В доме Тома Рассо горел свет. Я постучал в дверь, и вскоре послышалось шарканье ног. Дверь слегка приоткрылась.

Сначала мне показалось, что в проеме возникло лицо Тома и что оно в глубокой печали. Затем я понял, что это лицо старика, который просто очень похож на Тома. Я спросил:

— Том дома?

— Зачем он вам?

— По делу.

— По какому?

Если бы он был помоложе, его короткие вопросы прозвучали бы грубо, даже враждебно. Но я понял, что за ними скрывается тревога человека беззащитного.

— Я частный детектив, помогаю Тому найти его жену. Вы не знаете, где он сейчас?

— Он должен был куда-то подвезти свою кузину.

— Не в Редондо-Бич?

— Кажется, он упоминал Редондо. Он попросил меня побыть здесь — на всякий случай. Но он должен был уже давно вернуться.

— Вы его отец?

— Да. — В его темных глазах мелькнуло удовольствие. — Мы всегда были похожи. Многие нам это говорили. Не хотите ли зайти? Том будет с минуты на минуту.

— Да, я его подожду. У меня для него есть кое-какая информация.

Он провел меня в гостиную, и мы сели друг напротив друга. Это был вполне красивый старик лет семидесяти, с копной седых волос. На нем был недавно отутюженный темный костюм.

— Информация о его жене? — осведомился он после долгой вежливой паузы.

— О жене и о матери.

Он вздрогнул и уставился на свои руки: они были слегка деформированы и в них глубоко въелась черная пыль.

— Я ведь был женат на матери Тома.

— Что с ней случилось, мистер Рассо?

— Ее застрелили в этом доме, когда Том был совсем маленьким. — Он тревожно взглянул на меня. — А что, Том о ней спрашивал?

— Сегодня утром она приснилась ему...

— Что он говорил? — мистер Рассо подался вперед, не сгибая спины.

— Ничего такого... А он знает, что с ней произошло?

Старик покачал головой.

— Когда-то знал, но потом забыл. Я сделал все, чтобы он забыл. Наверное, в этом моя ошибка. Как раз я думал об этом сегодня. Когда сын сегодня заехал за мной в санаторий, я с трудом его узнал. Раньше он был такой веселый, жизнерадостный. Но если я и ошибся, то хотел как лучше. Тогда ему было пять лет. Я думал, это пройдет для него бесследно. Я надеялся, мы сможем опять приехать сюда и начать все сначала. — В его голосе и взгляде было глубокое разочарование.

— Приехать сюда — откуда, мистер Рассо?

— Из Бремертона, штат Вашингтон. Все началось во время войны. Я поехал в Бремертон работать на верфи. Я сдал этот дом другим людям и взял с собой Элли и маленького Тома. Но они там пробыли недолго. Элли решила уйти от меня. Они с Томом вернулись в этот дом и прожили тут около года, а я жил в Бремертоне.

— Когда вы вернулись?

— Только после смерти Элли. Меня вызвали сюда, когда нашли ее труп. Я, кажется, говорил вам — ее застрелили.

— Где же они нашли се, мистер Рассо?

— На полу в задней спальне. — Он махнул тяжело в сторону комнаты, где Тому сегодня снился кошмар, где он снова превращался в маленького мальчика.

— А где был Том?

— С ней. Он провел какое-то время совсем один. В полиции мне сказали, что они обнаружили ее труп через несколько дней после смерти. — В его глазах заблестели слезы. — Когда Тому стало нечего есть, он пошел к соседям. Не спрашивайте, почему он не сделал этого раньше. Не знаю. Наверное, боялся. Знаете, как устроены дети. Они боятся, что их будут ругать за все, что случилось.

— Вы с ним говорили об этом?

— Мало. Я решил не ворошить прошлое. — Он смахнул слезы пальцами, сначала с одного глаза, затем с другого. — Может, вы скажете, что я допустил ошибку, оставшись жить в этом доме с Томом. Но я имел право. Это был мой дом. Другого у меня никогда не было. Я удачно приобрел его в тридцать седьмом году, когда женился на матери Тома. Том имел основание быть благодарным судьбе, что у него есть этот дом. Я заложил его, чтобы отправить Тома учиться в фармацевтическое училище. Теперь он неплохо зарабатывает и выкупает у меня дом. На эти деньги и еще на страховку я и живу в санатории. Не знаю, что бы я делал, не будь у меня этого дома...

— Вас никто не осуждает, мистер Рассо.

— Это вам так кажется. Родные его матери очень ругали меня, что я живу здесь с Томом. Мне казалось, со временем все уляжется. — Он оглянулся с таким видом будто прошлое окружило его глухой стеной. — Что говорил вам Том утром? Он вспоминал мать и то, что с ней случилось?

— Пытался.

— Он не называл имена?

— Мне нет, — сказал я. — А вам?

Старик покачал головой. Я взглянул на его лицо. Оно было испещрено линиями, складками и напоминало куски головоломки, кое-как сложенной воедино.

— У вас есть какие-то соображения насчет ее убийцы?

Он посмотрел на меня как-то уклончиво.

— Полиция сначала подозревала меня. Но я доказал, что был в то время в Бремертоне. Я не видел Элли год, даже больше.

— Почему они заподозрили вас?

— Вы же знаете полицию, — он развел руками. — У них всегда в первую очередь подозрение падает на мужа. А к тому времени, когда они разобрались с мной, тот, кто это сделал, был уже за тридевять земель.

— За тридевять земель?

— Ну да.

— Вы имеете в виду кого-то конкретно?

— Да, сэр. — Он наклонился ко мне, его пальцы со вздувшимися костяшками вцепились в мое колено. — Я вычислил, кто убил Элли. Все сходится. Он был в экипаже корабля, который мы тогда строили — «Ханаан». Из-за него она и бросила меня. Из-за него у нас разгорелся скандал, и она уехала. Она и пробыла-то в Бремертоне, пока этот человек был там — его звали Нельсон Бэгли. А когда «Ханаан» уплыл, Эллисон взяла Тома и уехала.

— Откуда вам известно, что ее убил Бэгли?

— Все сходится. Когда я вернулся сюда к Тому, он рассказал, что Бэгли здесь бывал.

— Он назвал его по имени?

— Нет, описал словами. Но когда я пытался заставить Тома рассказать все полиции, он делался нем, как рыба. Они говорили, что у них ничего нет против Бэгли — им хотелось повесить все на меня. Поэтому я сам решил разобраться в том, что случилось. Я заинтересовал газетчика. Он написал статью — без упоминания имени Бэгли. Но все остальное описал в деталях. Я и по сей день уверен, что ее убил Бэгли.

— Откуда у вас такая уверенность?

— Главное, что навело меня на мысль — это то, что «Ханаан» бросил якорь в Лонг-Биче накануне гибели Элли. Это был корабль Бэгли. Он приехал сюда, убил ее и вернулся на корабль. На следующее утро — третьего мая 1945 года — корабль отплыл на Окинаву. Так что когда нашли Элли, Бэгли был уже за тридевять земель.

Я записал дату.

— За что же он, по-вашему, убил ее, мистер Рассо?

— Наверное, за то, что она завела себе кого-то еще. Убил из ревности.

— А кто мог быть этот другой?

— Кто-то с того же корабля. Не знаю. Там были отчаянные ребята, я их помню по Бремертону. Но они плохо кончили. Потом я узнал, что случилась с кораблем на Окинаве. Он сгорел. И Бэгли зажарили живьем в нефти. Это была божья кара. Он плохо кончил.

— Конец ему настал вчера, — сказал я. — Бэгли утонул. Хотя Господь тут явно ни при чем.

Старик встал, пошатываясь.

— Как мог он утонуть? Он же лежал в больнице для ветеранов.

— Верно. Но кузина Глория и ее молодой человек забрали его оттуда.

Он насупился.

— Как это им удалось? Люди из больницы рассказывали, что Бэгли был живым трупом. Мне даже не позволили на него взглянуть.

— Когда это было, мистер Рассо?

— Давно. После войны.

— За эти годы ему стало лучше. Хотя в конечном итоге это не принесло ему счастья.

Рассо дошел до стены, потом вернулся.

— Глория не могла его убить, как вы считаете?

— Не знаю. Как отнеслась она к смерти тетки?

— Я с ней это не обсуждал. После смерти Элли я мало виделся с ее родственниками. Мать Глории — сестра Элли — не из тех, кто прощает. Даже когда я доказал полиции, что все это время пробыл в Бремертоне, Марта так и не простила меня. Она думала, что Элли уехала из Бремертона, потому что я плохо с ней обращался. Но это не так. Я ее только что на руках не носил. — Его глаза превратились в опаленные кусочки памяти. — Иногда я думал: зря я купил этот дом. Зря женился на Элли. Зря родил сына. Покупка вышла мне боком.