Лео поражен пуританством заключенных. А чему здесь удивляться? Самый большой моралист в обществе — это мошенник. Этим принципом мог бы руководствоваться Эррера. Эррера, Эррера… где же ты, Эррера?

Хорошо хоть меня не узнали, думает Лео. Хорошо, что эти господа не читают газет и не смотрят новостей. Если бы они только заподозрили, что среди преступлений, совершенных этим франтом, застывшим на своем матрасе, числится насилие над девочкой… И если бы они только узнали, что эта девочка — подружка его сына… увы, ему бы не поздоровилось.

Но слава богу, они ничего не знают. Конечно, они заметили, что он не из их среды. Это неизбежно породило недоверие, которое, к счастью, не переросло в какой-нибудь враждебный выпад. Очевидно, надпись на стене прямо над головой Лео, гласящая Я НЕ ЛЕЗУ В ТВОИ ДЕЛА, И ТЫ НЕ ЛЕЗЬ В МОИ, является одной из заповедей заключенного. Философия, которую на этом витке своей жизни Лео готов принять. Завет, который товарищи по камере, к сожалению, сейчас нарушают. Учитывая, что они сейчас оскорбляют несчастного онаниста. Угрожают ему.

Лео испугался. Он не знает, на что способны эти люди. Он ничего о них не знает. Он впервые вступает в контакт с подобными представителями рода человеческого. Лео думает, что для них существует меньше сдерживающих факторов, чем для индивидов, с которыми он привык общаться. В противном случае как бы они здесь оказались?

Возможно, они выросли не в такой комфортной атмосфере, как Лео. Их никогда не фотографировали на лошади, одетыми в нелепый костюм, или с клюшкой на поле для гольфа. Они никогда не были членами яхт-клуба. Возможно, они никогда не ездили на лыжный курорт, и у них нет второго дома на романтичном Тосканском побережье. И возможно, эти люди не надевают кожаные перчатки, прежде чем сесть в свой «Ягуар». Да и вообще они, скорее всего, никогда не садились за руль «Ягуара», разве что угнанного. Они ничего не знают ни о джазе, ни о классической музыке. Они не разделяют его страсти к римской истории. Ни его политических взглядов, отмеченных умеренным и светским реформизмом. Они не комментируют с недовольством передовицы «Коррьере» или «Републики». У них нет энтузиазма по поводу фигуры Беттино Кракси, проекта обновления левого течения. Они не приходят в волнение каждый раз, когда вспоминают массовую казнь итальянских граждан в Ардеатинских пещерах. Они не знают, что значит перечитывать каждое лето «Человек ли это?»[9], всякий раз находя эту книгу еще более леденящей душу…

Причем до сих пор все это невежество особо не огорчало Лео. Более того, он даже нуждался в обществе личностей, которые бы не имели ничего общего с ним и его образом жизни. То, что восхищает в этих типах, — их сверхчеловеческая способность оставаться спокойными. В самом деле, нужно еще изобрести то, что может вывести из себя этих бандитов. Какой великолепный урок! Самый благоразумный, самый свободный из всех, которые были преподаны Лео за последнее время.

Жаль, что именно тогда, когда он начал восхищаться ими, заключенные потеряли контроль. Достаточно было молодого онаниста, чтобы взбесить их. Лео с ужасом представил, что они сейчас устроят самосуд над беднягой. Увидеть вживую, как мучают человека, было бы невыносимо. Лео захотелось закричать. Захотелось позвать кого-нибудь. Но он был не в состоянии. Кроме того, он помнит надзирателя и понимает, что лучше никого не звать: есть риск, что надзиратель сам присоединится к трепке. Да еще принесет с собой дубинку. И приведет кого-нибудь из своих товарищей.

«ОТСТАНЬТЕ ОТ НЕГО НА ХРЕН! ОСТАВЬТЕ ЕГО В ПОКОЕ НА ХРЕН! МОЖНО УЗНАТЬ, КАКОГО ХРЕНА, ЧТО ОН ВАМ СДЕЛАЛ?!»

Это был Лео, это он выкрикнул фразу, которую я привожу выше заглавными буквами. Именно он вставил в нее все эти бьющие по ушам «на хрен».

Каким абсурдным и невероятным мог показаться его поступок! Это именно Лео попытался заставить их замолчать, именно он вступился за незнакомца, именно он рискнул своей безопасностью ради сексуального извращенца, который, возможно, и заслуживал хорошего урока.

Увы, наш герой почти сразу раскаялся в своем поступке. Как только все умолкли и он увидел, что к нему направляется небольшая делегация бандитов. Глава, а также уполномоченный представитель этой делегации — из тех, кого не ожидаешь увидеть в подобной роли. Настоящим лидером мог быть тот амбал с рукой, здоровенной, как бедро Лео. Или вон тот лысый с голым торсом и татуировкой на всю грудь, изображающей Муссолини с фашистским приветствием. А эти какие-то жалкие. Главный — плюгавенький тип с красным сморщенным личиком, напоминающим поверхность баскетбольного мяча. Лео чувствует запах гнили из его рта. По нечистому, как его дыхание и цвет лица, произношению можно предположить, что он происходит откуда-то из центра Италии. Слова, с которыми он обращается к Лео, не менее угрожающие, чем те, с которыми он только что обращался к онанисту (тот тем временем опять принялся за свое любимое дело).

«А ты чего защищаешь этого педика? Я тебе говорю! Почему защищаешь этого педика? Может быть, ты тоже педик. Рожа у тебя как у педика. Да и одет ты как педик…»

«Педик» — ключевое слово. Это Лео понял. Также он понял, что подобная настойчивость в причислении его к гомосексуалистам не сулит ему ничего хорошего.

«И чем занимаются педики?»

Последний вопрос обращен не к Лео. Но к одному из шестерок плюгавого. В частности, к поклоннику Муссолини. Который, очевидно, находит вопрос слишком сложным.

«Так чем занимаются педики?» — повторяет рябой, обращаясь уже ко всей камере. Но все здесь недостаточно умны, чтобы знать, чем занимаются педики. С другой стороны, и сам «педик» немного в растерянности.

«Педики берут в рот у других педиков. Вот чем занимаются педики. Очень просто».

За этим безукоризненным объяснением, предложенным рябым профессором своей аудитории, по вопросу «чем занимаются педерасты?» следует нечто невероятное.

Лео чувствует, как кто-то хватает его за горло и тащит с матраса. Но не это удивляет его. Из всех обескураживающих событий, которые с ним произошли за последние месяцы, самое невероятное — это то, что с ним собираются сейчас делать. Именно сейчас Лео более, чем когда-либо в своей жизни, не может в это поверить: сейчас, когда эти ненормальные, разгоряченные и возбужденные призывами рябого «педики берут в рот у других педиков», тащат Лео к онанисту. Но даже это не сильно удивляет Лео. Самая небывалая вещь — это то, что, поставив его напротив онаниста, они толкают голову Лео к животу несчастного извращенца. Педики берут в рот у других педиков. Педики берут в рот у других педиков.

Лео в ужасе. В то время как эти негодяи подталкивают его голову к чреслам парня, который, в свою очередь, не кажется особенно удивленным, Лео охватывает еще больший страх. Он пытается сопротивляться. Но больше для верности трагизму ситуации, чем в надежде выйти невредимым из всей этой истории.

Представь! Представь только, если бы тебя сейчас увидели твои студенты. Что бы подумали студенты, увидев такую сцену: шайка бандюг заставляет Светило Медицины взять в рот у Извращенца. Какая великолепная сцена. Какая познавательная сцена. Какой блестящий урок. Самый лучший твой урок. И конечно, самый поучительный и трагичный.

Голова Лео все ближе к интимным частям тела извращенца, который только сейчас начинает проявлять некоторую стыдливость пытаясь отодвинуться.

Этот отвратительный запах. И чем ближе Лео, тем сильнее он становится. Лео — медик. Он привык к определенным запахам. Он знает, что неухоженное человеческое тело источает адские миазмы. Лео знает: чем ближе ты к чувствительным зонам тела, тем более невыносимы запахи. Сами по себе эти запахи совсем не возмущают его. Не отталкивают его. Но одно дело спокойно относиться к запахам, а другое — брать в рот вещь, которая является их источником. Лео хотелось бы зажать рот и нос. Но единственное, что он может сделать, — это закрыть глаза.

Педики берут в рот у других педиков. Педики берут в рот у других педиков.