки, без слов подав в выставленную назад ладонь переводчика узкую желтоватую бумажку. Второй, безоружный, в такой же стеганой куртке и в украшенной красной звездочкой теплой шапке несколько другого покроя, на секунду замешкался, но поступил так же, подав картонную книжечку.

Не отрывая взгляда от лица старавшегося казаться расслабленным Алексея, переводчик достал и свои документы и спокойным жестом подал ему всю нетолстую стопку бумажек вместе. Оказавшаяся сверху бумага была на русском языке и сообщала, что командир взвода Хао Мао-ли прикомандировывается к военному советнику при флагманском минере ВМФ КНА капитан-лейтенанту ВМФ СССР А.С. Вдовому в качестве переводчика. Имя у комвзвода действительно было смешное, но смеяться над чужим именем или фамилией может только полный баран, так что «Хао Мао» Алексея не так уж и впечатлили. Остальные бумаги были написаны китайскими иероглифами и рубленым корейским алфавитом, и в них Алексей ничего не понял. Бланки были типографскими, но текст был вписан в разграфленные квадратики от руки – посветлевшими от времени синими чернилами. Фотографий в удостоверениях не имелось, но выглядели они достаточно официально и вполне Алексея успокоили.

– Рядовой боец-доброволец товарищ Ли, – отрекомендовал комвзвода кого-то из стоящих за его спиной. Кого именно – Алексей сначала не понял, потому что ни одного жеста он не сделал, – сопровождает следующий с нами груз.

«Ага, это, значит, который с карабином».

– И рядовой боец братской корейской армии товарищ Сэн.

Алексей осознал, что опять запутался. Даже то, что переводчиком при советском офицере, который должен был занять свежеиспеченную должность советника при флагманском минере корейцев, назначили китайца, а не корейца – уже само это было достаточно неожиданным. Теперь оказывается, что шофер грузовика – кореец, а какой-то там попутный груз сопровождает китаец. Это что, означает, что до места назначения они будут добираться на грузовике? Или здесь так и положено?

– Почему «боец»? – спросил Алексей вслух. Слово было устаревшим, такого он не слышал уже достаточно давно.

– Слово «солдат» хуже подходит, товарищ военный советник, – сообщил переводчик Ли. – Садитесь, пожалуйста, в кабину.

Место в кабине грузовика было как раз на двоих, и «командиру взвода» с вооруженным карабином «рядовым бойцом-добровольцем» пришлось остаться сзади, на ветру. Дорога быстро утомила давно отсидевшего себе все возможные места Алексея, но заставить себя поспать еще хотя бы час ему не удалось. Пришлось сидеть, глядя на тянущуюся под колеса грунтовку, выметаемую негустой поземкой, и по сторонам – на неинтересный пейзаж, унылостью своей напоминающий то ли Казахстан, то ли юг того же Забайкалья.

Оттопырив от скуки губу и стараясь не слишком часто поглядывать на вцепившегося в рулевое колесо щуплого корейца с коротко стриженными волосами, Алексей размышлял обо всем подряд, включая непонятую ему оговорку переводчика о разнице в словах «солдат» и «боец», как и о «командире взвода» против привычного уже «лейтенанта». Последнее слово исчезло из советских военных уставов так же, как исчезло слово «командир» в значении «офицер». Командир в каждом подразделении, соединении, корабельной боевой части мог теперь быть только один. Про себя капитан-лейтенант с усмешкой подумал, что и сам он от обращения «командир» уже успел отвыкнуть – последний раз командиром он был еще в лейтенантские времена. Сменив пусть маленький, но все же свой торпедный катер сначала на канонерку, потом сразу аж на первый в стране линейный крейсер, а затем на тральщики, он каждый раз был уже одним из многих.