Было еще рано, и передняя дверь ресторанчика Бланш оказалась запертой. Где-то в задней части строения раздавались звуки, которые мой взвинченный мозг был готов истолковать, как избиение до смерти.

Оказалось, что это повар на кухне отбивал кусок мяса деревянным молотком. Я спросил у него через сетчатую дверь, на месте ли Бланш.

— Бланш никогда не приходит сюда раньше десяти.

— А где она живет?

Мой собеседник пожал плечами.

— Лучше не спрашивайте. Она хранит это в тайне. Она и телефон-то свой не оставляет. У вас к ней что-то срочное?

Я и сам не мог этого понять. Когда я обедал в ее ресторане, мне показалось, что молодой человек, сопровождавший старика в твидовом костюме, задал Бланш какой-то вопрос, и она показала на берег в южном направлении. Она, наверное, могла бы сказать, куда они собирались.

Я поблагодарил и двинулся назад. К стоянке у ресторана подъехали две машины, из них вышло несколько человек. На них были деловые костюмы, а на головах каски. Они походили либо на инженеров, либо на людей из рекламного отдела, пытающихся выглядеть как инженеры.

Среди них был капитан Сомервилл. Вид у него был замкнутый и измученный. Я поднял руку, приветствуя его, но он не заметил меня. Капитан и его свита проследовали к причалу, где с грузовика снимали тяжелые барабаны с буровым раствором.

По дороге в Санта-Монику я прослушал утренний выпуск последних известий, из которого узнал, что фирма «Леннокс Ойл» выписала из Хьюстона спецбригаду нефтяников и готовила решающую атаку на скважину. Я выключил радио и наслаждался тишиной, которую нарушал гул встречных машин и гудение двигателя моей собственной.

Шоссе было еще не загружено, и видимость была ясной настолько, что на востоке очертились вершины гор, словно границы неведомой страны. Я позволил себе унестись на крыльях давней мечты, как это случалось со мной во время езды на скоростной трассе. Я был свободен и волен, как ветер. Достаточно молод, чтобы посетить места, где я никогда до этого не бывал, но достаточно опытен, чтобы не наделать там прежних ошибок.

Но я приехал в Санта-Монику, и моя фантазия лопнула, как мыльный пузырь. Это была лишь частица мегаполиса, что тянулся от Сан-Диего до Вентуры, а я был жителем бескрайнего города.

Я разыскал ателье Джозефа Сперлинга на боковой улице у бульвара Линкольна. Раньше это была симпатичная улица магазинов и кафе, но время и поток машин сделали свое черное дело. Рядом с ателье была контора но продаже недвижимости. Она не работала, и в витринах пылились фотографии так и не проданных домов.

Дверь ателье Джозефа Сперлинга была заперта. В витрине висели картонные часы со стрелкой на цифре восемь. Именно в это время он, стало быть, должен прийти. До восьми оставались считанные минуты. Я запер машину и отправился в кафе за углом позавтракать. Лишь после второй чашки кофе я согрелся и перестал дрожать.

Когда я снова подошел к ателье, Джозеф Сперлинг был уже там. Маленький кроткого вида человечек с вьющимися седоватыми волосами и очками без оправы. Он посмотрел на меня так, словно на глаз снимал с меня мерку и обдумывал фасон костюма.

— Чем могу быть вам полезен, сэр?

— Вы знаете Ральфа П. Мунгана?

Его глаза чуть расширились, словно регистрируя опасность, и сузились, как бы защищаясь от нее.

— Когда-то я знал его неплохо. У Ральфа неприятности?

— Да, и серьезнейшие.

Он перегнулся через стол, опираясь на штуку ткани:

— Что значит, «серьезнейшие»?

— Он умер.

— Жаль. Очень жаль.

— Вы были в близких отношениях, мистер Сперлинг?

Взрывной волной печальной вести его швырнуло в воспоминания.

— Мы давно уже с ним близко не общались, да и вообще наши отношения вряд ли можно назвать близкими, но я знал Ральфа по Фресно, где мы выросли. Я был постарше Ральфа и Марты и первым приехал в большой город. К тому времени, когда и они сюда переехали, я владел и этим домом, и соседним. Его-то я и сдал им. — Он говорил, словно опасаясь, что я ему не поверю.

— Это случилось недавно?

— Нет, очень даже давно. Лет двадцать тому назад. А лет десять спустя они уехали. Что случилось с Ральфом?

— Его труп нашли в море недалеко от Пасифик-Пойнта.

Сперлинг побледнел.

— Вы из полиции?

— Я частный детектив.

— Это самоубийство?

— Сомневаюсь. У Ральфа были такие наклонности?

— Иногда он заводил об этом речь, особенно выпивши. Ральф был сильно разочарован в жизни — все вышло не так, как он планировал. Не хочу оскорблять память покойника, но Ральф крепко пил. Он и его жена Марта пили и скандалили, скандалили и пили. Иногда я шью вон там, — он махнул рукой в сторону зеленой занавески, — и слышу их через две стены.

— Мне бы хотелось поговорить с его женой. Вы давно ее видели в последний раз?

— Боюсь, что да. Вот уже много лет, как я с ними не общался. Впрочем, говорят, они не живут вместе.

— Разошлись?

— Так я слышал. Но Марте все равно кто-то должен будет сообщить об этом. Хорошо бы это сделали вы, а не я. А может, она в курсе?

— Вряд ли. Это произошло вчера ночью или сегодня утром. Я собственноручно вытащил его из воды.

Он бросил на меня сочувственный взгляд.

— Я заметил, что у вас немножко бледный вид. Присядьте. Я попробую найти ее телефон.

Он поставил мне стул и вышел из комнаты. Зеленая штора колыхнулась, пропуская его, и снова стала на место. Я сидел, прислушиваясь к шепотам, жужжанию, гудению и рычанию бульвара.

Сперлинг вернулся с блокнотом в руке. Он вырвал верхний листок и подал мне его.

— Телефона Марты нет в справочнике. И Ральфа тоже. Но я достал его адрес и телефон от общего знакомого, он занимается недвижимостью. Сейчас Ральф живет в Беверли-Хиллз. По крайней мере, жил. Похоже, в конце концов он кое-чего добился.

Мне это показалось сомнительным. Маленький лысый старичок в ресторане Бланш не производил впечатления человека, который может чего-то добиться. Но на листке значилось — Ботлбраш-драйв. Дорогая улица в очень фешенебельном районе.

— Наверное, есть смысл позвонить ему домой, — подал голос Сперлинг. — Кого-то надо поставить в известность. Ральф, похоже, еще раз женился. Ральф из тех, кто всегда должен быть женатым, насколько я его знаю.

И все же я колебался. У меня было чувство, что я совершил ошибку или вот-вот ее совершу.

— Расскажите мне еще о Ральфе, мистер Сперлинг.

— Что я могу рассказать?

— Ну, вы ведь сшили ему костюм в 1955 году.

— Это так. У него не было денег на пошив, но я уступил ему костюм по себестоимости — мой подарок ко дню его рождения. — Он замолчал, и его внимательный взгляд зафиксировал следствия из сказанного мной. — На нем был мой костюм, когда вы его обнаружили?

— Да.

— Он, должно быть, похудел. Когда мы виделись в последний раз, он слишком растолстел в талии, чтобы носить его. Мы даже пошутили по этому поводу. Он имел лишний вес, но все равно выглядел красавцем.

— Красавцем?

— Да. Так я считал. И миссис Сперлинг тоже, когда была жива...

— Откуда у него следы от ожогов на лице и голове?

— Следы от ожогов?

— Да, и довольно значительные.

— Это, наверное, случилось после того, как мы виделись в последний раз.

— Когда это было?

— Два — три года назад. Я столкнулся с ним на Сенчури-плаза. Он торопился, и наша встреча получилась короткой. Но на голове у него не было ожогов. У него была прекрасная шевелюра.

— Опишите, пожалуйста, его, мистер Сперлинг.

— Ему около пятидесяти. Предрасположен к полноте, но он всегда был подвижный, легкий на подъем. И жизнерадостный, когда не в запое. — Он глянул мимо меня в окно. — Трудно вообразить, что Ральфа нет в живых.

Я был с ним согласен. Явно произошла какая-то ошибка. Я попросил разрешения позвонить. Сперлинг провел меня в заднюю комнату, где висели костюмы в разной стадии готовности, словно заготовки искусственных людей. Когда я набрал номер в Беверли-Хиллз, он деликатно удалился.