Вот он, прежний Эррера. Он только что признался, что в его жизни появилась женщина, но продолжал нудеть про свою мать и свои шалости на досуге.

«А твой отец?»

«Мой отец, бедняга, что он может сделать? Он полностью в ее власти. Не бывало еще такого, чтобы приказ нашей повелительницы обсуждался… Вот, дело в том, что… я хотел тебя попросить одолжить мне немного денег. Я тебе их верну при первой возможности, а взамен обещаю тебе один из вечеров, когда ты сможешь посмотреть на нее».

Вот как. Эррера, без сомнения, нуждался. Он желал небольшую сумму денег в долг.

«А можно узнать хотя бы, как ее зовут?»

«Валерия. Ее зовут Валерия».

Ссора между друзьями случилась ровно через две недели.

Все произошло очень быстро. Они, как всегда, возвращались с матча на «Веспе» Лео. Но даже поражение «Лацио» не объясняло мрачного настроения Эрреры. В чем же дело? Куда подевался его Эррера? Что с ним сделали? Из него как будто высосали всю энергию. Что же произошло? Ссора между матерью и Валерией? Невероятно. Самый большой стоик, которого Лео знавал в своей жизни, дал слабину? Он не выдержал атавистического конфликта между доводами матери и Эроса? Но почему Эррера так неприветлив с ним? Почему, сидя на его «Веспе», он молчит как рыба? Почему не сыплет фейерверком колкостей в адрес продувшей «Лацио» и матушки? Почему не пускается в обычные разглагольствования, которые однажды сделают его юристом, во многом превзошедшего своего отца? Но пока Лео размышлял о необычном поведении друга, тот обжег его неожиданно странной фразой. Он соскочил с мотоцикла прямо перед воротами дома и, возвращая ему взятые в долг деньги, прошипел: «Не желаю больше тебя видеть». Тем же тоном он мог сказать: «Увидимся завтра» или «Перезвоню тебе позже».

Лео едва успел спросить его: «Почему?»

«Потому что я так решил».

«Извини, но что я тебе сделал?»

«Ты мне ничего не сделал. По крайней мере, нарочно. Но ты сделал мне много чего, сам того не замечая. Возможно, случайно. Потому что иначе не мог. И это самая неприятная штука. Именно поэтому не хочу тебя больше видеть».

Лео не верил своим ушам. У него не было слов. Он был оскорблен. И если бы обида оказалась сильнее удивления, он, наверное, пришел бы в ярость. Но и Эррера был вне себя: он весь налился кровью и, казалось, готов был взорваться. Как будто этот неприятный разговор надоел ему. Он хотел завершить его, и точка. Ему нечего было объяснять. Он желал уйти.

«Ну же! Не дури! Я понимаю, что что-то произошло. Но почему я должен расплачиваться за твое плохое настроение? Мне кажется, я заслужил хотя бы какого-то объяснения… Расскажи мне, что случилось!»

Лео был действительно напуган и обеспокоен. Никто никогда в жизни не бросал его. Он не мог даже представить себе, что значит быть брошенным. Это привело его в сильное волнение, на смену которому пришло раздражение: его слова слишком напоминали слова мужчины, требующего объяснений у женщины, которая только что отправила его в отставку. По правде говоря, внутреннее состояние Лео было не так уж далеко от состояния души покинутого без всяких предупреждений и объяснений мужа. А Эррера, как будто специально, усилил его расстройство и недоумение еще одной неопределенной и пафосной фразой: «Знаешь, позавчера вечером… это было просто ужасно!» Он произнес ее с такой смиренной грустью.

Позавчера вечером? Что случилось позавчера вечером? У Лео всплыло только смутное и неуверенное, как шаг пьяного, воспоминание. И в самом деле, в тот вечер, когда Эррера познакомил его с Валерией, Лео выпил больше, чем обычно и чем нужно. Может быть, под воздействием этиловых паров он совершил что-нибудь неподобающее? Но как Лео ни силился вспомнить, ему казалось, что его поведение не выходило за рамки приличий.

Конечно, та девица смутила его своей яркой внешностью. А также своим воинственным голосом и сильным трентинским акцентом. Он едва сдерживался от смеха, наблюдая за гномом рядом с валькирией. Настоящий цирк. Но Лео был абсолютно уверен, что он ни разу не рассмеялся. Он ничем не выдал мыслей, которые могли бы задеть Эрреру. Он вел себя прекрасно. Разве что слегка перебрал спиртного. Ну и слишком много говорил. Да, он помнил даже это. И взгляд Валерии. Она внимала каждому его слову, а Эррера сидел в углу и молчал.

Чувство неполноценности. Ощущение, что он не может соперничать с другом, таким красивым, таким красноречивым, таким светским. Вот в чем было дело?

Вот почему сейчас Эррера гонит его взашей, как служанку, попавшуюся на воровстве? Конечно, речь шла именно об этом. Лео вдруг вспомнил неопределенное чувство вины, которое охватило его в конце вечера, незадолго до прощания, когда он, под воздействием спиртного и непринужденной болтовни, рассказал Валерии глупую и ненужную историю. Он рассказал ей о том, как покупал сигареты Эррере, а продавщица в табачном киоске принялась упрекать его: «Как вам не стыдно покупать сигареты своему сыну?» Боже, как Валерия смеялась! Ужасно. Боже, как не смешно было Эррере. Не менее ужасно. Кто тянул его за язык? Зачем было рассказывать эту паскудную историю? Да, было забавно вспоминать ее среди друзей. Но рассказывать ее девушке Эрреры, первой девушке Эрреры, — это было непростительно. Лицо Эрреры в тот момент! Как ему было стыдно. На нем выражалось такое унижение и недоумение.

Об этом лице Лео вспомнил только сейчас, после того как Эррера сказал ему: «Знаешь, позавчера вечером… это было ужасно…»

В тот же момент Лео понял, почему Эррера наедине с ним был всегда таким забавным, полным участия, и напротив, с другими (особенно с представительницами прекрасного пола) упорно прятался в раковину своей неуклюжести. Это объяснялось стыдом. Он стыдился самого себя. Стыд преследовал его повсюду. Возможно ли, что Лео понял это только в тот момент? Почему тогда он удивлялся, что друг пожелал исключить его из своей жизни без объяснений? В этом не было ничего удивительного. И объяснять здесь было нечего. Все это копилось годами. Нужен был только подходящий случай. Присутствие такого очаровательного приятеля усугубляло стыд Эрреры дель Монте.

Как он не подумал об этом раньше? Должно быть, очень тяжело, просто ужасно жить в стыде. С тех пор Лео потерял покой. До этого не было ни одного человека на планете, который посмотрел бы на него глазами, полными недоверия и горькой иронии.

С тех пор, с того самого воскресенья, за исключением официальных случаев или светских раутов, бывшие друзья никогда больше не встречались. Так, на приеме у зубного врача, увидев фотографию Эрреры в женском журнальчике, увидев своего друга постаревшим, но еще воинственным, Лео улыбнулся почти с нежностью. Он совсем не изменился, подумал Лео: как всегда — смесь стыда и реваншизма. Увидев, с какой яростью Эррера отгонял фотографов, он также подумал: нет, ты все такой же, мой друг. И ты всегда получал что желал! Ты богат как Крез. Ты самый успешный и сомнительный юрист в Италии. Ты можешь трахаться со всеми валькириями, которых захочешь. Но этот стыд — стыд быть Эррерой дель Монте, — увы, он неискореним.

Таким образом, было естественно, что Лео в самый трудный момент своей жизни подумал об Эррере. Эррера — вот в ком он нуждался. Он не только смог бы помочь ему справиться с бедой, но был единственным человеком, который смог бы понять состояние души Лео. Настоящий спец по стыду. Просто эксперт мирового уровня.

Все оставили Лео. Но Эррера должен был поддержать его. Потому что он знал, что значит не сметь поднять глаз, страшась встретить в глазах других отвращение, которое порождает в них твой вид.

В общем, Лео давно обдумывал идею навестить Эрреру. Попросить его о помощи. И если он не сделал этого сразу, виновата была его хандра, усиленная ощущением ничтожества, в которое он постепенно скатывался. Теперь, когда Рахиль перестала поддерживать его, сейчас, когда она оставила его, когда вела себя так, будто его не существовало, а он жил в этом подобии бункера, забитом дисками, книгами и воспоминаниями, в профессоре Понтекорво что-то стало меняться.