– Отлично. Тогда расскажи им. Пусть разболтают всему свету.

– Слова, достойные твоего брата, – огрызнулась Палатина и повернулась к остальным. – Могу я кое-что сказать? – спросила она Бамалко, прерывая дебаты.

– Сейчас не твоя очередь, – возразил он с легкой улыбкой.

– Прошу меня извинить. Мы должны сделать признание, которое кое-что разъяснит. Нам жаль, что пришлось ввести вас в заблуждение. Вы сомневаетесь насчет всего, сказанного нами, особенно насчет этих усилий ради спасения компаньонки принцессы, но не самой принцессы. То, что я намерена вам рассказать, нарушит очень серьезное обещание, данное мной и Катаном. И я хочу, чтобы каждый из вас в присутствии всех остальных, как свидетелей, поклялся никому больше не открывать этой тайны. Согласны?

Все хором выразили свое согласие, и мы пошли вокруг комнаты, слушая, как каждый из них по очереди клянется всеми восемью Стихиями хранить молчание. Это не защитит нас от предателя, но я надеялся ради нас всех, что клятва запечатает уста любого, кто не является агентом Сферы. Мы делали это очень медленно и как можно торжественнее, в этой жаркой комнате, полной сильных личностей. По мере нашего продвижения возбуждение утихало; люди откидывались на спинки кресел, и воцарялась атмосфера спокойствия.

Ни один человек не поклялся только на восьми Стихиях. Многие добавили клятву своей клановой честью, некоторые поклялись своим городом, – причем двое, очень отрезвляюще, назвали своим домом Посейдонис, – а Таманес поклялся верностью Гильдии. – В первый раз той ночью наступила полная тишина, когда Палатина закончила свою клятву, вновь подтверждая ту, которую собиралась нарушить – хотя она не давала официального обещания, как я. Затем пришла моя очередь.

– Я клянусь Фетидой, Матерью Моря; Тенеброй, Богиней Теней; Гиперием, Богом Земли, Алтаной, Повелительницей Ветра; Фаэтоном, Несущим Свет; Рантасом, Хозяином Огня и Единственным среди Восьми, и Этаном, Властителем Духов, и Хроносом, кто зрит прошлое и будущее; и честью моего клана, что я буду хранить тайну, которую услышу сегодня вечером, от всех прочих душ живых или умирающих. И я призываю всех вас свидетельствовать, что, делая это, я нарушаю обещание, данное умирающему, и буду клятвопреступником, пока вы не увидите, что та, чье доверие я обманул, прощает меня.

Я закончил говорить и отступил назад, снова пропуская Палатину на середину комнаты, глубоко благодарный, что ни на одном лице не появилось осуждения. Но почему лишь Персея поняла значение того, что я только что сказал?

Это была клятва, данная умирающему, – клятва богами Стихий, – потому что приговоренные к смертной казни считались умирающими. Я помнил каждое слово, произнесенное той ужасной ночью в камере, и я солгал моим друзьям и моей семье, чтобы сдержать клятву и защитить Равенну. Теперь я собирался молча стоять в стороне, пока Палатина нарушает эту клятву вместо меня, открывая тайну людям, которых я никогда раньше не встречал. И тоже ради того, чтобы защитить Равенну. Я вновь ощутил во рту вкус пепла.

– У фараона нет компаньонки, – просто сказала Палатина. – Некоторые из вас знают Равенну, другие нет. Она – принцесса Калатара и внучка Оритуры. Нам нужна ваша помощь, чтобы спасти принцессу Калатара и от ее врагов, и от тех, кто притворяется ее друзьями.

На этот раз шум был таким громким, что я испугался, как бы нас не услышали в храме.

– Значит, принцесса была там, – удивляясь, промолвила Персея. Все апелаги выглядели потрясенными. – Она предпочла умереть, чтобы не становиться марионеткой Сферы.

– И мы тоже скорее умрем, чем позволим Сфере сделать из нее марионетку! – свирепо провозгласил Текрей. – Я отдам принцессе свою жизнь и свою службу! Почему бы нам не служить ей, как гвардейцы служат своему никчемному императору?

– Дай ей свой обет, когда мы ее найдем, – мягко ответил Лиас. – А пока мы дали клятву. У кого-нибудь остались сомнения? Если нет, тогда послушайте Палатину. Мы все согласны с тем, что мы собираемся делать. Теперь нужно решить – как. Палатина?

– Есть два варианта. Или мы едем вдвоем, полагаясь на скрытность, или поедут все. Второй вариант дает нам больше возможностей, но он труднее. И мы должны предполагать, что Алидризи подготовил путь бегства, чтобы эвакуироваться, если охрана увидит приближающихся врагов.

– Алидризи уезжает завтра, он возвращается в Калессос, – сообщила Персея. – Катан собирался проследить за ним, но мы все могли бы поехать.

– Слишком очевидно. Алидризи заметит едущую сзади толпу всадников. Нам нельзя привлекать к себе внимание. Если за ним поедет даже единственный всадник, у него должен быть безупречный предлог, а если мы не будем все время держать его в поле зрения, мы рискуем его потерять.

– Тогда устроим засаду? – предложил Лиас. – Я не знаю, много ли там дорог, но их не может быть больше полдюжины. Если мы спрячем на каждой развилке по человеку, который затем проследит за Алидризи вверх по долине, насколько удастся, это поможет?

– Могло бы помочь, – задумчиво протянула Персея. – Но придумать объяснение для этого всадника будет еще труднее. На главной дороге возможно, но не в горах. И если Алидризи будет подниматься в горы, ему придется оставить экипаж. И как тогда за ним следить? Ему та местность знакома, а нам нет. И он тоже может оставлять людей на перекрестках.

– Что, если мы просто понаблюдаем, чтобы узнать, какой дорогой он поедет? – предложил я. – Да, это означает затянуть поиски, зато нет риска оказаться обнаруженными. А когда мы узнаем, то сможем все отправиться туда, чтобы найти это место.

– Ты забываешь, что нас, вероятно, увидят. Они не должны знать, что мы их ищем.

– Украсть лошадей Алидризи и притвориться им и его калессосскими драгунами, – предложил Текрей. – Стражники не заметят, пока мы не подберемся совсем близко.

– Чтобы это вышло, мы должны знать, куда ехать, – напомнил Бамалко. – Если Алйдризи вдруг начнет искать свое собственное убежище, стража заподозрит неладное.

– Катан, разве ты не сказал однажды, что знаешь, как найти Равенну? – спросила Палатина. – Неделю или две назад… по-моему, ты говорил что-то насчет магии.

– Это получилось бы только с письмом. Когда Равенна прикоснулась бы к нему, я бы узнал, где она. Но мы не можем заставить Алйдризи отвезти письмо.

– А другого способа нет? Ты ничего больше не можешь попробовать, чтобы ее найти?

Я на минуту задумался: должно быть что-то, чему нас учили в Цитадели. Но наши наставники абсолютно категорично заявляли, и не без веской причины, что мы никогда не должны использовать магию там, где ее могут засечь. Магия оставляет слабый след на нас и на том месте, где мы ее используем. И если чары были достаточно сильными, этот остаточный след можно обнаружить за мили.

– Как далеко отсюда горы?

– Ближайшие в двадцати пяти милях, а до последней развилки миль сорок.

– В таком случае, если мы сможем определить нужную развилку, – осторожно сказал я, понимая, что связываю себя обязательством, – я, вероятно, смогу отыскать это место в темноте. Я маг Тени, темнота не проблема.

Я увидел несколько ошеломленных лиц. Очевидно, Персея и Лиас не болтали об этом направо и налево, за что я должен быть им благодарен. Ведь Сархаддон в своих проповедях бичует всю нашу магию и сопутствующее ей зло. Особенно магию Тени. Люди боятся темноты.

– А сколько человек могут поехать с тобой?

– Трудно сказать. Я могу найти дорогу в кромешной тьме, но мне пришлось бы вести вас. А основные сложности начнутся, когда мы доберемся до места и должны будем лезть внутрь.

– С дорогой мы справимся, – рассудила Палатина. – И я знаю, ты умеешь взбираться по вертикальным стенам и отвесным утесам, поэтому ты сможешь войти. И выйти обратно. Если мы все подождем тебя внизу…

– Не все, а только некоторые, – перебил Бамалко. – Принцессу нужно будет доставить в безопасное место, и его тоже нужно организовать. Если мы действуем ночью, погода будет ужасная, а значит, чем меньше нас на дороге, тем лучше. Ее будут освещать молнии, и охрана сможет за ней следить. А где нам найти безопасный дом? Не важно, на короткий срок или на длительный, но он должен быть защищен от Алидризи и вице-короля.