— Спасибо, друг. Ты прав, с нами всякое может случиться. Мне рассказать о граале даже было некому. Нам с тобой эликсир бессмертия больше не нужен. Приедешь ли ещё в Йезд?
— Не знаю. Надеюсь, это последнее поручение. Доставлю груз в Саудию и уйду к своим. Больше, чем деньги я всё-таки люблю свободу и кочевую жизнь.
— Когда отбываешь?
— На днях. Есть кое-какие дела здесь.
— Жаль, что больше не свидимся, — вздохнул старик. — Пересчитывать подаренные тобой дни я останусь в одиночестве.
— Не загадывай, Ахмед. Только Всевышнему известны пути наши. Главное, что с тобой всё в порядке, и за мной не осталось долгов. Об остальном пусть теперь беспокоятся другие, — недобро сверкнув глазами в сторону парня, тихо произнес Салим.
На следующий день бедуин засобирался на рынок, где планировал сделать покупки в дорогу. Там же он должен был забрать ценный пакет для перевозки в Саудию.
Окрылённый свободой юный мастер помчался к единоверцам узнать, как найти родных или хотя бы знакомых в Кермане. Петляя по узким улочкам старого Йезда вдоль растрескавшихся глиняных стен, он мечтательно улыбался своим мыслям, представляя, как похвастается в общине, что закончил обучение и стал мастером.
Заслышав об отъезде Гармана, заратуштрийцы тут же начали готовить подарки, письма и собирать для отправки в Керман вещи, без каковых, как они считали, их родственники и знакомые обойтись никак не могли.
— Я не смогу тащить на себе десяток тюков! Рассчитывайте только на одну брезентовую сумку, — предупредил юноша единоверцев, безуспешно пытаясь остановить массовые сборы.
— Ты молодец, сынок, — радовался успехам парня мудрый моханди, попутно предостерегая того: — Держи при себе свои религиозные пристрастия. Правоверные не любят поклонников Заратуштры. Даже приезжие из европы для них — уважаемые люди, а мы — никто.
— Но я толком не знаю ни молитв, ни обрядов. Последние годы забот с лавкой прибавилось, и я редко посещал общину.
— Будь осторожен. Одно лишь признание в посещении зороастрийского храма грозит тебе верной смертью за пределами Йезда, — напутствовал юношу старик.
На обратном пути Гарман зашёл к сыну соседа-гончара, чтобы уговорить того продать старенький мотоцикл. Старинный приятель согласился легко, но запросил цену вдвое большую. Молодой чеканщик не стал торговаться, рассчитывая на деньги, вырученные за маску. Учитель всегда шел навстречу ученикам в финансовых вопросах, на его скупость никто никогда не жаловался.
Ездить на полноприводном американском мотоцикле было непросто, да и разогнаться, как следует, на нём не удавалось. Однако, для езды по ухабам, камням и песку лучшего транспортного средства ещё не придумали. Гончар использовал мотоцикл для перевозки прицепа с товаром на рынок и обратно, пока не купил небольшой фургон. После этого проходимый, но неуклюжий и медлительный Рокон остался в полном распоряжении мальчиков.
Лёгкий, не более сотни килограммов весом, мотоцикл без особых усилий удавалось вытащить в одиночку из любой ямы, и молодой чеканщик предвкушал, как лихо помчится по дороге в родной Керман на собственном железном коне. Вместо заднего сиденья юноша планировал разместить контейнер с вещами, для чего потребовалось переделать крепление на раме. Дотемна провозившись с мотоциклом, Гарман с приятелем полностью подготовили транспорт в дорогу.
Вернувшись затемно в мастерскую, юный мастер обнаружил на пороге следы крови. Распахнув дверь, он увидел страшную картину — на циновке, где ещё недавно крепким сном спал учитель, с закрытыми глазами лежал мертвенно бледный бедуин. Рядом хлопотал, меняя окровавленные тряпки, испуганный и встревоженный Ахмед. В полыхающем очаге разогревались странные, изогнутые на концах металлические прутья.
— Что случилось, учитель? Что с Салимом? — воскликнул побледневший юноша.
— Пока не знаю. Он недавно пришёл, упал прямо на пороге и теперь без сознания. Видимо по дороге сюда на него напали. Кажется, полживота распорото, большая потеря крови. Подай-ка мне кувшин с водой, — велел Гарману бывший знахарь и принялся аккуратно разрезать кинжалом окровавленную рубаху раненого.
Глава 5. Исполнитель миссии
Ахмеду удалось остановить кровотечение из раны бедуина с помощью запасов редкой в этих местах красной смолы дерева дам-аль-ахавейн [14] и плотной подрёберной повязки. По мнению учителя, рана была глубокой, но неопасной для жизни. Однако, Салим не приходил в себя, что могло объясняться значительной потерей крови и возможным шоком. Гарман с ужасом следил за манипуляциями знахаря с раскалёнными докрасна прутьями.
Сняв куфийю[15] с раненого, Ахмед коротко остриг тому волосы на висках и затылке, обнажив старые шрамы от своего же инструмента. Протерев кожу на голове и груди прозрачной жидкостью с резким запахом, он начал прижигать одному ему известные места на теле легкими касаниями раскаленного металла. Салим лежал без сознания и, казалось, не должен был ощущать боли. Смазав дымящиеся раны неприятно пахнущей мазью, Ахмед с мальчиком аккуратно повернули бедуина на здоровый правый бок и взялись за приготовление отваров.
Молодой мастер замачивал разные травы для обтирания и компрессов, жёг курительницу с благовониями, заваривал чай из листьев сушёного ката[16]. Учитель поил больного стимулирующим отваром через тонкую трубку. Сделав больному массаж стоп, он погрузился в долгую безмолвную молитву. На все предложения Гармана отвезти бедуина в клинику старик отвечал категорическим отказом.
Современным врачам он не доверял и был уверен, что никто не поможет раненому выкарабкаться быстрее и лучше, чем он. Будучи недоверчивым и осторожным, старик старался избегать любых контактов с властями. До конца не зная, чем именно промышляет Салим, Ахмед не желал создавать другу лишних проблем, которые, по его мнению, непременно появись бы после посещения клиники.
На следующий день кровь из раны бедуина сочиться перестала. Металлическими зажимами Ахмед стягивал рану, одновременно прижигая края. Гарман помогал учителю, как умел. Им пришлось несколько раз перетягивать тело Салима на поясе и под рёбрами плотной тканью, чтобы остановить кровотечение. Борьба за жизнь бедуина продолжалась два дня, на протяжении которых оставалось неясным, очнется тот или нет.
Старый мастер и ученик пребывали в неведении, что случилось, кто и с какой целью напал на бедуина. Сумку с полученным на рынке пакетом тот принес, вернее, втащил в мастерскую на себе — она висела на перекинутом через плечо ремне. Там обнаружился увесистый запечатанный свёрток, листок с какими-то пометками и спутниковый телефон, включить который не удалось.
Ахмед не знал, что делать, кроме как ждать. Оставалось надеяться, что его усилия не пропадут даром и раненый очнётся. Опытный знахарь видел, что угрозы для жизни нет. Однако, под угрозой срыва были планы бедуина. Путника с посылкой должны были встретить на побережье через несколько дней. По всем расчетам не позднее следующего утра пора было отправляться в путь, но времени в запасе почти не оставалось.
Салим открыл глаза на третий день и попросил воды. Выглядел он измождённым, но не жаловался, стараясь говорить коротко и по делу. Пакет для перевозки в Саудию он получил на Старом базаре, как и договаривался. В торговых рядах бедуин купил хороший местный томбак [17] для кальяна, хну и женские золотые украшения. Затем, навестил знакомого торговца, взяв у него пару роскошных шелковых ковров для подарков, после чего направился к "Голубиной башне".
Как ему казалось, за ним никто не следил. Салим вёл себя спокойно и степенно, немного петлял по улицам, обходя центр города. В его планы не входило рассекречивать свое местонахождение в Йезде и подставлять Ахмеда, которому не было известно о содержимом посылки. Покупки бедуина лежали в отдельном мешке, который и попытались вырвать у него из рук на узенькой безлюдной улочке. Нападавший подкрался сзади, но бедуин успел выдернуть из ножен висевший на поясе кинжал и схватить обидчика за плечо.